Вор и любовь

Она чувствовала его любовь по выражению его глаз, по звучанию тех слов, которые произносили его губы; чувствовала ее по нежности его рук и по дикой страсти, с которой он сжимал ее в своих объятиях, в то время как его губы казались огненными, когда прижимались к ее рту и горлу.

– Я люблю тебя! О! Дикс, я люблю тебя!

Она повторяла эти слова вновь и вновь, как будто это придавало ей больше уверенности.

Затем, однако, раздираемая между счастливым состоянием и страхом за него, думая, что не сможет заснуть, она задремала. Сны ей никакие не снились.

Она проснулась от стука в дверь. Какое-то время, полусонная, она не осознавала, что этот стук относится к ней.

Затем, как от какого-то толчка, она проснулась. Было половина девятого. Она увидела свой нетронутый завтрак, который ей принесли и поставили у кровати. Занавески были раздвинуты, а она даже и не проснулась, когда горничная входила в комнату.

Стук в дверь продолжался, и она, однако, поспешно встала с кровати и открыла дверь. На пороге стоял маленький мальчик-посыльный с огромным букетом цветов.

– Их только что доставили для вас, мадемуазель.

– Кто доставил их? – быстро спросила Элоэ. – Это был джентльмен? Он все еще здесь?

– Я ничего не знаю, мадемуазель. Дежурный портье сказал мне, чтобы я их принес вам.

«Какая же я глупая, – подумала Элоэ про себя. – Даже если Дикс принес их сюда, он уже, скорее всего, ушел». Она взяла цветы и с легким толчком в сердце обнаружила, что к букету было прикреплено письмо.

– Спасибо, – сказала она посыльному и захлопнула дверь.

Она встала посередине спальни, взирая на цветы, завернутые в целлофан. Он прислал ей красные розы, и она знала, без всяких лишних слов, что красные розы означают любовь.

Она освободила букет от целлофана и погрузила лицо в упоительный аромат роз. Затем, не обращая внимания на время, она села на кровать и взяла в руки письмо. В нем было всего лишь три строчки, каждая содержала одно и то же количество слов:

«Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя».

Она поцеловала записку и прижала ее к своей груди. Ночные страхи и ужасы показались ей не такими зловещими теперь, когда наступило утро, а снаружи светило солнце.

Элоэ позавтракала, а потом медленно оделась. Горничная принесла вазу и поставила ее вместе с красными розами на туалетный столик.

– Они прекрасны, мадемуазель, – сказала она. – У вас есть любовник? Это хорошо.

Элоэ не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться. Это было так типично для французов – суметь проникнуть в существо дела с одного взгляда, быть абсолютно уверенным, что цветы могут означать только одно – внимательного любовника.

Она еще раз прочитала записку Дикса, а затем спрятала ее на груди под платьем, чувствуя себя до абсурда приверженной викторианской эпохе, но она не могла удержать этого импульса.

Она хотела, чтобы записка лежала у нее на сердце, она хотела чувствовать, как шуршит бумага при ходьбе.

«Что он сейчас делает, – думала она. – Куда он отправился? Принес ли он эти цветы и письмо сам по дороге куда-нибудь или отослал их с кем-нибудь еще?»

Ее интересовало, спал ли он, думал ли о ней, лежа в кровати; стремится ли он, так же как стремится и она, к уверенности в будущем, что означало бы отсутствие всяких тайн и секретов между ними.

Наконец она была готова; повернувшись от туалетного столика, она взяла тетрадь и вышла к спальне миссис Деранж. Она постучала в дверь и услышала, как миссис Деранж произнесла в нос:

– Входите.

Она повернула ручку двери.

– А, вот и ты, Элоэ, – сказала миссис Деранж бодро. – Я уже собиралась позвонить, чтобы за тобой сходили. Ты сегодня опаздываешь.

– Простите, – извинилась Элоэ. – Я проспала.

– Ты счастливица, – отрывисто сказала миссис Деранж. – Лично я не сомкнула глаз сегодня всю ночь. Да что там, у меня всю жизнь был плохой сон.

Она взглянула на свои письма и прикоснулась к одному из них, лежавшему на верху стопки, как показалось Элоэ, почти ласково.

– Я получила известие от герцогини сегодня утром. Оно пришло несколько минут назад. Она просит всех нас приехать погостить в «Шато» послезавтра. Замечательно, правда?

– Она меня тоже приглашает?

– Тебя тоже. Я думаю, это чрезвычайно любезно с ее стороны. Да и вообще, какая она обворожительная во всех отношениях!

Элоэ почувствовала, как у нее упало сердце. Как же она сможет встретиться с Диксом? Что же будет, если он захочет ее увидеть, а она будет находиться в «Шато-Пужи»?

– Конечно, в виду этих обстоятельств, – продолжала миссис Деранж, – Лью и я не сможем поехать в Сан-Себастьян сегодня вечером. Между нами, я нисколько не сожалею об этом.

– Я лучше позвоню миссис Картрайт сейчас же.

– О, у тебя много времени. Одновременно обзвони всех этих людей по списку и пригласи их сегодня к нам на вечерний коктейль. Мы устраиваем прием, вместо того, чтобы идти куда-то. Здесь все номера местные, так что это не займет у тебя много времени.

– Очень хорошо, – сказала Элоэ. Миссис Деранж взглянула на нее.

– Я очень довольна тобой, Элоэ, правда, – сказала она. – Пользуясь случаем, хочу тебе сказать, что, на мой взгляд, ты работаешь весьма удовлетворительно как в качестве моего секретаря, так и в качестве компаньонки Лью. Я не возражаю против того, чтобы признаться тебе, – продолжала миссис Деранж, – в том, что я слегка волновалась, как Лью отнесется к этому браку с герцогом. Конечно, я не ожидала, что «Шато» окажется таким величественным, и не скажу, что это не было решающим фактором. Но мы с Лью немного поболтали вчера вечером, и она сказала мне, что считает, что я поступила мудро, не позволив ей выйти замуж за Стива Вестона. Она мне также сказала, что он пытался увидеться с ней в Лондоне, но ты отослала его. Это был очень правильный поступок с твоей стороны, Элоэ, хотя я считаю, что ты должна была мне доложить о том, что он приходил.

– Я толком не знала, что делать. Он просил о встрече с Лью исключительно наедине с ней.

– Что же, я думаю, в какой-то мере твоя тактичность и чувство разума предотвратили Лью от действий, которые бы я не одобрила, – произнесла миссис Деранж с щедрым видом.

Элоэ чувствовала, что она принимает похвалу, которую не заслужила, но, прежде чем она успела что-либо сказать, миссис Деранж продолжила:

– Я очень счастлива сегодня утром, Элоэ, я не побоюсь этого слова. Свершилось то, над чем я так долго работала. Это мечта, которая, как я иногда думала, могла бы никогда не осуществиться. Я всегда хотела, чтобы у Лью был титул. Я хотела, чтобы она стала важной персоной, чтобы она заняла свое место в европейском обществе. Но этот «Шато»! У меня при его виде действительно захватило дух. Герцогиня мне также сказала в личной беседе, что фамильные драгоценности являются самыми лучшими во всей Франции. Она пообещала показать их Лью, когда мы приедем туда погостить.

– Надеюсь, что Лью будет очень счастлива, – пробормотала Элоэ.

Даже произнося эти слова, она почувствовала глубокое сострадание и жалость к этой американской девушке, которая никогда не испытает те чувства, которые испытывала сейчас она сама; которая никогда не узнает, что это значит, любить кого-то без оглядки, исключив из жизни все, или быть готовой бросить все ради одного человека, который взамен может не принести ей ничего, ничего, кроме самого себя.

– Ну, так, – сказала миссис Деранж. – Нужно еще много сделать; у нас все еще много планов, которые необходимо выполнить. Сейчас беги к Лью и спроси ее, не хочет ли она еще кого-нибудь включить в список приглашенных на коктейль, а затем я тебе дам остальные мои письма.

Элоэ послушно встала. Она вышла из комнаты миссис Деранж и постучала в дверь Лью.

– Входите.

Лью сидела в кровати и завтракала. На ней был маленький домашний жакетик, отделанный нежно-розовым тонким шелком, а ее темные вьющиеся волосы в беспорядке ниспадали ей на лоб.