Проклятая война

— Безусловно, лирика, киношные фантазии взыграли, а ещё обида, что любимая всеми отвергнута тем, на кого указал её пёрст. Твоё упорство её только раззадорило. Ни кому — нибудь, а ей, Седовой и отказ. Вот её и понесло. А ты, дорогой, вместо того, чтоб разобраться и принять меры, струсил. Да ещё дверь закрыл перед её носом.

Он дёргает плечами и возмущается:

— Закроешь тут… — он запнулся чуть не выпалив про поцелуй, но передумав сказал другое:- если Сталиным пугают. А она лезет как коза. Зачем мне такая головная боль… Я устал от неё… Нет-нет… Боже упаси, сохрани и помилуй! Очень прошу, вытесни её отсюда, избавь…

Я молчу. Со Сталиным он переборщил. Меня убедить хочет. Те разговоры про вождя пошли после приказа не пускать Серову на порог. Её выдумка и больше ничья. Дело понятное. Она вертится на самом верху. Не могла перенести отказ, придумала себе щит. Мол, Сталин Рутковского припугнул, поэтому он и не со мной: разве б устоял. Умная бестия. Но это доказывает, что Костя чист и между ними ничего не было. Иначе зачем ей маскировать так отказ Рутковского. Это я понимала. А вот он похоже нет.

Я с трудом спрятала улыбку, он явно был напуган и раздражён. Ждала, что он расскажет про тайный поцелуй, но муж упорно молчал. Ладно подожду. И наслаждаясь мелкой местью поддала жару в огонь.

— Не мудрено. Смотри ещё и Сиронов к барьеру поставит. Про вас уже вся Москва небылицы плетёт.

Он закашлялся.

— Да-а!? Нет, не пугай меня. Сиронов, в отличии от этой дамы, не сумасшедший.

Чтоб не расхохотаться я прикрылась рукой и принялась искать на полу якобы что-то потерянное.

— Не знаю, не знаю… Причём рассказывают жуткие подробности. — Не выдержав всё же хрюкнула я.

Вздох, облегчения, вырвавшийся из его груди, говорил о том, что я рассекречена. Он понял, что всё это мои шутки.

— Чем головы у народа забиты, ведь такая кровопролитная война идёт. Я поражён. Но ведь ты не поверила, почему? — смеялись его сделавшиеся совсем голубыми глаза.

— Я просто прикинула, что, во-первых, на сколько я тебя знаю, ты наверняка, её испугался. Во-вторых, с таким тяжёлым ранением и кувыркаться с первых дней попадания в госпиталь, это не реально. Хотя после сегодняшней ночи, я могу и засомневаться, — запрыгали чёртики в глазах. "Если б не дочка, которую не потащишь за собой, на фронт, я б никогда, не оставила тебя ни на минуту. Ах, каким бы это было разочарованием для твоих поклонниц".

— Психолог. — Поймав, притянул, он, смеясь, к себе. — Ты не находишь, что в кино она более мила и безобидна?

— Костя, ты жесток, она просто несчастная женщина. Седов был сильной фигурой. Герой, лётчик, командир дивизии, сильный, настырный, амбициозный, во всём первый и лучший, обласкан властью и хорошо материально обеспеченный. Рядом с ним она чувствовала себя принцессой. Такого же по габаритам мужчины рядом с ней больше не случилось. И вдруг ты… Про себя же всё она хорошо знает. Все видя в ней только знаменитость, мечтают сфотографироваться, потрогать руками, похвастаться знакомством с ней и так далее, но не одному она не интересна как человек, женщина. Она не глупа и это её убивает и обижает. Даже если ей предлагают быть женой, то только потому и для того, что она вдова Седова, вхожая во власть или актрисе, чтоб показать её рядом с собой…

— А Сиронов? — перебил он.

— Это сейчас он Сиронов. А ей не давал прохода, давя своими ухаживаниями и слёзными признаниями никому неизвестный несчастный сочинитель. Он не так чист и прост как кажется. До "влюблённости" в Валентину, он был женат на Евгении Ласкиной. Она сестра того самого редактора в издании которого он работал.

— Ну и…

— Почувствовав высоту взятой, а перспективам предел, сочинитель отправился в поиск. Валентина лакомый для него кусочек. Есть что показать и как воспользоваться. Она поверила в сочинённое и представленное им чувство и пожалела его, и себя заодно. Прикрыла своё одиночество. Решила убить жизнь на помощь в его становлении. Толкала его пьесы, играла в них, знакомила с нужными и влиятельными людьми. Выводила шаг за шагом на самый верх- связи, знакомства, то да сё… Он талантлив, но никто без неё в его сторону даже не плюнул бы. Таких много. Ему нужна актриса Седова, а не Валя. Это чудовищно для женщины, тем более не простушки. Думаю: она очень скоро поймёт, что он за карьеру мать родную продаст. К тому же ужасный бабник и волокита. А может уже понимает, но идёт на это, потому что другого кандидата нет. Возможно, поэтому её нервы не совсем в порядке. Кто знает, могло и это её подтолкнуть к такой сильной фигуре, как ты. Хотела вырваться из сетей сочинителя и убежать от себя. За взбрыками актрисы кроется душа. Она обнажена и затянута лишь театральной дымкой. Кто злится, кто завидует, а душу не видят. По-доброму такая жизнь не кончится. Поэтому надо терпеливо к её причудам отнестись. Знаменитостям кино по статусу положены некоторые вольности и лёгкий флирт.

— Хорошую перспективу ты мне нарисовала. — Сверкая бездонными от смеха глазами, вновь прижал он меня к себе. — Она тебе больше ничего не говорила?…

Я почувствовала как напряглась его рука на моей спине. Это безжалостно прошло через мою душу. "Что ж его так волнует? Неужели фронтовые сладкие приключения…" Мне было неприятно, но я твёрдо ответила:

— Ни-че-го.

Конечно, опять почувствовала, как его отпустило и он бодрым голосом попросил:

— Люлю, давай попоём, а?

— Неудобно…

— Мы потихонечку. Душа поёт. Не могу поверить, что вы с Адусей рядом и я держу тебя в своих объятиях. С тобой всегда всё просто и понятно. Любая сложная ситуация становится маленькой и пустяковой…

— Возьми с собой, чтоб быть всегда вместе, — мой голос дрожит от надежды.

— Вот придумала… Не время. На чём мы остановились… Ах да… Давай споём!

Я, как всегда, уступаю и мы, обнявшись, тихонько пели. Дочка смеялась и пристраиваясь с другой стороны нежничала с ним. Я была на седьмом небе. Счастье — разве это не оно?!

Как-то приходил Ерёменко с женой. Он лежал с ранением тут же. Говорили о весёлом, смеялись.

Адуся не давала отцу покоя вопросами о войне, либо принималась читать любимцу своему в слух книги. Его трудно было врачам лечить, он был беспокойным пациентом. К нему всё время приезжали военные посетители. Привозили сводки и о чём-то шушукались. В такие минуты, мы с Адой выходили в коридор. Как только стал немного поправляться, крутился, как на иголках, требовал выписать его бегом на фронт, но врачи воспротивились, порекомендовав некоторое время отдохнуть в домашних условиях. Срочно перебрались во вновь полученную, правда, пока ещё не устроенную квартиру в которой нам выделили две комнаты. Господи, как я обрадовалась только нашему гнёздышку. Военные помогли найти кое — какие вещи. Кровати, диван, стол, стулья, шкаф. Моей благодарности не было предела. Кое-что удалось выменять на мыло, которое было на вес золота. Какое счастье. Мы все вместе. Хоть немного, хоть чуть-чуть, но рядом. Определили Аду в школу. Надо чтоб закончила год.

"Весна! Весна в Москве!" — ликовала неугомонная Ада. Опасность отодвинулась с откатом фронта. Москва была уже другой. Затемнение, конечно, соблюдалось. Но страха уже не было. На улицах оживлённо. Работали театры и кино. Мы пользовались этим, с удовольствием посещали спектакли, ходили на оперетту, были и в кино. К тому же весна сводила с ума. Ему принесли большущий букет ландышей. Костя усадил меня к себе на колени, и мы любовались, вдыхая их пьянящий аромат вдвоём. Как будто не было ни боёв, ни разлуки, и не выла хотя уже теперь редкая сирена, поднимая в душе тревогу, извещая о налёте. То смотрели в окно, как бойцы, удерживая на стропах, вели по улицам заградительные аэростаты. Не важно чем заниматься, лишь бы вдвоём. Это так хорошо! В бомбоубежище не спускались. Жалея время, так мало оставшегося нам. Я надеялась, хотя бы ещё на две недели задержится моё счастье, но пришёл навестить Жуков. Я ничем не выказала свои чувства: ни удивление, ни насторожённость. Мы тепло встретились. Знакомы были ещё с Ленинградских курсов, потом Белоруссия… И это он помог с освобождением Кости из "крестов" поставив, по просьбе Тимошенко, в список нужных ему офицеров одним из первых. Понимая, что им надо поговорить, я оставила мужчин одних и ушла на кухню. Насторожившись, сердце щемило. Жуков зря не придёт. Не до визитов и церемоний сейчас. Чтоб отвлечься приготовила обед. Как раз во время, потому что Костя, заглянув, спросил: