Как поцеловать героя

— Простите, но я не вижу…

— В таком случае — на столе.

Николь подошла к столу и подала портсигар лорду Бору. Он достал сигару.

— Вы не будете возражать, если я закурю?

— Вы в своей комнате, — ответила Николь. Помолчав, она сердито спросила: — А чем, собственно говоря, вам насолил Уоллингфорд?

Лорд Бору медленно выпустил дым.

— Не имеет никакого значения, что я скажу о нем, поскольку вы припишете это моей зависти из-за того, что у него здоровы обе ноги. Однако поскольку вы спрашиваете, хочу обратить ваше внимание вот на что: как уже отмечено, он вполне здоровый и крепкий парень. Как вы считаете, почему он не за границей?

Вопрос застал Николь врасплох.

— Я… я никогда не думала об этом. Возможно, он очень молод.

— Ему целых двадцать пять лет.

— Похоже, далее вы скажете, что он сочувствует Наполеону.

— Вовсе нет. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Я слышал, что он произнес ряд зажигательных застольных речей, направленных против этого человека.

Николь задумалась.

— Может быть, у него есть… какие-то физические недостатки?

— Скорее всего его богатый папа кому-то заплатил за его место. А что касается физических недостатков, то вам это лучше знать.

— Послушайте! — воскликнула Николь. — У вас нет никаких оснований для того, чтобы позволить себе подобные инсинуации!

Она рванулась к двери, но тут обнаружила, что путь ей преградил костыль, который лорд Бору с удивительной быстротой успел поднять с пола.

— Вероятно, — с усилием проговорил лорд Бору, — это из-за того, что он получил то, о чем я лишь мечтал. — Костылем он зацепил ее бедро и потянул к себе. Спотыкаясь, Николь шагнула к нему.

— Вы соображаете, что делаете?

— Не позволяю вам снова уйти из моей жизни. — От рывка Николь потеряла равновесие и рухнула ему на колени. Лорд Бору отбросил костыль и схватил ее лицо ладонями. А затем стал целовать — горячо и настойчиво, и его поцелуи отличались от томных поцелуев Уоллингфорда, так же как день отличается от ночи. Губы Брайана крепко прижимались к ее губам, и это длилось так долго, что у Николь закружилась голова. Она попыталась оттолкнуть его, но он был намного сильнее.

— Продолжай сопротивляться, валькирия, — хрипло прошептал он.

Рассвирепев, Николь ударила его по щеке:

— Как вы смеете над ним насмехаться?

— И не собирался. Каким бы он ни был идиотом, а термин подобрал вполне уместный. Служительница богов…

Рот Бору снова отыскал ее губы и впился в них с неистовой яростью. Его правая рука легла на грудь Николь. И если его губы были дерзкими, то прикосновение к груди, защищенной легкой муслиновой тканью, казалось нежным, словно легкий весенний ветерок. Большим пальцем он касался ее соска. Николь почувствовала странное ощущение где-то внизу живота. Бору продолжал целовать ее, постепенно перемещая губы все ниже. «Я должна выбраться отсюда, — подумала Николь, — должна отыскать мадам».

Неожиданно быстрым движением Бору подвел пальцы под край лифа и корсета и сдернул их вниз, обнажив ее груди. Шумно выдохнув воздух, он приложился ртом к нежной плоти с жадностью изголодавшегося человека, который наконец-то набрел на пищу. И эта жадность оказалась для Николь столь неожиданной, что она невольно обвила его шею руками и притянула к себе.

И тотчас же с ужасом осознала свою ошибку. На мгновение Бору приподнял голову, на его губах сияла улыбка. После этого он вновь возобновил свою атаку. На сей раз его руки затеяли возню с ее юбками. Одновременно он языком продолжал ласкать ей груди.

— Ах, Николь! — выдохнул он, — ты сладкая… словно дождь.

Нежность, которую Николь уловила в его голосе, привела ее в смятение.

— Лорд Бору, — пробормотала она, — пожалуйста…

— Пожалуйста — что? — Он втянул сосок в рот.

— Уоллингфорд никогда… — начала она.

— Это его промах, — нетерпеливо перебил ее Бору. — Добыча принадлежит победителю.

— Но ведь… Но… — проговорила Николь и больше ничего не смогла сказать. Бору снова прижался ртом к ее груди. Он трогал языком упругий бутон соска, рождая в ней столь ошеломляющие ощущения, что она забыла, против чего собиралась протестовать.

— Назови меня по имени, — попросил он.

— Лорд Бору…

— По имени.

— Брайан… — прошептала она; он улыбнулся и снова наклонился к ее груди. — Брайан, — запинаясь повторила она, — не надо… прошу…

К ее великому удивлению, Бору отстранился.

— Я не хочу, чтобы ты потом говорила, будто я взял тебя силой, — тихо сказал он. — Я не стану тебя насиловать… если ты не хочешь меня.

Господи! Но чего же она хотела в этот момент? Она хотела, чтобы он продолжал нежно прикасаться к ней, руками и шелковистым языком!

— М-мадам, — пробормотала она с запинкой.

— Дверь заперта.

— М-моя репутация…

— Она лишь станет еще выше. Сострадательная девушка из академии пришла, чтобы оказать моральную поддержку калеке…

Николь вдруг ощутила, как что-то тугое прижимается к ее бедру.

— Если вы калека, то я в таком случае царица Савская.

Он засмеялся:

— Теперь, когда вы знаете мой секрет, мне, похоже, ничего не остается, как взять с вас слово хранить тайну. — Он прижался ртом к ее губам. Твердый ствол, прижимающийся к ее боку, напомнил Николь сцену на реке.

— А почему? — с трудом выдохнула Николь.

— Потому что я не нуждаюсь в жалости.

— Я никогда вас и не жалела, — возразила Николь.

— Лгунья!

— Ну… во всяком случае, уже давно не жалею.

Бору без усилий приподнял ее и усадил к себе на колени. До этого девушка считала, что поцелуи ее низкорослого поклонника были изумительными. А что теперь сказать о поцелуях этого мужчины, который смешал все понятия о праведном и неправедном, заставил ее смириться с его грешными объятиями? Верно, поцелуи Бору были не столь сладкими. Но их необузданная сила и страсть явились для нее откровением. «Меня больше никогда не удовлетворят объятия Уоллингфорда», — подумала Николь и содрогнулась от этой мысли.

— В чем дело? — пробормотал Бору, проводя языком по мочке ее уха.

— Боюсь, я должна идти. Прямо сейчас.

— Прежде чем ты совершишь нечто такое, о чем будешь сожалеть?

— Я уже совершила много такого, о чем сожалею.

Бору откинулся на спинку стула и, спокойно улыбаясь, сказал:

— Я отпущу тебя, если ты меня поцелуешь.

— Я уже вас поцеловала.

— Нет. Это я целовал тебя.

— А куда поцеловать? — с подозрением спросила Николь, пытаясь натянуть опущенный лиф.

Бору невинно поднял брови.

— Сюда, — указал он пальцем на свои губы.

— А если я откажусь?

— Я буду держать тебя до тех пор, пока не поцелуешь.

Могучая сила, ощущавшаяся в его руках, не позволяла в этом усомниться. К тому же после всего того, что уже произошло между ними, что изменит один-единственный поцелуй? Николь слегка наклонилась, чтобы прижаться ртом к его рту.

Это стоило ей невинности. Он распластался под ней, возбужденное мужское естество вдавилось ей между бедер. Удерживая Николь в таком положении, он стал тереться своими чреслами о ее живот. Эти медленные движения возбуждали и мучили ее, рождая в ней неведомые желания. Николь ахнула, почувствовав, как сладостный огонь разлился у нее в животе.

— О-о, — выдохнула она.

— О-о, — как эхо, откликнулся Бору. Николь слышала, что его дыхание участилось. — О Боже… Николь…

Его движения становились все быстрее, все неистовее. Через муслин юбок и белье она отчетливо ощущала его неукротимую мощь. Его желание становилось ее желанием, его страсть — ее страстью, пока они вместе исполняли этот странный, дикий танец. Николь сунула руку под ворот его рубашки, дернула и обнажила широкую грудь Бору. Теперь ее груди соприкоснулись с его обнаженной грудью. Бору счастливо засмеялся и бросился целовать ее в шею, бормоча в перерывах между поцелуями:

— Ах, Николь, Николь! Ах, негодная девчонка!

— Ну и пусть, — прошептала она, меняя положение таким образом, чтобы он снова мог взять в рот ее сосок. Бору принялся за дело с такой яростью, что у нее голова пошла кругом. Господи, как же приятно все то, что он с ней делает! Его рот, его руки, его дерзкий могучий ствол, скользящий по ее животу. Она хотела в этот момент лишь одного — чтобы все это никогда не кончалось. Его руки скользнули вниз, он схватил ее юбки, задрал их до талии и стал гладить ее бедра. Он дернул за подвязки ее чулок, и она испуганно вскрикнула. Бору заглушил ее возглас поцелуем. От него пахло виски и желанием. Он спустил ее панталоны до ягодиц. Тонкий батист вряд ли мог быть серьезной преградой. Зато существенной преградой оставались юбки.