"В самом пекле бессмысленных лет..." (СИ)

Серидзава был убит в дождливую ночь десятого месяца третьего года Бункю. Нападавшие - Кондо, Хиджиката, Иноуэ и Соджи, все из Шиэйкана, самый ближний к Кондо “круг доверия”, - закрыли лица, чтобы обставить все как нападение неизвестных; кроме них о планировавшемся не знал никто.

Но когда Соджи, бесшумно отодвинув скользящую дверь, шагнул в комнату, где спали Серидзава и его любовница, его встретил ожидающий взгляд в упор.

- Я рад, что это ты, - прошептал Серидзава. Он рванулся к стойке для мечей, но Соджи опередил его. И только когда Серидзава безжизненно вытянулся поперек футона - костлявый и странно маленький сейчас, - Соджи увидел, что катана лежала рядом с ним. А на стойке для мечей были только пустые ножны.

- Четыре, смерть, - повторил Соджи, когда они подходили к поместью, где квартировалось ополчение. Налетевший порыв ветра принес несколько бело-розовых лепестков - у ограды справа росло чахлое персиковое деревце, кривоватое и больное. Но и оно цвело сейчас, изо все сил, как могло. Соджи вдохнул персиковый аромат и закашлялся.

- Весенний ветер, нехорошо, - с обычной суетливой заботливостью проговорил Иноуэ, встретивший его во дворе. - Надо чаю, я сейчас.

- Прошу прощения, Иноуэ-сан, - тихо сказал Сайто. - Я как раз чай собирался пить, когда вызвали на поиски. Если Окита-сан не откажется…

Соджи виновато опустил голову - отряд Сайто, третий, должен был сегодня идти в ночное патрулирование, Сайто надо было сейчас отдыхать, а не бегать по городу и разыскивать его…

- Благодарю вас за заботу, Сайто-сан. Я не откажусь, конечно. А вы не играете в сёги? - спросил Соджи, когда они уже шли по галерее к комнате Сайто.

- Играю, но сегодня, к сожалению, не смогу быть вашим противником - уже смеркается, с темнотой мы выступаем… Прошу меня простить. Однако чай выпить мы успеем.

- И в сёги сыграть успеете, - вмешался в разговор Хиджиката, выйдя из комнаты прямо перед двумя отрядными командирами. - Сайто-сан, третий отряд патрулирует завтра днем, в ночь отправится восьмой Нагакуры. Соджи, завтрашняя ночь за твоим первым отрядом, не забыл?

- Спасибо, Хиджиката-сан, - широко улыбнулся Соджи. Проводил взглядом Хиджикату, который неспешно удалялся по галерее в сторону комнат командира. Они всегда будут вместе, подумал вдруг он с легкой завистью. Он был далек от мысли заподозрить кёкучо и фукучо(4) в плотской связи; тяжи, что связывают их, гораздо прочнее просто дружеских, братских, союзнических. Родство в духе. И как бы ни опекали его, Соджи, Кондо-сэнсэй и Хиджиката-сан, он для них - третий лишний. Соджи вспомнил слова Серидзавы о выпрашивании любви и зябко передернул плечами - каким бы негодяем ни был Серидзава, но в этом он был прав.

В комнате Сайто не было почти ничего, кроме самых необходимых предметов, ни картин, ни свитков каллиграфии. Пусто и голо. Но чай у него был отменный. Соджи отпил из чашки и почувствовал, как по телу разливается тепло. Они сели играть в сёги. Сайто играл хорошо, но чересчур прямолинейно. Проигрывая, он смешно морщил нос, крутил головой, а потом улыбался легкой застенчивой улыбкой. “Еще партию, Окита-сан?” Они оживили погасшую было жаровню, и в комнате стало уютно почти по-домашнему, и подавленное настроение Соджи рассеялось. Он рассказывал забавные истории, а Сайто тихо посмеивался, поглаживая себя по подбородку.

- Привык не бриться, - пояснил он. - Даже бороду когда-то думал отпустить.

“Когда-то” прозвучало забавно - Сайто был всего на полгода старше самого Соджи.

- Станете важным даймё - непременно нужно отпустить, Сайто-сан, - нарочито серьезно сказал Соджи. - Непременно. Какой же даймё без бороды?

Сайто засмеялся - впервые Соджи видел его смеющимся. Тут в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату ввалился Харада Саноскэ - командир десятого отряда, отличный копейщик, пьяница, ругатель и грубиян, и вместе с тем душевнейший и храбрейший товарищ. Сейчас Харада только вернулся с патрулирования, был трезв и зол как демон.

- Что за день! - начал Харада без всякого приветствия, даже не потрудившись закрыть дверь.

- Присаживайтесь, прошу вас, Харада-сан, - в голосе Сайто не было показного радушия, но чувствовалось, что гостю он рад совершенно искренне.

- Стали убирать труп, она вдруг схватилась и прочь со всех ног. Думали, испугалась, а она на мост и с него… там течение, выловили черт знает где…

Соджи похолодел, вспомнив актера и то, что тот говорил. Дальше Харада пустился перечислять все большие и мелкие происшествия, свалившиеся на голову его и его отряда во время патрулирования города. По спокойному и сочувствующему лицу Сайто Соджи понял, что командир третьего уже привык к таким излияниям Харады.

- Потом какие-то… (Харада упротребил крепкое словцо) пытались обобрать торговца шелком. Совсем как при прежнем командире, не к ночи будь он помянут…

И этот Серидзаву вспомнил, почти без удивления подумал Соджи. И спросил, почти не надеясь услышать иное, чем то, что уже зналось где-то в глубине:

- А с моста-то кто прыгнул, Харада-сан?

- Та девка, которая собиралась бежать вместе с этим… забыл как его, с дезертиром. Любила его, видать. Жалко, молоденькая совсем.

Соджи прикрыл глаза. “Любила”. А он умеет только убивать.

В открытую дверь влетел ветер. Соджи снова услышал тонкий и свежий аромат персиковых цветов и снова почувствовал в груди противную стесняющую дыхание щекотку.

- Весенний ветер, - пробормотал он, кашляя.

Комментарий к 12. Ветер и запах цветущего персика

(1) - корь, принесенная в Японию английским судном в 1862 г.

(2) - в японском языке слова “четыре” и “смерть” звучат одинаково

(3) - квартал “красных фонарей” в Киото

(4) - командир, заместитель командира

========== 13. Молчащие горы и свежая кровь на свежем снегу ==========

Швейцария, 1867г

Ирен

Це не твоя земля

І не твоя любов

(“Океан Ельзи”)

А горы вокруг молчали. Ирен перепробовала уже все - напевать вспомнившуюся песенку, которую они пели в пансионе, болтать с веселым румянощеким и крутоусым возницей, приветствовать улыбкой каждый выкатывающийся из-за холма поселок или деревеньку. Тщетно. Горные пики, черно-белые, туманные сейчас, немо возвышались за круглыми покатыми холмами, и не было того приветственного гудения, не слышимого никем, но для Ирен тем не менее столь же явственного, как теплое молоко и мягкий серый деревенский хлеб, которое она ела сегодня утром на завтрак в маленькой придорожной гостинице. Горы отказывались говорить с ней.

Лоран собирался в далекое путешествие - на сей раз он отправлялся сам, хотя одному из основных пайщиков большой торговой компании было совершенно не обязательно плыть на другой конец света. Однако остальные компаньоны были люди пожилые, степенные и на подъем тяжелые. Да и прошлое морского офицера иной раз отзывалось ностальгией - Лоран со слегка преувеличенной меланхолической тоской в голосе говорил жене, что слух его страдает без скрипа мачт, гудения парусов под ветром и плеска волны в скулу корабля. Ирен в ответ шутила, что мачты и паруса вряд ли страдают ответной ностальгией по лейтенанту Перье. Теперь Лоран собирался плыть в Китай, откуда ему надо было отправиться ненадолго в Японию - у его компании что-то не ладилось с поставками оружия клану Сацума. “Твоим соотечественникам нельзя верить”, - говорил Лоран. “Только в отношениях с круглоглазыми варварами”, - поддевала в ответ Ирен. Лоран делал скорбную мину, не портившую, впрочем, его красивого лица, и возводил очи горе. “Ну, что ж, мадам Перье, вы остры на язык, зато мне с вами не скучно”, - говорил он. И это звучало так, будто ее награждали орденом Почетного легиона.

Теперь Лоран был занят сборами, улаживанием тысячи и одного неотложного дела, и Ирен почувствовала себя одиноко. Чтобы развеяться, она решила съездить в маленький швейцарский городок, где поселились после ее замужества мать с отцом.

Они не одобрили Лорана Перье. Отец расспросил было о его службе, о компании - и легкомысленные, пересыпаемые истинно галльскими шуточками ответы ему не понравились. Мама почти все время молчала и отводила взгляд.