Ханская дочь. Любовь в неволе

Ответа Сирин не разобрала, но поняла, что царю с сыном вместе не ужиться.

2

Лицо царя было красным от гнева. С проклятьями выгнав из дома сына, он едва перевел дух и приказал Екатерине позвать проклятых татар. Сирин оказалась в самой середине толпы перепуганных заложников, сбившихся в кучу, словно овцы. Перед ними возвышался высоченный мужчина с удивительно маленькой головой, глазами навыкате и поджатыми губами. В запятнанном темно-коричневом кафтане с кожаными нашлепками на локтях, болтающихся панталонах и грязных туфлях Петр похож был на кого угодно, только не на владыку Руси. На руках его бугрились мышцы, как у крестьянина, в перепачканных пальцах царь сжимал кисточку, сзади виднелась размалеванная деревянная доска. Щека его была измазана в краске — казалось, царя наискось ударили саблей. Сергей отдал честь:

— Ваше величество, Сергей Васильевич Тарлов прибыл в ваше распоряжение! Со мной — сибирские заложники. Готов выполнить любое приказание.

Царь раздраженно кивнул:

— Свои речи прибереги для генералов, нет у меня времени для такой чепухи. Так вот они, сибиряки, которых вы изловили? Хорошая работа! — Он зашагал перед кучкой заложников, внимательно изучая их лица. В руке царь по-прежнему держал кисточку. Остап прижался к Бахадуру как можно теснее, стараясь укрыться от царского взора. Ильгур, обычно не скупившийся на рассказы о своих подвигах, прикрыл лицо рукой и попятился от Петра, как испуганный зверек. Сирин же, напротив, вид русского царя показался скорее любопытным, а не пугающим.

Петр Алексеевич был самым высоким человеком, которого она видела. Когда он остановился перед ней, Сирин пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Его взгляд буквально парализовал ее; даже будь у нее кинжал, она не смогла бы вытащить его, не то что ударить.

— Они надолго обеспечат мне мир с азиатами. Но у меня нет никакой охоты кормить бездельников, этим парням придется отработать стол и кров. Мы запишем их в солдаты, Тарлов, сражаться им не привыкать.

Царь говорил так быстро, что за ним не поспевала даже Сирин. Прочие заложники, говорившие по-русски хуже ее, и вовсе разбирали только отдельные слова, но смысл дошел до каждого. Им придется сражаться на стороне того, кто разлучил их с семьями и народом. А опасался царь только одного врага — шведов. Значит, им придется встретиться с этими северными чудовищами, про которых драгуны рассказывали всякие ужасы. По рассказам, шведы захватили уже целые страны и покорили не один народ.

Сирин так разозлилась, что оцепенение ее прошло и вернулось былое мужество, ей хотелось крикнуть царю в лицо, чтобы тот отправлялся воевать сам, если ему так хочется, а ее и других заложников отпустил бы с миром. Но один взгляд на Петра заставил девушку проглотить тираду: его рот был перекошен от ярости, а правое веко нервно подергивалось.

Прежде чем Петр вымолвил еще хоть слово, к нему подбежала Екатерина. Обняв царя, она горячо зашептала:

— Успокойся, батюшка! Распалил тебя недостойный сын, но не срывай гнев на этих несчастных.

Петр Алексеевич опустил голову ей на плечо и тяжело вздохнул. Нервная судорога утихла.

— И то правда! Знаешь ли, ноша, которая лежит на моих плечах, порой пригибает к земле. Что будет с Русью, если оставить ее и дальше прозябать в болоте дедовских обычаев? А в это время Швеция, Англия, Франция увенчают чело победным лавром.

— И ты однажды окажешься увенчанным венком победителя. Поверь мне! — продолжала Екатерина.

Слова ее, казалось, мгновенно улучшили настроение царя. Петр расхохотался:

— Знаю я, зачем взял тебя к себе, Катенька! Ты не только радуешь меня по ночам, но и днем поднимаешь мне настроение, когда я падаю духом. — Он бесстыдно и сочно поцеловал ее, потянувшись рукой к аппетитной груди.

— Иди ложись, милая! Я скоро приду, готовься. — С этими словами царь снова повернулся к заложникам. Взгляд его сохранял еще строгость, но уже без гнева, а насмешливая улыбка смягчилась. — Ваши отцы отдали вас мне, так что теперь я ваш господин и волен решать о вашей жизни. Служите мне хорошо, и вы не пожалеете! — Он замолчал, словно ожидая ответа, но заложники молчали. Тогда царь посмотрел на Тарлова, который оставался стоять навытяжку, не отваживаясь двинуться с места: — Парней этих мы разделим и припишем к разным полкам, отныне они не заложники, а солдаты русской армии. Вон тот, — он указал на Остапа, который продолжал прятаться за спиной Сирин, — отправится в Кадетское училище. Мальчишку надо сначала научить читать и писать. У меня в армии и так чересчур темного мужичья. Хоть один из вас умеет читать?

Один из заложников несмело поднял руку:

— Прости, великий хан, я выучен разбирать письмена Корана.

— Но не русский! — Это прозвучало как ружейный выстрел. Татарин сокрушенно покачал головой. А царь продолжал: — Кто-нибудь знает хоть какие-то русские буквы? Кто скажет, что значит эта надпись? — Он указал на доску, над которой работал.

Заложники в страхе подались назад, так что Сирин внезапно оказалась перед царем лицом к лицу. Петр усмехнулся:

— Хочешь сказать, что ты умеешь читать?

Сирин передернуло от испуга и негодования. Мать когда-то показывала ей письмена своего народа, но со времени ее смерти прошло столько лет. Сирин почти все забыла. Но от страха внутри у девушки будто что-то щелкнуло, и неведомые знаки вдруг обрели смысл. Она начала читать, слегка запинаясь:

— Святой Никодим, изготовил Петр Романов.

Если бы даже Сирин отвесила царю добрую пощечину, он не мог бы выглядеть удивленнее. Петр уставился на нее, озадаченно почесывая коротко стриженный затылок, а затем расхохотался:

— Клянусь всеми святыми, парень не дурак! Катенька, принеси водки! Я хочу с ним выпить!

Сирин с отвращением наморщила нос:

— Я не пью водки!

Ваня пораженно крякнул и зашипел у нее над ухом:

— Господи, Бахадур, ты спятил, не иначе! Если царь обращается к тебе лично, это приказ!

Вместо ответа Сирин скрестила руки на груди и воинственно поглядела на Петра. В ту же секунду она почувствовала, как кто-то дотронулся до ее руки. Сирин обернулась и увидела пожилую женщину, которая надзирала за служанками во дворе.

— Сынок, выпей хоть стаканчик! Царю нельзя отказать! — прошептала она испуганно.

Уверенность Сирин таяла, и она уже начала подумывать, не стоит ли и в самом деле уступить, но гордость не позволила ей сделать этого. Она даже не посмотрела на стакан, который поднесла ей Екатерина, и вернулась назад, к остальным заложникам, жадно пожиравшим стакан глазами, но царь и не подумал оделить всех. Он мрачно глянул на задиристого татарина и выпил оба принесенных стакана, затем кивнул, точно соглашаясь с какой-то пришедшей ему на ум мыслью:

— Ты первый человек, который отказался выпить со мной, парень! Посмотрим, будешь ли ты так же смел и завтра. Уведи его, Тарлов. Завтра утром я хочу видеть вас у причала, где пришвартован «Святой Никодим». — Царь захихикал как мальчишка, который подсыпал сестре в постель настриженного конского волоса и теперь подглядывает, как девчонка ерзает и ворочается от нестерпимого зуда.

3

После бессонной ночи и завтрака, за которым Сирин пришлось выслушать немало упреков, ее вместе с другими заложниками усадили в лодку и повезли вниз по Неве. Ночевали они в огромном, пока еще недостроенном, каменном здании — дворце князя Меншикова. Там не было даже крыши, а сырость и холод не делали ночевку приятной: к утру одеяла оказались совсем влажными, и все же по дороге к реке Сирин поняла, что они еще хорошо устроились по сравнению с рабочими. Бедолаги, возводившие дворец Меншикова, ютились в землянках, кое-как прикрытых ветками, во время дождя их нещадно заливало водой. Они надрывались, работая голыми руками, таскали землю в плетеных корзинах, а то и в полах своих ветхих кафтанов. Теперь Сирин ничуть не удивлялась, что люди эти не желали сменить свою одежду на платье нового покроя, как велел им царь, в таком они много бы не унесли.