Я - твое поражение (СИ)

— Сладкая!

Утро мы встретили утомленные бесконечной погоней за сладострастием. Резкое пробуждение от трели сигнального рожка не вызвало прилива энтузиазма. Зевающие, мы вылезли наружу, находя своих солдат не менее сонными. Ты приказал трубить общий сбор, готовить лошадей, выбранив особо медлительных и опоздавших на построение солдат, галопом рванул в горы. Наконец-то я скакал рядом, мой обозный жеребец, тот самый рыжий с белесым хвостом и задней правой ногой, обутой в светлый сапожок, не отставал от знаменитого Буцефала. По узким горным тропам, по крутым уступам, везде, где наши лошади могли поставить копыто, мы проехали, намечая места будущих рейдов. Вернулись затемно, кое-как перекусив, бухнулись в постель.

— Филэ… — устало пробормотал ты, обнял и… захрапел. Я лежал, не шевелясь, хотя тоже был измотан, но воспоминание о пленнике мешало заснуть. Тогда, осторожно разомкнув объятиям, встал и, накинув широкий плащ, вышел из дома. Ко мне бросился один из телохранителей, я сделал ему знак идти со мною.

— Где фракиец, которому Александр подарил жизнь?

Меня провели в один из домов, там, в подвале, на вонючей подстилке из соломы корчился дикарь, избитый, посаженный на толстую собачью цепь.

— Пей. — Я протянул ему мех с разбавленным вином.

Не знаю, что более поразило фракийца: моё милосердие или то, что я заговорил на его родном языке.

Сильно отстающий в живости ума и ораторском искусстве, незаметный середнячок в обращении с мечом — мне, как никому другому, легко давались только лингвистические труды. К шестнадцати я владел в совершенстве греческим и персидским, иллирийским, фракийским, несколькими наречиями скифов, бактрийским языком, и даже житель далекого Крита не смог бы отличить моё произношение от говора соотечественника.

Присев на корточки перед жадно пьющим пленником, я через некоторые время отобрал у него питьё.

— Не спеши, я оставлю его тебе и принесу ещё.

Злобные глаза дикаря изучающе уставились не меня. Провоцировать его было слишком опасно и потому, оставив вино, я быстро вышел.

Визит повторился и на следующую ночь. Ты, пока сидел в крепости, ожидая сведения от лазутчиков, время от времени, чтобы не расхолаживать войско, гонял солдат по горам, уча сражаться в узких ущельях, я везде следовал за тобой и большей награды не требовал. Давая отдых измученным тренировками солдатам, в полдень мы находили уединённую пещеру и, точно древние боги, предавались любви на голой земле.

Однажды мы набрели на странный провал: снаружи у входа были разбросаны куриные кости и привязанные к ним разноцветные лоскутки шерсти, на самом камне виднелась полустёртая надпись. Ты спросил проводника из греков, что сие означает, тот пожал плечами.

— Даже самые древние старики не смогут ответить тебе, царевич. Кое-кто считает, что это открытое чрево матери земли, и, если спуститься в его глубь, то можно встретиться с богиней и услышать стоны её детей — поверженных титанов. Наши женщины приходят сюда будучи бесплодными и молят богиню-мать осчастливить их потомством.

Ты склонился над узким проломом, осветил его недра услужливо податным факелом и разочаровано вздохнул.

— Слишком глубоко. И темно.

В этот момент невидимый кто-то закричал в глубине, звук, похожий на человеческий вскрик, заставил тебя отпрянуть и схватить меня за руку.

— Гефестион, там действительно страдает живое существо!

— Нет, Александр, это звук водопада. Под скалой, наверное, протекает река, капли, скрываясь с камней, звучат, как голоса нимф.

— Ты не веришь в сказание?

— Верю, но не хочу, чтобы ты полез туда! Идём, Александр, у нас много дел!

Задумавшись, ты свесился над расщелиной, вслушиваясь в звуки доносившихся с глубины. Затем, широко улыбнувшись, велел принести верёвку и, обвязавшись ею, крикнул телохранителям, чтобы держали.

— Отлично, но ты не пойдешь туда один!

По твоему примеру, я также перехлестнул конец толстой петли у себя на талии, упираясь ногами в камни, стал спускаться следом. Мы захватили пару факелов, пропитанных свежей смолой, и как только добрались до дна пещеры, зажгли один из них от искры. Своды пещеры представляли собой сплошной каменный мешок с уродливыми солевыми подтеками, вглубь уходил низкий глубокий ход.

— Сюда, — махнул ты рукой и, пригибаясь, пошёл под сверкающие влагой камни, протиснулись, прижимаясь почти к земле, двинулся навстречу темноте. Тишина пещеры время от времени нарушалась уже знакомым криком, меня каждый раз передергивало от страха, но ты, не раздумывая, шагал только вперёд. Вскоре, ход расширился и превратился в небольшой зал. Прямо посередине высилась фигура женщины, высеченная из древнего сталагмита. От одного взгляда на неё меня затошнило: эдакое ожиревшее тело, уродливые груди, бёдра в складках и дряблые, отвислые ягодицы. Женщина казалась обнажённой, после я заметил у неё тонкий поясок на животе с лёгкими подвесками. Несомненно, это была древняя богиня земли. Лица у статуи не было, стёртая поверхность не обозначала черт. Только волосы, забранные в тугие косички, обвивали безликий образ.

Крик повторился, он казался уже совсем близко.

Ты посветил факелом по стенам, ища ещё один проход и, вскоре, удалось обнаружить три разных коридора, уводящих вниз.

— Гефестион, будь здесь, я быстро. Свети мне факелом, чтобы я нашёл дорогу назад!

— Ты никуда не пойдёшь!

— Гефестион?!

Схватив за плечи возлюбленного, я грубо впечатал тебя спиной в мокрую стену, сходя с ума от неведомо откуда взявшегося ужаса, закричал в лицо.

— Хватит! Идём назад! Здесь не на что смотреть! Не искушай божественную матерь, она и так слишком милостива к нам!

— Перестань!

Оттолкнув, ты направился к проходу, ступая по истёртым ступеням, полез в самое жерло священной пещеры. Проклиная тебя и себя заодно, я поспешил следом, зажимая нос от вони и ядовитых испарений, буквально влетел в спину, когда ты вдруг резко остановился. Трясясь от жутких предположений, посмотрел через плечо и поначалу увидел только непроглядную тьму, даже света факела не хватало, чтобы развеять её! И всё же кто-то там был, страшный, угрожающий нам.

Тебе!

— Гефестион! Я уверен, это титан! — прошептал ты побелевшими от напряжения губами, так же, как и я, вглядываясь в клубящуюся впереди массу. — Титан, который страдает подобно Прометею!

— Да, возможно, Александр, но ты дальше не пойдешь! Я не позволю!

За поясом у меня всегда был кинжал, сбросив ножны, не колеблясь, приставил лезвие к твоей шее.

— Ещё один шаг и клянусь Дионисом, пораню тебя. Одумайся, Александр, шаг и смерть!

— Смерть? Смерть всегда стоит за моими плечами! И это ты, мой филэ! — медленно проговорил, цепенея, скорее, от моих действий, чем от осознания опасности. Не веря, даже потрогал острый кончик кинжала у своего подбородка. А я лишь прижал его ещё плотнее к твоей коже. Властно приказал:

— Уходим!

Понимая, чем рискую, медленно повлёк тебя к выходу. Ты шёл, отступая под натиском металла, я видел, как сжаты твои губы, как вздулись на шее вены. Возможно, выйдя из святилища великой матери, ты казнишь меня, как поднявшего оружие на будущего царя. Но это будет там, наверху, а здесь… я спасу тебя, пусть и ценой своей жизни. Кинжал не дрогнул в руке, я довёл тебя до зияющей на фоне неба трещины и только там отпустил, сняв потную руку с плеча. Ты молча взялся за верёвку и дёрнул её, приказывая начинать подъём. Смотря снизу и размышляя о собственной безрассудности, я вдруг почувствовал присутствие кого-то. Липкий страх заполз в сердце, потому что из тьмы некто смотрел на меня. Боясь обернуться, опёрся ладонями о камень, чувствуя, как уходит земля из-под ног. Оно приближалось. Стремясь рассмотреть жертву поближе. А у меня не хватало сил даже дёрнуть веревку. В голове пронеслась мысль: «Может и лучше, погибнуть здесь и сейчас?!» Ведь наверху меня ждёт гораздо более страшное — твой гнев и, возможно, разрыв отношений, может, лучше так…