Невеста из Калькутты

– Он не сумасшедший, – сказала Рэнди, поворачиваясь к Абу. – Просто глухой. Он не слышит, потому и не говорит. Этот человек никогда не видел в своей жизни добра и знал только боль и страх. Но отныне с этим покончено. Он будет новым членом нашей семьи.

– Но как вы обо всем этом догадались, мисс Коллинз?

– Разве я могу объяснить то, чего и сама не понимаю? – пожала плечами Рэнди. – Просто, когда я притронулась к его щеке, мне словно передались все чувства этого человека. Я ощутила его боль, его отчаяние, но самое удивительное – я распознала еще и надежду, которая зародилась в его сердце. Мне кажется, будто я притронулась к обнаженной душе. А теперь пойдем, Абу, отведем домой Ксавьера.

– А имя его как вы узнали?

– Если честно, то я не знаю, как его зовут, – честно призналась Рэнди, – но мне кажется, что имя Ксавьер хорошо ему подходит. Между прочим, Ксавьер означает «светлый», и я верю в то, что этот человек именно такой. А то, что он глухой, еще не значит, что глупый.

Спустя всего несколько дней Ксавьер научился понимать язык жестов и оказался очень толковым и усердным учеником. В доме Коллинзов Ксавьера хорошо кормили, и вскоре вся его высокая фигура налилась тугими, могучими мускулами. Обнаружив у Ксавьера любовь к животным, его отправили работать на конюшню, ухаживать за лошадьми.

Между тем Рэнди все чаще начинали пугать те способности, что она раскрывала в себе самой, и Абу, узнав об этом, научил ее искусству медитации. Он считал, что только так можно удержать под контролем таинственные силы, пробудившиеся в Рэнди, и не дать им постоянно вмешиваться в ее жизнь.

Вскоре произошел и второй случай, сильно повлиявший на дальнейшую жизнь Рэнди. В го утро они вместе с Абу отправились в джунгли, начинавшиеся сразу за городской окраиной. Вскоре до них долетел яростный рев, и всадники поспешили на него. Приблизившись к стене из древесных лиан, они спешились, привязали к дереву коней и осторожно двинулись вперед, раздвигая упругие вьющиеся стебли. Рэнди шла первой, а Абу следовал за ней, держа наготове заряженную винтовку.

В зеленой стене лиан показался просвет, и Рэнди увидела пару тигров, сошедшихся в смертельной схватке. Их шкуры были запачканы кровью, с длинных желтых клыков капала пена. При виде этого зрелища Рэнди стало не по себе, но тут она забыла обо всем на свете, разглядев в густой траве, неподалеку от дерущихся, оранжевый живой комочек.

Битва закончилась очень быстро, и один из тигров замертво упал на траву. В ту же секунду к погибшей матери подкатился тигренок. Он потыкался носом в ее неподвижное тело, а затем совершил то, от чего у Рэнди захватило дух, – развернулся, отважно бросился вслед за огромным, лениво уходящим прочь победителем и напал на него.

Увидев это, Рэнди яростно прошептала:

– Останови его, Абу. Останови, пока не поздно.

Абу молча прицелился и выстрелил. Голова тигра окрасилась кровью, и он с диким ревом скрылся в джунглях.

Рэнди вместе с Абу пересекла поляну и опустилась на колени перед раненым тигренком, который оказался самочкой. Ее мягкая, шелковая шерстка была залита кровью. Рэнди взяла малышку на руки, и та не сопротивлялась, лишь жалобно повизгивала, когда человеческие пальцы касались глубоких царапин на ее тонкой шейке, груди и замшевом теплом животике.

– Глупенькая, зачем ты бросилась на того великана? Неужели надеялась с ним справиться?

В ответ из пасти высунулся шершавый розовый язычок и лизнул руку Рэнди.

– Не волнуйся, маленькая, – проворковала Рэнди над тигренком. – Я тебя вылечу.

– Но это же дикое животное, мисси Коллинз, – заволновался Абу. – Оправится, подрастет, и что вы тогда будете делать с этой тигрицей? Это вам не домашняя кошечка.

– Я знаю, Абу, – ответила Рэнди, не переставая гладить лежащий у нее на коленях оранжевый теплый комок. – Я вылечу ее и отпущу на волю. Обещаю.

Впрочем, спустя месяц, когда обнаружилось, что тигрица была обречена остаться немой из-за глубокой раны на горле, Рэнди забыла о своем обещании. Ведь без голоса Зидра – так Рэнди назвала тигрицу – не имела ни единого шанса на то, чтобы выжить в джунглях. Все объяснив Абу и Ксавьеру и заручившись их согласием помочь, Рэнди отважно отправилась к отцу и рассказала ему о прибавлении в домашнем зоопарке.

Увы, на этот раз Джонатан Коллинз остался непреклонен, не внял мольбам дочери и распорядился, чтобы завтра же утром в его доме дикой тигрицы и в помине не было.

Рэнди выбежала из библиотеки в слезах и забилась в густые кусты, окружавшие дом. Здесь ближе к вечеру Джонатан ее и нашел.

Он присел рядом с плачущей дочерью на старую каменную скамью, обнял за плечи и заговорил, обращаясь к ней так, как привык называть ее с детства:

– Не плачь, Мира. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. И если ты не мыслишь своего счастья без Зидры, то что ж, пусть она остается. Только ты при этом должна мне кое-что обещать.

– Обещаю сделать все, о чем ты попросишь, папа, – моментально откликнулась Рэнди, вытирая остатки слез.

– Подожди, лучше выслушай сначала мои условия, Мира. Первое. Обещай, что больше не принесешь в дом ни одно животное. Лучше удели все свое внимание Зидре. И знай, что, если эта кошка хотя бы раз оцарапает тебя, я ее немедленно пристрелю. Считай, что я тебя предупредил. Ты поняла, Мира?

Растроганная Рэнди улыбнулась и охотно кивнула:

– Я согласна, папа. Что-нибудь еще?

– Пожалуй, – усмехнулся Джонатан. – Я хочу, чтобы с завтрашнего дня мы с тобой как можно чаще были вместе. У тебя хороший слог и прекрасный почерк, Мира, и я прошу тебя начать помогать мне в работе с письмами. Кроме того, мне потребуются твои знания о ближайших окрестностях. Ведь у меня самого никогда не хватает времени на то, чтобы как следует познакомиться с той областью, в которую я назначен губернатором. Смешно сказать, но я ничего, кроме бумаг, и не вижу. Но теперь все будет иначе. Я хочу знать эти места, людей, которые здесь живут, и потому отныне мы будем выезжать вместе с тобой, и ты мне все покажешь.

В течение нескольких ближайших лет между Рэнди и отцом установились особые, очень необычные отношения. Джонатан не переставал поражаться умению дочери чувствовать и понимать людей, едва ли не читать их мысли, но при этом он старался сделать все для того, чтобы Рэнди не ощущала неудобства от посланного ей дара. Более того, отец настаивал на том, чтобы Рэнди развивала свой талант, с тем чтобы поставить его на службу другим.

Три-четыре раза в неделю Рэнди приходила в миссионерский госпиталь, открытый для бедных на окраине Калькутты, и благодаря своему дару лучше любого врача могла почувствовать больного и поставить точный диагноз. Особенно ценным ее талант оказался в работе с еще не умевшими говорить грудными младенцами. Трудно даже сказать, сколько маленьких жизней спас этот чудесный дар – тот самый, что помогал когда-то Рэнди понимать животных, а теперь – лечить людей. Пока, правда, только индусов.

Рэнди вела как бы две жизни. В одной из них она одевалась в сари, подкрашивала глаза и губы, покрывала волосы шалью и откликалась на индийское имя Сона Аг. Когда она шла рядом с Ксавьером по шумным улицам Калькутты, их вполне можно было принять за молодую индийскую супружескую пару.

Но с такой же легкостью Рэнди умела превращаться и в англичанку. Бывая вместе с отцом на официальных приемах, она одевалась по последней европейской моде, а принимая гостей в своем доме, выглядела настоящей лондонской леди, ничуть не отличаясь от жен местных офицеров или работников дипломатического корпуса.

А когда Рэнди исполнилось восемнадцать лет, у нее появились и первые поклонники. Среди них – офицеров и штатских – выделялся своей пылкостью молодой майор Брэндон Спенсер, служивший в штате у Джонатана Коллинза. Сама Рэнди никогда не принимала Спенсера всерьез и потому была особенно удивлена, когда однажды за ужином о нем повел разговор не кто-нибудь, а ее собственный отец, неожиданно выступивший адвокатом майора.