Дикие розы

– Он не отвратительный! Ну, ладно, – добавила она поспешно, – я останусь здесь и немножко поснимаю.

– Да, но…

– Со мной ничего не случится, Эвери. Кроме того, я обещала папе сделать несколько фотографий.

– В таком случае будь осторожна, моя любимая Корделия.

Он приподнял ее голову за подбородок. В какой-то момент Корри показалось, что он собирается поцеловать ее тут же, при всех. Но он этого не сделал.

– Когда соберешься домой, возьми извозчика. Я люблю тебя, Корри Стюарт. Помни это…

Как такое можно забыть? Но теперь Эвери нет рядом, а этот маленький человечек медленно приближается нетвердой походкой. Может, он пьян? Корри не без труда вставила в камеру новую пластинку и закрылась с головой черным покрывалом. Она попыталась сосредоточиться на том, что ей предстояло снять: штурм «Топеки» толпой золотоискателей.

– Послушайте, мисс, как насчет того, чтобы сфотографировать меня? Сколько вы за это берете?

– Я не делаю фотографии на заказ.

– Вот как. Неужели?

Он подошел совсем близко, так, что задел ногой треножник. От него нестерпимо разило потом и винным перегаром.

– Осторожно! Что вы делаете! Это очень дорогое оборудование!

– Надо же! Дорогое! Ну уж никак не дороже, чем ты, детка. Я видел тебя на Сэнсом-стрит, ты снимала там в одном из домов, я тебя хорошо запомнил.

– Я никогда в жизни не была там, – с трудом вымолвила Корри, отступая на шаг назад.

Сэнсом-стрит служила границей, отделяющей так называемое Дикое побережье от остальной части города. На этой улице женщины продавали себя за щепотку золотого песка. Дансинги, притоны, бордели и другие злачные места, о существовании которых Корделия в свои восемнадцать лет даже не подозревала, были там на каждом шагу. Папа строжайшим образом запретил ей даже близко подходить к этому месту и прямо, без обиняков объяснил причину своего запрета…

– Брось трепаться. Я видел тебя в «Козероге и компасе».

Человек подошел совсем близко и понизил голос до доверительного шепота:

– Ты была нагишом, с этой своей камерой. Сперва ты делала порнографические снимки: там все вповалку занимались любовью на полу. А потом ты тоже легла на пол и…

Нагишом… порнография. Корри плохо понимала смысл того, о чем говорил этот человек, но в его словах чувствовалась отвратительная похотливая издевка. Он явно относился к ней, как к продажной женщине.

– Я… Я совсем не та, за кого вы меня принимаете, и я больше не намерена выносить ваши оскорбления. Будьте любезны оставить меня, сэр. Иначе я позову на помощь. Даю вам слово.

Он подошел вплотную к Корри и крепко схватил ее за локоть. Трудно было предположить в этом дряблом человеке такую силу.

– Ах! Она позовет на помощь! Ну, попробуй. Ты думаешь, кто-нибудь тебя услышит? У всех одно золото на уме, где им думать о такой хорошенькой малышке, как ты! Что касается меня, то поверь, детка, я тебя не спутаю ни с кем и никогда, в одежде или без.

Корри не успела опомниться, как грубая, властная рука проникла под ее накидку и с силой сдавила грудь. Она чувствовала, как мужчина ощупывал ее, ища соски, и, найдя, стал бесцеремонно теребить.

Корри остолбенела, отказываясь верить в происходящее. Никто никогда не обходился с ней подобным образом. Даже принимая душ, она никогда не дотрагивалась до себя так нескромно.

Корри отскочила назад, стараясь вывернуться из его цепких рук, и попыталась закричать, но, как это часто бывает в ночных кошмарах, из ее груди вырвался только жалкий, еле слышный писк.

В ответ раздался громкий хохот.

– Я не собирался сделать ничего дурного, только хотел приласкать тебя. А ты очень трогательно пищишь. Как хорошенькая маленькая мышка. Знаешь что, поехали со мной на Озгут-стрит, а? Я собираюсь открыть там заведение, мне как раз нужна златокудрая девочка для богатых клиентов…

– Нет!

Ярость и страх переполняли душу Корри. Она оттолкнула его и изо всех сил ударила носком ботинка по коленной чашечке.

– Убирайтесь вон!

Человек вскрикнул от боли. Корри нанесла еще один удар. На этот раз он пришелся по голени.

– А! Чертова шлюха! Я покажу тебе, как…

Корри оглянулась, ища поддержки, но никто не видел, в каком затруднительном положении она оказалась. Люди по-прежнему толпами стекались к пароходам. Экипажи и телеги вязли в сплошном человеческом месиве. Здесь же валялся брошенный чемодан, из которого прямо на землю вывалилось какое-то тряпье. Корри снова попыталась крикнуть, но ее гортань пересохла.

– Грязная потаскуха! Я покажу тебе, как драться! Я заставлю тебя обслуживать моих клиентов, хочешь ты этого или нет…

Он замахнулся, чтобы ударить ее, но Корри успела отскочить, задев плечом камеру.

– Убирайтесь! Оставьте меня в покое!

Теперь она почти кричала. Почему же никто не спешил к ней на помощь?

Винные пары ударили в лицо Корри, когда толстяк снова бросился на нее. На этот раз он довольно сильно толкнул девушку прямо на камеру, так что треножник чуть не опрокинулся. В последнюю секунду Корри успела подхватить камеру. Было бы жалко потерять ее: мало того, что такая штука стоила двадцать четыре доллара, на то, чтобы научиться обращаться с ней, ушли месяцы!

– Что здесь происходит, черт побери?

Корри услышала над ухом спокойный, ровный голос и почувствовала, как кто-то поддерживает ее за локоть. В воздухе распространился аромат дорогой сигары и тот едва уловимый, неопределенный запах, который может принадлежать только мужчине.

Ее обидчик застыл в недоумении. Потом, как гигантская серая крыса, шмыгнул куда-то в сторону и бесследно растворился в толпе. Корри даже не успела заметить, как он исчез.

Она обернулась. Взгляд незнакомца горел непритворным гневом.

– Как вы оказались одна на пристани? Здесь не место для порядочной девушки!

Слова незнакомца привели Корри в такое негодование, что она снова лишилась дара речи и не могла произнести ни слова в свое оправдание.

Мужчина был высок и хорошо сложен. Свободный шевиотовый сюртук не мог скрыть массивности его плеч и великолепно развитой мускулатуры. Открытое, дружелюбное лицо с высоким лбом и крупной челюстью источало силу и самоуверенность. Но переносица была немного искривлена, как бывает, когда кость неправильно срастается после перелома. Большой чувственный рот и сеть морщинок у глаз говорили о веселом нраве.

Но сейчас он не производил впечатления весельчака. Мягким, но решительным движением он отобрал у Корри камеру и, к ее огромному удивлению, начал разбирать, потом развинтил треногу и стал укладывать все это в переносной ящик.

– Что вы делаете! Вы не можете… Вы не имеете права распоряжаться моей камерой!

– Может, и не имею, но кто-то же должен позаботиться о вас, раз вы не можете сделать этого сами, как я мог наблюдать.

Он присел на корточки, чтобы было удобнее укладывать аппаратуру. Корри заметила, как плотно сюртук обтягивает его плечи. Она подскочила к нему и почти закричала:

– Нет, позвольте! Я сама в состоянии позаботиться о себе, не прибегая к помощи посторонних мужчин. Я – фотограф. Я привыкла самостоятельно собирать и разбирать свою камеру.

Казалось, он не слышал ее криков, во всяком случае, они не помешали ему аккуратно упаковать камеру и тщательно проверить замки на ящике. Теперь он улыбался.

– Ну вот, все в полном порядке.

– Нет, не в порядке. Я еще не собираюсь уходить. Я обещала папе заснять пароходы, отплывающие на Юкон. Я… черт бы вас побрал!

Корри задыхалась от бессильной злобы, вот почему у нее вырвалось одно из папиных ругательств.

На губах незнакомца промелькнула усмешка. Он легко поднял ящик, как будто тот совсем ничего не весил, и сказал:

– Пойдемте, я провожу вас. Откуда вы знаете такие грубые слова? Кто бы мог подумать, что вы не только легкомысленны и самонадеянны, но к тому же употребляете выражения, не подобающие настоящей леди.

– Что вы сказали? Да я в большей степени леди, чем вы – джентльмен. Я не хочу, чтобы вы притрагивались к моей камере, я не хочу…