Клодина уходит...

– Прощайте, Анни.

– Клодина, ещё одну минуту, одну только минуту! Я хотела бы… я хотела бы, чтоб вы любили меня издали, ведь вы могли меня полюбить, раз я уезжаю, а вы остаётесь!

– Я не остаюсь, Анни. Меня уже нет. Разве вы не чувствуете этого? Я уже всё бросила… кроме Рено… ради Рено. Подруги предают, книги обманывают. Париж не увидит больше Клодину, она будет стареть вместе со своим другом в окружении своих родственников– деревьев… Он состарится раньше меня, но уединение способно совершать чудеса, и, кто знает, может, мне удастся отдать ему часть своей жизни и продлить его жизнь…

Она отворяет дверь, сейчас я потеряю своего единственного верного друга… Каким жестом, какими словами могла бы я её удержать?.. Но белая дверь уже скрыла от меня её стройную фигурку, я слышу лёгкий шелест платья и лёгкие, заглушенные ковром удаляющиеся шаги, такое же шуршание недавно предшествовало её появлению… Клодина уходит!

Я только что прочитала телеграмму Алена. Через тридцать шесть часов он будет здесь, а я… Сегодня вечером я уеду скорым поездом «Париж—Карлсбад», тем самым поездом, который вёз нас когда-то в Байрет. А куда я поеду оттуда… я сама пока не решила. Ален не говорит по-немецки, это ещё одно небольшое препятствие на его пути.

Я много размышляла последние два дня, у меня голова устала от дум. Моя служанка будет поражена не меньше мужа. С собой я беру лишь двух маленьких друзей: собачку Тоби и револьвер Тоби. Так что я буду под хорошей охраной. Я твёрдо решила уехать, я не стану заметать следы, но и не собираюсь, как мальчик-с-пальчик, помечать свой путь белыми камешками… Это не безрассудный побег или неожиданное бегство; узы, связывающие нас, подтачивались уже давно, а за последние четыре месяца они ещё больше истончились и не выдержали. Что нужно было для этого? Всего-навсего, чтоб рассеянный тюремщик ненадолго удалился и узнику представился тогда весь ужас его темницы, а в дверную щель пробился солнечный свет.

Будущее моё неясно. Так даже лучше, я не хочу, чтоб меня мучили предчувствия, Клодина и так слишком напутала меня! Я хочу верить, хотя и боюсь, что есть на свете далёкие страны, где всё будет ново для меня, что есть города, одно название которых влечёт к себе, что есть небеса, под которыми в вас может вселиться другая душа… Неужели на всей огромной земле не найдётся некое подобие рая для такого маленького создания, как я?

Я стою перед зеркалом в своём рыжем костюме и прощаюсь со своим отражением, со здешней Анни. Прощай, Анни! Ты слаба и нерешительна, но я всё же люблю тебя. Увы, мне больше некого любить, кроме тебя.

Я заранее принимаю всё, что случится со мной. С лёгкой грустью, без всяких иллюзий смотрю я в будущее. Меня ждёт новая жизнь. Я стану одинокой путешественницей, той, которая в течение недели вызывает любопытство в гостиницах за общим столом, в которую во время каникул влюбляется безусый школьник или страдающий артритом старик на водах… Обедает она всегда одна, её бледность злые языки объясняют сердечной драмой… Она всегда в чёрном или тёмно-синем, её печальный и неприступный вид оскорбляет и отталкивает случайно повстречавшихся на её пути соотечественников… Она та, за которой неотступно следуют мужчины, потому что она хороша собой и одинока, а может, и потому, что у неё на руках поблёскивают крупные дорогие жемчужины… Она та, кого ночью убивают в её номере, в постели, чьё окровавленное, изуродованное тело обнаруживают на рассвете… Нет, Клодина, меня ничто не путает. Ведь это и есть сама жизнь, бесконечно текущее время, и на каждом новом повороте пути я буду ждать обещанное чудо, ради которого я покидаю привычный мир.