Наследница (СИ)

— Вот, Элен, любуйся — это и есть Большое болото. Есть ещё и малое. Большое болото — штука коварная. Ты видишь перед собой воду, но под ней, совсем близко от поверхности, трясина. Вырваться из неё почти невозможно. Ходить здесь могут только птицы да собаки, и то — некрупные. Их вес болото держит. Здесь по осени будет хорошая охота на птиц.

В это время Гжесь, то ли желая заслужить одобрение бывалых охотников, то ли пытаясь покрасоваться перед строптивой подружкой и доказать, что не зря волок с собой ружьё, решил подстрелить хоть какую-нибудь птицу. Пользуясь тем, что мужчины стояли, глядя на водный простор, он за их спинами снял с плеча ружьё и приготовился к выстрелу. Вот, на свою беду, показалась крачка. Выстрел! Птица метнулась в ближайшие камыши и там затаилась. Зато взлетели все остальные. Янош и Войтек, вздрогнув от неожиданности, обернулись. Элен не испугалась, она видела всё, что делал Гжесь, но промолчала. Она выдерживала характер.

— Ну, и зачем ты это сделал? — сердито поинтересовался у сына Войтек. — Подумай сам: даже если бы это была стоящая добыча, а не какая-то крачка, как бы ты её достал? Собак мы не взяли, а человека, как ты только что слышал, трясина не выдержит. Значит, птица пропала бы. Это, если бы ты ещё в неё попал. А так — один бессмысленный грохот.

Элен позволила себе тихонько похихикать. Уж больно заносчиво вёл себя в последнее время Гжесь. Зато сейчас он стоял красный, как варёный рак.

— А это что ещё за смех, барышня? — обратился к ней Янош. — Неудачи бывают у всех, смеяться над ними — дурно! Тем более что и неудача эта объяснима: Гжесь только учиться. Разве у вас, панна Элена, всё получалось с первого раза?

— Нет, конечно, дядя Янош, с первого раза получается не всегда. Но Гжесь не впервые ружьё в руках держит, он сам мне рассказывал, что пан Войтек его учил.

— И что? По-твоему, за несколько уроков можно стать великим стрелком?

— Ну, не великим. Но иногда попадать в цель можно…

— Хватит, Элен! Что-то вы разговорились. К тому же, вы берётесь судить о вещах, в которых ничего не понимаете, — Янош рассердился. Брови сошлись к переносице.

Рискуя навлечь на себя ещё больший гнев, Элен всё же ответила:

— Мне бы хватило нескольких уроков! А дальше бы сама научилась! А через месяц точно смогла бы птицу влёт сбить! Только мне никто даже попробовать не даёт! — Это был большой риск, но не воспользоваться так удачно повернувшимся разговором было невозможно.

— Во-от, значит, как?! — пан Янош вышел из себя. — Тебе кажется, что всё так просто?.. Ладно. Посмотрим. Я сам дам тебе эти «несколько уроков». Посмотрим, что будет потом, что ты сможешь предъявить мне через месяц! А сейчас идём назад. Прогулка окончена! — и Янош, не оглядываясь, зашагал прочь.

Элен шла за ним след в след, не отставая, доказывая и ему и себе, что ходить по лесу умеет и не устаёт так быстро, как обычные барышни. А сейчас она могла пройти и в два раза большее расстояние, не заметив этого: в ней всё пело! Совершенно неожиданно и почти без её участия (по крайней мере, без её инициативы) всё устроилось, как нельзя лучше. Дядя будет её учить — ну, не удивительно ли! Она даже ни о чём не просила.

Вечером, когда мужчины опять остались вдвоём в полутёмной комнате, освещённой только языками пламени в очаге, Войтек нарушил молчание:

— Ты действительно решил учить панну?

— Ты же слышал.

— А не пожалеешь?

— Да нет, почему? Многие женщины неплохо стреляют, чем же Элен отличается от них?

— Мне показалось, ты был не очень рад её желанию научиться стрелять там, на болоте.

— Да. Вот если бы она просто попросила… А то — на тебе, какие претензии!

— А если бы она попросила, ты вот так легко бы сразу согласился?

— Ну, может, не сразу, — пожал плечами Янош. — Но, в конце концов, конечно, согласился бы.

— А ей хотелось прямо сейчас. Вот она и получила желаемое.

— Получила. Только ума не приложу, как это вышло.

— Просто панна Элена в очередной раз обвела нас всех вокруг пальца.

— Думаешь? — нахмурился Янош. — Да нет! Она же ни о чём не просила. Я сам пообещал ей уроки. Уж слишком разозлила она меня своими словами!

— Вот именно на это и был расчет. Ты завёлся, а в запале чего только не скажешь. Конечно, могло получиться и иначе. Панна Элена могла быть в очередной раз наказана разозлившимся дядей, — пан Войтек улыбался, — но она рискнула и риск оправдался. Кстати, почему ты разрешил ей говорить наравне со взрослыми?

— Так попробуй, запрети ей!.. Да, правду сказать, меня забавляют её рассуждения. Раздражают, порой возмущают, но от этого не становятся менее интересными. Иногда она говорит о самых известных, обычных вещах так, что удивляешься, как это раньше сам не замечал и не думал об этом.

— Просто ты её любишь, поэтому всё прощаешь.

— Наверное, ты прав. Не могу на неё долго сердиться!

— Тогда терпи. Она чем дальше, тем больше будет крутить тобой.

— Ну, крутить собой я не позволю…

— А кто тебя спросит? — опять усмехнулся Войтек. — Ты и сам не заметишь, как всё произойдёт. Вот как сегодня.

— Нет, тут ты ошибаешься. Нет на свете такой женщины, которая меня подчинит и станет использовать.

— Что ж, тем лучше, хотя мне кажется, что такая женщина уже есть… А сейчас — не пора ли спать?

На следующий день Янош сам позвал Элен заниматься, когда мужчины вернулись из леса с добытой птицей. Элен ни слова не сказала утром, когда её опять не взяли с собой. Они ушли на рассвете, и девочка оказалась вновь предоставлена сама себе, так как пани Мария расхворалась и после раннего завтрака вновь отправилась в постель. Чтобы хоть чем-то заняться, Элен вытащила привезённый с собой лук и пошла к кромке леса пострелять. Оглянувшись, она обратила внимание на узенькую полоску света, пробивающуюся сквозь заднюю стенку сенного сарая. Это её заинтересовало, и она подошла поближе. Утреннее солнце, светившее со стороны озера, стояло ещё низко, и его лучи, попадая внутрь постройки через открытые ворота, пробивались через какую-то щель. Элен протянула руку и прикоснулась к щёлке. Ей вдруг показалось, что бревно, такое прочное на вид, под её рукой пошевелилось. Присмотревшись, она поняла, в чём дело. В этом месте, видимо, раньше было небольшое окошко, а потом по какой-то причине его заложили подогнанными частями брёвен. Со временем, с креплением что-то случилось, и один из обрубков теперь сидел неплотно. Ничего необычного в этом не было, и Элен, тут же потеряв к сараю и щели всякий интерес, отправилась стрелять из лука. Возвращаясь, она опять взглянула на сарай. Но солнце уже поднялось, и никаких щелей видно не было. Она тут же обо всём забыла, поскольку увидела возвращавшихся охотников.

Итак, первый урок состоялся! Янош подобрал ей ружьё поменьше и полегче, похожее на то, каким пользовался Гжесь. Для начала он объяснил Элен устройство ружья, показал, как оно заряжается и заставил много раз подряд заряжать и разряжать его, не стреляя. Не довольный, видимо, результатами, он велел воспитаннице заниматься этим самостоятельно до следующего урока.

— И если я услышу хоть раз, что ты стреляла без моего ведома и разрешения, имей в виду: никаких уроков больше не будет, пока не станешь взрослой!

Это было более чем понятно. Элен занималась прилежно. Назавтра пан Янош, как ни пытался придраться к чему-нибудь, ему это не удалось. Пусть не так быстро, как бы он сделал это сам, но действовала Элен уверенно и правильно. Это радовало. Но вида Янош не подал. Сказал только, что теперь можно переходить к следующему этапу. Следующим этапом была не стрельба, как надеялась Элен, а урок, посвящённый тому, как правильно держать ружьё во время выстрела, после него, как его носить и как хранить. Это было несравненно более скучное занятие, чем первое. Но, мечтая о своём, Элен терпеливо слушала, запоминала, повторяла слова и движения дяди Яноша, ни разу ничем не выдав своего нетерпения. И опять она весь остаток дня и следующее утро провела со своей новой игрушкой. Продемонстрировав дяде все необходимые манипуляции и ответив на его вопросы, вновь зарядив и разрядив ружьё, она опять не получила ни одного замечания, как бы он ни старался подловить её на чём-нибудь. И вот, наконец-то, пан Янош сказал, что можно приступить к главному.