Опасность в бриллиантах

Понятно, он уже успел пробраться в высшие круги влияния. Как отвратительно!

Разумеется, теперь он – герцог. Возможно, все они потребуются в эти дни волнений, если готовы откликнуться на зов Англии.

– Полагаю, раз лорд Ливерпуль теперь благосклонен к вам, он читал ваши эссе.

– Читал. А вы? Возможно, вы нашли их вдохновляющими или полезными?

– Вы имеете в виду эссе, написанные вами? Я нашла их комическими. Давайте не будем притворяться, что вы не знаете почему.

Он едва заметно кивнул, признавая, что знает это, и по-мальчишески широко улыбнулся, пряча досаду. Может быть, он решил, что, прикинувшись смущенным, сумел извиниться за грехи юности?

Дафна предположила, что он примерял на себя это выражение лица перед зеркалом, как раз для таких случаев, когда кто-нибудь упомянет, что знает о нем больше, чем ему хочется помнить. И вовсе не похоже, что он хочет сказать всего несколько слов и быстро уйти. Она почувствовала, что придется сесть, чтобы это выглядело, как приличный визит. В записке сказано – десять минут? Ну что ж, одиннадцати он не получит.

– Я не знал, что вы были замужем, Дафна.

Она отметила, как изменился его тон, и то, что он назвал ее по имени, и то, как смотрит на нее. Попытка повести себя интимно была дерзкой и оскорбительной, но, вероятно, этого следовало ожидать. Дафна помнила, как он украдкой флиртовал с ней, приходя в отцовский дом. Юная и одинокая, она находила это очаровательным и даже лестным, а позже винила себя за поцелуи в укромных уголках, но только через несколько лет поняла, насколько непорядочно он себя вел. Впрочем, той несчастной девушке из кухни досталось больше. Благородное происхождение спасло Дафну от подобной судьбы.

– В доме вашего отца все знали, что я вышла замуж. Вероятно, никто не счел нужным сообщить об этом вам.

– Отец мог бы и сообщить.

– Слуги приходят и уходят. Их жизнь не обсуждается в гостиных.

– Вы не были просто служанкой.

– На самом деле только прислугой я и была. Ваш отец и его жена слегка потворствовали моей гордости, но к концу моей службы я стала для вашей семьи тем же, что и та девушка из кухни, и ко мне относились бы не лучше, чем к ней, если бы не мои связи в графстве, где находится ваше фамильное имение.

Он услышал это сравнение, и улыбка его увяла, а бледные глаза почти утратили цвет. Латам пронзил ее любопытствующим, но осторожным взглядом.

– Вы все еще бываете там? – спросил он. – Я пока не успел посетить ни одно из старых семейств.

– Я переписываюсь с некоторыми из них. – Дафна рассказала о нескольких событиях прошедших лет, причем постаралась, чтобы он понял: к дочери одного из провинциальных джентльменов до сих пор прислушиваются, соседи Бексбриджа принимают ее у себя.

Он сидел с таким видом, словно это обычная светская беседа, но Дафна понадеялась, что выразилась достаточно ясно. Когда она замолчала, он улыбнулся такой знакомой улыбкой, словно вовсе не понял, что она пыталась сказать.

– Вы стали такой официальной, – произнес Латам. – И вы совсем не та счастливая девушка, которую я помню. Признаюсь, я-то надеялся, что во вчерашней холодности виноваты только неожиданность и осмотрительность.

Его наглость поразила Дафну.

– Я по-прежнему счастлива, но уже давно не юная девушка, давно перестала быть невежественной, давно перестала быть наивной и доверчивой.

– Возможно, это и к лучшему. Теперь, став вдовой, вы понимаете, что нужно мужчинам, правда?

Дафна с трудом верила своим ушам. Она начала беспокоиться, что Каслфорд не ошибся в своем предсказании, что Латам сейчас скажет какую-нибудь глупость и этот непристойный поворот разговора окажется прелюдией к непристойному предложению. Но уж, наверное, он не до такой степени негодяй?

– Да, я знаю, что у мужчин на уме, хоть они порядочные, хоть нет. И еще я знаю, что некоторые мужчины настолько подлы, что используют свое положение в обществе, а потом прикрываются своими привилегиями.

Латам посмотрел на нее с недовольством и, как понадеялась Дафна, с некоторой озабоченностью. Она смело встретила его взгляд: пусть знает, ей понятно, что на уме именно у него, пусть поволнуется, не расскажет ли она об этом остальным.

– Вы еще долго пробудете в городе? – спросил Латам.

– Примерно неделю, не больше.

– А потом вернетесь в… – Это прозвучало вопросом.

Дафна предпочла не ответить, и вопрос повис в воздухе.

Наступило молчание. Наконец Латам взял перчатки и шляпу и собрался уходить.

– Я уверен, мы еще увидимся до того, как вы уедете, – пообещал он, прощаясь.

Дафна дождалась, пока за ним не закроется дверь гостиной и испустила долгий вздох облегчения, выдохнув все скопившиеся внутри эмоции. Какой ужасный человек! Ему не хватило приличия даже для того, чтобы держаться от нее подальше.

– Ты устроил целое представление, – сказал Хоксуэлл. – Сегодня в клубах и кофейнях хватит разговоров на целый день.

– Думаю, они все смотрят на тебя, – отозвался Каслфорд.

На самом деле он ничего подобного не думал, потому что не мог не заметить реакцию окружающих, когда они с Хоксуэллом ехали верхом по Бонд-стрит под жарким утренним солнцем, и было очевидно, который из двух джентльменов вызывает столько удивления.

Люди, которых он знал хорошо, и те, кого он толком не узнавал, останавливались и смотрели на него. Женщины в проезжавшей мимо карете повели себя настолько грубо, что тыкали пальцем в его сторону и что-то громко восклицали. Можно подумать, это едет принц-регент, раздевшись догола.

– Да пусть они все идут к черту, – сказал Каслфорд. – Если я захотел рано встать и в этот час выехать в город, это мое личное дело. А то, что они так на нас пялятся, только подтверждает мое давнее мнение: большинство людей просто ограниченные болваны.

Кроме того, это подтверждало, что Дафна Джойс губит его, и этому следует положить конец. Он едет верхом по городу в такой ранний час только потому, что оказалось очень скучно находиться в постели, если ты не спишь и одинок.

Поскольку теперь он не проводил ночи с женщинами, то стал засыпать в то время, когда засыпает большинство людей. А днем приходилось чем-то заниматься, но Каслфорд с трудом вспоминал, что именно можно делать днем.

– Что уж за дела у тебя, да еще такие важные, что вытащили тебя из твоей роскошной берлоги? – полюбопытствовал Хоксуэлл. – Я поехал с тобой только потому, что не хочу пропустить представление, а оно даже лучше, чем я предполагал. За нами скоро увяжется целая толпа. – Говоря это, он одновременно кривлялся перед зеваками, как клоун в цирке, улыбаясь и кивая направо и налево, словно одобрял их скверное поведение. «Поразительно, правда? Ваши глаза вас не обманывают, это в самом деле он!»

– Ты можешь уйти в любой момент, Хоксуэлл. Я не приглашал тебя составить мне компанию.

– И пропустить вот это? Хотя если дело у тебя долгое, то мне придется покинуть тебя, не дождавшись последнего акта. У меня днем назначена встреча в «Белом лебеде».

– Если хочешь знать, у меня несколько поручений, и они наверняка утомят тебя так же, как утомят меня.

Хоксуэлл ничего не сказал. Его молчание сделалось таким выразительным, что Каслфорд внимательно посмотрел на него. Хоксуэлл уставился на него с растерянным выражением лица.

– Поручения? – произнес он наконец.

– Встречи с портными и все такое.

– Ты никогда не встречаешься с портными у них в лавках. Это портным назначаются встречи у тебя в гардеробной. У тебя есть три лакея, хотя большинству мужчин и одного много, специально для того, чтобы ты не утомлял себя ничем, хотя бы отдаленно напоминающим поручения.

Все это было правдой, но должен же он что-то делать, раз у него появилось столько свободного времени, обременяющего его?

– Я думаю, единственная встреча, которая тебе сегодня необходима, – это с врачом, – сказал Хоксуэлл. – Или с одной из твоих потаскушек, чтобы в твои привычки вернулась упорядоченность и ты прекратил бы этот фарс с временным перерождением.