Скверный маркиз

Замолчав, она смотрела на него исподлобья, была бледна. Хотела что-то еще сказать, но голос ее задрожал, прервался, и, отвернувшись, чтобы маркиз не заметил брызнувших из ее глаз слез, Орелия подошла к окну и устремила невидящий взгляд на улицу… В эту минуту ей казалось, что вокруг стоит полная непроглядная тьма.

— Простите меня, Орелия, — очень тихо и почти смиренно проговорил маркиз. — Простите…

— Н-нет… — Она сделала судорожное глотательное движение и старалась говорить спокойно и твердо, хотя голос ее снова дрогнул, — нет, никогда я… не прощу вас… за то, что вы… такое обо мне… подумали!

Она отошла от окна и под его неотрывным взглядом подобрала деньги и чек. Их она быстро спрятала в муфту, а пистолет так и остался лежать на полу.

Когда она уже подошла к двери и готова была шагнуть за порог, маркиз попросил:

— Орелия, позвольте мне… как-то помогать вам!

— Мне ваша помощь не требуется… милорд. Да и я вам… не доверяю!

— Если вы желали уязвить меня таким ответом, то своей цели вы успешно достигли! С чем я вас и поздравляю!

— Но мне вам нечего больше ответить, милорд! — И она вышла, аккуратно притворив за собой дверь. А он чувствовал себя так, словно на него обрушился ураган, закрутил его, поднял в воздух и бросил на землю. И все стихло…

Придя к себе, Орелия попросила прислать к ней Эмму. Та сначала ушам своим не поверила и замахала руками. Неужели им с Джимом удастся уехать на север и зажить там самостоятельно? Трудно даже представить, что все это может быть правдой! Это, наверное, просто ошибка какая-то…

— Но это правда, Эмма, в этом нет никакой ошибки и никакого обмана!

Из глаз Эммы хлынули слезы:

— О, мисс! Вот никогда бы я не поверила, что на свете еще осталось столько доброты! Как я смогу хоть когда-нибудь вас отблагодарить, мисс?

— Как можно скорее увидевшись с Джимом. Поторопись, Эмма! А миссис Мэйхью и другим слугам скажи, что Джим получил приглашение на работу в одно из северных графств и вам надо немедленно уезжать, потому что тогда он сможет для вас и конюшню купить, если поторопится… И еще скажи, что, хотя он берет тебя с собой, жить ты будешь до самой вашей свадьбы в семье его брата. Все, конечно, удивятся поспешности, с какой вы покинете эти места, но никто ни о чем не догадается…

И Орелия достала из муфты деньги и чек:

— Вот двести фунтов! А как только Джим откроет собственный счет в банке, то вы получите и деньги по чеку. Чек выписан на твое имя.

— О, мисс! Мисс! Это просто чудо какое-то! Я и мечтать о таком не смела! — И Эмма опять разрыдалась.

— Тогда перестань плакать! А то все подумают, что тебя ждут на похороны… Послушай меня! Пока я положу твои деньги сюда вот, в комод, им лучше полежать до поры до времени здесь, а не у тебя в комнате.

— И вправду, мисс, а то их увидят другие горничные…

— А когда я уеду на обед, постарайся поскорее все сообщить Джиму. Ну а сейчас, если ты не поможешь мне, я опоздаю в Карлтон Хауз, и герцогиня будет мною чрезвычайно недовольна!

Орелия быстро приняла ванну и с помощью Эммы, которая просияла лицом и в каждом движении которой начала сквозить радость, переоделась в нарядное платье, весьма сожалея, что приходится ехать, но отказаться от приглашения под предлогом недомогания было нельзя, не подняв изрядного шума. Ведь все было в порядке, когда они с Кэролайн разошлись по своим комнатам, и кузине, а главное, герцогине, ее внезапная болезнь — и Орелия это хорошо понимала — покажется странной и подозрительной. А вдруг они начнут разнюхивать и узнают, что какое-то время ее не было в Райд Хаузе? А если, по необъяснимому капризу судьбы, им станет известно что-нибудь насчет Эммы и ее тайны, тогда все усилия помочь ей окажутся тщетными!

«Нет, — решила Орелия, — я должна поехать в Карлтон Хауз. Надеюсь только… что не придется опять… говорить с маркизом… тем более что я его… ненавижу!..»

Тем не менее реакция на все пережитое сегодня не заставила себя долго ждать. Навалилась усталость. Мысли и чувства Орелии были вялы, безжизненны. От того яростного негодования, которое прорвалось в ее ссоре с маркизом, не осталось никакого следа… Она уныло бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале и, едва волоча ноги, вышла из комнаты.

Однако платье из серебристой парчи, на котором настаивала Кэролайн, делало ее сказочной феей. Неземное видение, осиянное лунным светом… Лунный луч, скользящий по гладкой поверхности озера… Она была очень бледна. Глаза, немного запавшие и оттого ставшие просто огромными, выражали странное сочетание чувств и притягивали идущей из глубины ее существа отрешенностью… Как бы то ни было, у Кэролайн, когда они встретились, чтобы вместе спуститься в холл, не возникло ни малейшего подозрения, что Орелии сейчас может быть невыносимо плохо. А она была на грани того, чтобы вот-вот разрыдаться.

— Миленькая, ты замечательно выглядишь! — как всегда повышенно оживленная, когда ей предстояло появиться на людях, воскликнула Кэролайн, порхая вокруг сестры и искренне ею любуясь. — Ну-ка повернись, повернись, я на тебя посмотрю! А теперь пройдись… Та-а-ак… Чудесно! Ты совершенно прекрасна! Глаз не отвести!

— Нет, это ты — сама красота, — без всякого энтузиазма выполнив просьбу, с трудом отвечала Орелия, мучительно разлепив губы и стараясь попасть в нужный тон и соответствующую беззаботную интонацию, а не впасть в бесчувственное, апатичное состояние, объяснить которого она никак сейчас не сумеет.

Но своим замечанием она отнюдь не погрешила против истины. Темные волосы Кэролайн, ее белая кожа и алый соблазнительный рот вкупе с красным платьем, выписанным из Парижа, делали ее эффектной и яркой, притягивали к ней взгляд. Туго стянутое в талии, с пышными рукавами, платье было густо украшено розочками из тюля с крошечными искусственными рубинами, хотя драгоценные камни ее ожерелья были вполне настоящими, так что, не будь Кэролайн вдовой, оно вряд ли, по общепринятому суждению, подошло бы такой молодой особе. На тонких запястьях сверкали браслеты, унизанные тоже рубинами и в придачу к ним бриллиантами, на безымянном пальце вместо кольца с алмазом, подаренного маркизом в день их помолвки, алел огромный рубин, переливаясь таинственным, яростным темно-красным светом… Хороша! Безусловно и уверенно хороша! И отлично знает об этом.

Бок о бок Орелия и Кэролайн торжественно спустились по лестнице, у подножья которой их ожидал маркиз. Рядом с ним жемчужно мерцала бриллиантами герцогиня в роскошной тиаре с алмазами и сапфирами. Только на Орелии совсем не было драгоценностей. Очень юная, воздушная, она сошла вниз, избегая взгляда маркиза.

— Бабушка, — проговорил тот, следя за Орелией взглядом, — если мы не хотим нанести ущерба восхитительным туалетам наших очаровательных дам, то не лучше ли нам ехать на этот прием в двух каретах? Кэролайн я возьму к себе, а вы привезете Орелию…

— Разумное предложение, Дариус, — согласилась с ним герцогиня. — Идите вперед, Орелия, я последую за вами.

— И мы подождем вас в холле Карлтон Хауза, если вы запоздаете, — добавил маркиз.

Он быстро пошел к выходу вслед за Кэролайн, и Орелия украдкой посмотрела ему в спину. Да, она сердилась на него, возмущалась его поведением, но не могла не признаться себе в том, что еще никогда он не выглядел так, как сейчас. Его парадный сюртук, безукоризненно сидящий на широких плечах, сиял орденами. Среди них был и орден Подвязки с голубой ленточкой. «Но я все равно его ненавижу», — прошептала Орелия и снова ощутила боль в сердце при мысли, что он мог хотя бы на мгновение усомниться в чистоте ее побуждений и действий. Думать об этом было горько и унизительно, но тем выше она подняла голову, сев после герцогини в карету.

Часть пути они проехали в молчании, потом герцогиня заметила довольно-таки язвительно:

— Надеюсь, учитывая своеобразие ваших вкусов, Орелия, некоторые светские гости в Карлтон Хаузе все же покажутся вам родственными душами. — А так как Орелия не нашлась, что ей ответить, герцогиня продолжила тоном легкой насмешки: — Но боюсь, что при ваших утонченно-романтических взглядах ни один обыкновенный английский джентльмен не завладеет вашим воображением. И тут, знаете ли, ничего не поделаешь: некоторым особам женского пола, видно, на роду написано оставаться старыми девами.