Поцелуй незнакомца

— Вы мне льстите, миледи. — Чтобы избежать испытующего взгляда леди Стоу, Андриа принялась сосредоточенно рассматривать лоскуты шелка. — А этот темно-зеленый должен очень хорошо смотреться вместе с рыжим бархатом вашего плаща.

Непринужденно болтая, они выбирали ткани, обсуждали фасоны и строили планы. Наконец портниха сложила в корзиночку свои образцы и, присев в реверансе, покинула комнату.

— Я очень довольна. Хорошо, что мы сделали здесь остановку. Мне нужно было как-то развлечься. Ничто не поднимает настроение лучше, чем новое платье… или даже пара платьев. — Леди Стоу пристально посмотрела на свою спутницу. — Андриа, мне не нравится, что ты называешь меня «миледи». В самом деле, ведь твой титул даже выше, чем мой!

— Я бы не хотела, чтобы мне напоминали об этом. И потом, на сегодняшний день вы — мой работодатель. Мой долг — оказывать вам уважение и… быть благодарной.

— Чепуха! — возразила леди Стоу. — К чему такие формальности? Я знаю, что ты меня уважаешь, как и я тебя. Мне невыносимо сознавать, что ты киснешь в Лондоне, выполняя поденную работу. От зари до зари разрисовывать веера в шляпном магазине — это ужасно!

— Мне совсем неплохо там жилось. Миссис Хопкинс была добра ко мне. — Андриа стряхнула с плаща кусочки раскрошившихся сухих листьев. — Когда я делала эту работу, мне удавалось на время забыть…

Леди Стоу начала обмахиваться расписным веером, будто в комнате стояла невыносимая жара.

— Я понимаю. После того как уехал Раф, я сама ни одной ночи толком не спала. Подожди, дай мне только его увидеть! Уж он у меня получит взбучку! Бросить тебя на произвол судьбы, оставить одну в нищете! Как он мог?

— Не знаю.

— У меня в голове не укладывается, как это могло произойти. — Леди Стоу вытерла набежавшие слезы кружевным платочком. — Раф всегда был моим любимцем, но я горько в нем разочаровалась. Не знаю, что на него нашло? Не могу понять. Уйти ни с того ни с сего, без всяких объяснений?

— Он был разгневан и… растерян.

— Не оправдывай его, Андриа. Ты, как никто другой, имеешь право его ненавидеть.

Андриа тяжело вздохнула и опустилась в кресло.

— Все давно перегорело. Сейчас у меня остался только страх. Я боюсь узнать что-то, чего еще не знаю.

Леди Стоу взяла ее руку и стала согревать в своих ладонях.

— Дорогая, ты отморозила свои бедные пальцы. Я очень хочу тебе помочь, поддержать тебя, но не представляю, как выяснить то, что тебя интересует. Ну как ты сможешь проверить, умер Джулиан собственной смертью или его убили? И где ты будешь добывать сведения о Бриджит? — Леди Стоу щелчком захлопнула веер, и в воздухе закружились крошечные пылинки. — У меня заходится сердце, стоит мне подумать о последствиях.

— Вы, верно, считаете, что все это фантазии? И все мои догадки — плод воспаленного мозга?

— Честно сказать, я не знаю. — Леди Стоу беспомощно взглянула на Андрию. — Но я всегда доверяла тебе, дорогая. Ты не склонна предаваться фантазиям, однако у тебя чересчур доброе сердце.

— Увы, теперь уже нет. Мне не положено иметь сердце. И даже жизнь.

— Но нельзя же до бесконечности хоронить себя в какой-то дыре!

— Мне помогает живопись — моя гордость и мое утешение.

— О, как бы я хотела повернуть время вспять! Вы с Рафом были так счастливы и так подходили друг другу! Более славной пары я никогда не видела. Мне очень жаль, что у вас все разладилось. — У леди Стоу задрожали губы. Она сжала пухлые кулачки и прижала их ко рту. — Даже язык отказывается произносить его имя.

— Я предпочла бы, чтобы вы не упоминали о нем, — с горечью проговорила Андриа. У нее защемило сердце при воспоминании о тех презрительных взглядах, которыми ее встретила в баре местная знать. — Не стоит так расстраиваться из-за меня. Я не тепличный цветок.

— Надо думать! — Леди Стоу тряхнула головой. — Иначе бы ты уже давно сломалась. Не знаю, выдержала ли бы я такое тяжкое испытание… Бог дал тебе огромную внутреннюю силу, Андриа.

Андриа стиснула зубы. Безмерная скорбь, которую она с трудом загнала в дальний уголок своего сердца, грозила вырваться на волю.

— С чем бы я ни столкнулась в будущем, ничто, я повторяю, ничто не может быть хуже того, что я пережила в последние два года.

— О, милая…

Они обменялись долгими взглядами.

Андриа чувствовала себя очень одинокой. Она любила леди Стоу, но знала, что ее родственница не способна прочувствовать всю глубину ее боли. Это доступно только человеку, побывавшему в схожей ситуации.

Лошади с трудом тащили карету по размытой дождями и изрезанной колеями дороге. Рафаэль Ховард, граф Деруэнт, на жеребце по кличке Гром скакал рядом. «Скоро уже прибудем на место, а я совсем не помню Йоркшир». Это походило на посещение незнакомой страны, хотя сам воздух был ему знаком. В пронзительном дыхании поздней осени смешались запах прелой листвы и высохшего вереска. Экипаж медленно взбирался на вершину холма. Раф остановился, наблюдая, как карета, преодолев подъем, начала спускаться по крутому склону в долину. Поднимавшийся следом второй всадник, поравнявшись с ним, остановил лошадь.

— Знаешь, Раф, сейчас самая лучшая пора в моей жизни. — Ник Терстон сдвинул на затылок шляпу и улыбнулся.

— Как я понимаю, ты говоришь о леди Серине, восседающей в экипаже? Ты все время не сводил с нее глаз, пока мы двигались на север. — Раф засмеялся, радуясь счастью своего друга, недавно женившегося на своей возлюбленной.

— Серина Хиллиард навсегда вошла в мою жизнь и заставила остепениться. Когда-то я боялся этого, но теперь я ей очень благодарен. Без нее я, наверное, до сих пор разбойничал бы на дорогах, пока не попал в беду. Да и ты тоже. — Ник покосился на друга. — Иногда мы не понимаем очень важных вещей, тянем чуть ли не до последней минуты, когда может стать слишком поздно. И почему это в жизни все так нескладно получается?

Раф пожал плечами:

— Должно быть, из-за банального легкомыслия. Я за свою жизнь, наверное, совершил уйму ошибок, но проблема в том, что я не могу их вспомнить. Возможно, я бы не поехал в Йоркшир, если бы помнил, что здесь произошло, У меня такое ощущение, что я нежеланный гость в этих местах, и я почему-то уверен, что меня ожидают большие неприятности.

— Но кое-что ты все-таки вспоминаешь, дружище?

— Да… реку, например. Мне кажется, там произошло что-то такое, о чем я не должен был забывать. Помню также боль. Было так больно, будто мне наступили на сердце.

— Так оно и было, — вздохнул Ник, — если то, что говорит слуга Роуэнов, правда. Я пришел бы в бешенство, если бы узнал, что моя жена оставила наше дитя на пороге приюта.

— Твоя Серина никогда не сделала бы ничего подобного. Она искренняя и честная, не то что моя коварная жена. — Раф задумчиво потер переносицу. — Разве нормальная женщина стала бы избавляться от своего ребенка? Оставить нашу дочь на пороге, как ненужный багаж! Если я когда-нибудь снова ее встречу, не знаю, сумею ли я себя обуздать. Тот ребенок, которого я нашел в приюте, слишком много для меня значит. Наша девочка — это как дорога жизни между мной и прошлым.

— Да, малышке выпала несчастливая участь. Увы, дети подвержены болезням, и подчас неизлечимым.

Ветер, ворвавшийся в долину, пронесся вдоль склона и взметнулся вверх, трепля на всадниках шляпы и плащи. Лошади нетерпеливо перебирали копытами. Раф повернулся к своему другу:

— Спасибо тебе, что нашел время сопровождать меня. Без твоей помощи я бы заблудился.

— Я никогда не нарушаю своих обещаний, — заулыбался Ник. — К тому же мы с Сериной и сами хотели провести медовый месяц на диком севере. Ураганные ветры и поросшие вереском торфяники вполне соответствуют той картине, что мы воображали в своих фантазиях. А в общем и целом все это весьма напоминает наши разбойничьи ночные рейды. Ты не находишь, дружище?

— Те вылазки были весьма захватывающи, — закивал Раф, и его губы невольно растянулись в улыбке. — Но я рад, что теперь это уже в прошлом. — Он наблюдал, как карета спускается в долину. Если бы ему когда-нибудь перепала хоть унция того семейного счастья, какое досталось Нику с Сериной, он считал бы себя очень удачливым человеком. Он коснулся каблуками боков Грома. — Ладно, хватит об этом. Мне нужно получить ответы на некоторые важные вопросы.