Ханская дочь. Любовь в неволе

— Для чего понадобилось отцу строить город в таком гиблом месте? Когда я стану царем, я велю разобрать его по камню и побросать эти камни в Неву! — Голос царевича звучал все громче, так что теперь его слышали уже все.

Игнатьев извивался всем телом, как раздавленный червяк:

— Не говорите так, ваше высочество! Мне страшно даже представить, в каком гневе будет ваш батюшка, если ему донесут эти слова. Санкт-Петербург для него — святыня.

— То-то и оно, что Петр Алексеевич — антихрист. Кому еще захочется сидеть в этом болоте! — вполголоса проговорил Кирилин.

Сергей решил перевести эти слова в шутку:

— Для ада тут, пожалуй, холодновато!

Кирилин уничтожающе посмотрел на него и зашагал вперед, чтобы уговорить царевича взойти-таки на паром. В лучшие свои дни судно перевозило человек тридцать, сейчас же — едва половину, еще один-два человека, и паром мог перевернуться, да и гребцы были на вид худыми и слабыми. Поэтому свита царевича, в которую входили только самые близкие придворные (вместе с гвардейцами она составляла около полутора сотен человек), переправлялась не один час. Драгунам и сибирским заложникам оставалось только стоять на берегу и ждать — вблизи переправы не было ни гостиницы, ни кабака.

Когда начало темнеть, Ваня подозвал мальчишку, который уже несколько часов крутился неподалеку, разглядывая солдат:

— Эй, сынок, ты, случаем, не знаешь, где тут поблизости можно купить бутылку водки?

Лицо мальчишки расплылось в улыбке:

— У нас дома есть водка, господин. За пару копеек… — Мальчик, не договорив, протянул ладонь. Ваня отсчитал монеты, и тот, довольно кивнув, исчез в зарослях.

Сергей укоризненно покачал головой, глядя на своего вахмистра:

— Не слишком ли ты торопишься, друг мой? Что мешает этому малому сбежать, забрав деньги?

— Пусть только попробует! — угрожающе сказал Ваня, хотя понимал, что найти мальчишку в таком месте нет ни единого шанса. Но он не разочаровался — мальчик вернулся с кувшином и пузатой кружкой, которую он умело наполнил. Вахмистр недоверчиво принюхался, опрокинул кружку в себя и зашелся в приступе кашля.

— Вот это вещь, черт бы ее побрал! Хотите глоточек, Сергей Васильевич?

Сергей тоже понюхал жидкость, но покачал головой:

— Нет! И даже не уговаривай меня это пить — такой отравой даже сибирские казаки побрезгуют!

— Я думал, вы смелее, капитан! — Ваня налил себе еще кружку, выпил и передал посуду следующему драгуну. Солдаты были не столь щепетильны, как их командир, и от водки не отказывались. Посудина оказалась вместительной — драгуны выпили уже по две кружки, а на дне еще что-то плескалось, остатки решили отдать заложникам. Ильгур и его друзья успели здесь первыми — прочим досталось только по маленькому глоточку. Один из заложников, чтобы не делиться с последними, жадно схватил кружку и сделал огромный глоток. На мгновение он вытянулся и застыл, словно аршин проглотил, потом захрипел, закашлялся, словно задыхаясь, и наконец выплюнул что-то темное. Это оказался кусок воблы, который, видимо, упал в кружку, пока мальчик наливал водку.

Ваня хохотал так, что на глазах у него выступили слезы.

— А ты не жадничай! Тебе мама разве не говорила в детстве: сначала откуси, потом запивай.

— Не забудь еще прожевать! — ехидно прибавила Сирин. Ей случившееся казалось естественной расплатой за жадность, она жалела лишь о том, что не каждый, кто прикладывался к водке, тут же давился рыбой.

— Эй, друзья, паром подходит, скоро мы увидим царя! — Тарлов указывал на судно, неуклюже причаливавшее к топкому берегу. Вместе с Ваней, двумя драгунами и большей частью заложников он взошел на борт, остальные остались ждать следующего рейса под охраной нескольких солдат.

Отплыв от берега, паром окунулся в густой туман. Сирин с содроганием спросила себя, как рулевой собирается ориентироваться. На суше дорогу в грязи намечали вязанки хвороста, теперь же мир состоял только из воды под днищем парома и сырого мутного воздуха вокруг. Перевозчик же, однако, ловко работал рулем, выбирая путь в сгущающихся сумерках, успевал еще и пошучивать, пока двое парней на веслах упирались, выбиваясь из сил:

— Когда бы не туман да не ночь, вы бы уже и Петропавловскую крепость увидели — вон там, слева. А впереди — дворец, который князь Меншиков для себя единолично выстроил — на отдельном острове. А неподалеку и царский домик! — Он сказал это таким странным тоном, что Сирин встрепенулась и подвинулась поближе к носу суденышка, она жадно уставилась на огонек, вспыхнувший высоко в воздухе и расколовший сгустившуюся тьму. Впереди показался берег, на котором ютился небольшой домик. Сирин сама не знала, что ожидала увидеть — может быть, дворец, как в Кремле, или что-то подобное, но уж, во всяком случае, никак не обычный деревянный дом, похожий скорее на постройки Немецкой слободы, чем на русские избы.

Паром причалил, крепко ударившись о покосившиеся мостки, так что Сирин едва не полетела кувырком, но Тарлов крепко схватил ее за плечо — только благодаря этому девушка не свалилась в холодную серую воду. Он с улыбкой кивнул на паром:

— Эта штука порой брыкается, как норовистая лошадь. Нужно держаться крепче.

— Или позаботиться, чтобы тебя кто-нибудь держал, — добавил Ваня.

— Спасибо, — пробормотала Сирин. Прозвучало это недружелюбно, и она пожалела, что так вышло. Сергей Тарлов оказался хорошим попутчиком: он всегда заботился, чтобы заложников в пути хорошо кормили, однако Сирин ничего не могла с собой поделать — туман, сырость, постоянно хмурое небо и грязь под ногами не улучшали настроение. Она взглянула на Ильгура и прочих заложников — подхватить их было некому, и от толчка они повалились прямо на скользкие палубные доски. Сирин перелезла через борт и по шатким мосткам пошла к берегу, радуясь, что переправа на неверном суденышке все же завершилась успешно. Ощутив под ногами твердую почву, она поклялась себе никогда в жизни больше не ступать на борт парома. Царь выстроил себе дом на острове — он, наверное, был еще большим безумцем, чем его подданные. Конечно, Москва не была лучшим местом на земле, но там все же можно было жить — не то что в этом краю сплошных болот, куда и верхом-то не доехать.

На берегу горел огромный костер, вокруг него стояло несколько скамеек. Двое солдат, гревших руки над огнем, подозрительно оглядели прибывших. Немного помедлив, один вскочил, побежал к дому и забарабанил в дверь:

— Матушка, сибирские заложники прибыли!

Вскоре дверь распахнулась, и на крыльце показалась высокая статная женщина в широком платье и длинном шерстяном плаще. Хоть и не красавица, она была довольно видной, разве что, на взгляд Сирин, чересчур полногруда.

— Подложи дров, Иван! Гости наверняка захотят погреться! — приказала она солдату и повернулась к Сергею: — Простите, капитан, если вам придется подождать немного. У царя важная беседа с сыном. Думаю, вы не откажетесь от рюмочки водки и миски супа?

При слове «водка» Ваня до ушей расплылся в улыбке:

— Да уж, против глоточка беленькой и тарелки борща мы ничего не имеем. Да, Сергей Васильевич?

Женщина усмехнулась и пригласила гостей к огню, сама же ушла в дом.

Сирин, как обычно, села поодаль, Остап примостился рядом. Ваня, надеявшийся, что ему перепадет лишний стаканчик водки, от которого Бахадур наверняка откажется, тоже уселся поблизости.

— Что это за женщина? — спросила Сирин негромко.

Ваня наморщил лоб — объяснять татарину, кем приходится царю Марта Скавронская, казалось ему делом непростым. Не так давно царь дал ей имя Екатерина и сделал своей любовницей.

— Ну, это, так сказать… одним словом, она царю вроде как жена…

— Русская царица? — Сирин она представлялась совсем другой, полной достоинства, в роскошном наряде. А эта женщина была похожа на крестьянку.

— Ну, не совсем чтобы царица… — Ваня сморщился, будто у него внезапно заболел зуб.

Но представления Сирин о дозволенном отличались от идей русских: