Герцог

Но Яну не удалось даже начать рассказ о семье Робертсонов, потому что его дворецкий, бесшумно отворив дверь, произнес:

— Извините, ваша светлость. К вам приехал доктор Эдвард Мулхауз.

— Эдвард! Замечательно. Сколько лет, сколько зим. Впусти его немедленно. Помнишь доктора Мулхауза, Джилз? Вы познакомились с ним во время твоего последнего визита в Кармайкл-Холл. Думаю, число моих слушателей удвоится.

Доктор Эдвард вошел в гостиную с выражением огромного удовольствия на худощавом загорелом лице. Он был огромен, как медведь, с широкими ладонями и большими ступнями. Костюм Мулхауза был не менее элегантен, чем у мистера Брэйдстона, что тот, конечно же, заметил. Доктор и герцог были старыми, добрыми друзьями.

Они пожали друг другу руки, а Ян хлопнул Эдварда по плечу.

— Доктор, неужели ваше ангельское терпение вас подвело и вы уехали из Суффолка раньше времени?

— Когда я уезжал, там во всем селении оставалась только почтовая кляча, поэтому мне нечего было бояться, что кто-то сломает ногу или вывихнет колено. Я почувствовал себя ненужным и решил прогуляться в Лондон. Повидать отца и тебя. И вот я здесь.

— Отлично. Эдвард, ты, наверное, помнишь моего кузена, Джилза Брэйдстона?

— Конечно, помню. Рад вас видеть, мистер Брэйдстон.

Джилз поморщился от боли, когда лапа доктора схватила его руку. Про него говорили, что он без посторонней помощи вправляет суставы, без особых усилий может сломать руку или даже ногу.

Затем Джилз произнес со вздохом:

— Садитесь, Эдвард. Теперь нас двое, и Ян будет надоедать не мне одному.

— Если тебе интересно, Эдвард, я скоро уезжаю в одно шотландское графство и рассказывал Джилзу, как там идут дела.

Он протянул Эдварду бокал с шерри.

— Но сначала скажите мне, друг мой, в Кармайкл-Холле все по-прежнему? У Дэнверса до сих пор артрит?

Эдвард четко и быстро изложил герцогу ситуацию в его деревне Кармайкл-Холл, которая находилась на территории графства Суффолк.

— Да, у Дэнверса артрит, именно так, как ты сказал. Черт побери, Ян, твой дворецкий ведет себя в Кармайкл-Холле как хозяин. Он, по меньшей мере, наглец.

— Ян держит его ради престижа.

— Перестань, Джилз. Ты тоже не прочь пустить пыль людям в глаза.

— А ты, Ян? Ты постоянно это делаешь, но когда тебя обвиняют — отнекиваешься.

Беседа продолжалась подобным образом еще несколько минут, пока Эдвард не повернулся к герцогу и не сказал:

— Хватит разговоров о Кармайкл-Холле и Лондоне, о короле и вообще о делах. Ян, что ты хотел нам поведать о графстве в Шотландии?

— О, — простонал Джилз. — А я-то надеялся, что он уже забыл…

— И не надейся, Джилз. Мне жаль, что я еще очень мало знаю, дабы попросить у вас совета.

Джилз закатил глаза. Герцог сделал вид, что не заметил этого. На минуту он погрузился в размышления, постукивая пальцами по своему аккуратному подбородку.

— Это действительно любопытно, — наконец произнес Ян. — Я получаю наследство от двоюродной бабушки, единственной сестры моей родной бабушки. Она, насколько я понял, вышла замуж за Ангуса Робертсона вскоре после того, как принц Чарлз последний раз пытался взойти на престол. Тогда разразился грандиозный скандал, но… так или иначе, каким-то образом теперь титул и земля переходят ко мне. Других родственников мужчин у двоюродной бабушки нет.

Он на секунду остановился и взглянул в сторону кузена.

— Робертсоны с холмов, разумеется, не имеют ничего общего с Робертсонами с высокогорья?

— Конечно, нет, — кивнул Джилз и посмотрел умудренным взглядом епископа Йоркского. — Я никогда бы не перепутал их, по крайней мере, в этой жизни.

— Вот все, что я знаю от моего адвоката: шотландцев мужчин, способных претендовать на наследство, точно не осталось. У графа был только один сын, который умер в 1795 году и оставил трех дочерей.

Мистер Брэйдстон деликатно зевнул, прикрывая рот белой рукой.

— Древняя история так скучна, не правда ли, мистер Эдвард? Хорошо, что Ян так быстро довел повествование до наших дней. Я думаю, ты не скажешь Фелисити об этих трех женщинах? Это, наверное, расстроит девушку, так же как расстроило бы ее маму.

— Не волнуйся за Фелисити. Все эти «три женщины», как ты их назвал, еще совсем девочки. По крайней мере, так написала моя бабушка.

Эдвард Мулхауз произнес с недоверием:

— Старуха еще жива? Она, должно быть, так стара, что видела живого Иисуса.

— Очень даже жива. Ей около семидесяти, или восьмидесяти, или около ста, черт его знает.

Мистер Брэйдстон поднялся с места. На лице его было написано сострадание.

— Бедный Ян. Ему придется стать сиделкой у старухи, из которой песок сыплется, и нянькой для троих детей. Ладно, мне пора идти, господа. Я бросаю Эдварда на произвол судьбы, выслушивать твои бредни, Ян.

— Что, Джилз, тебя ожидает примерка нового пиджака?

— Да. Я хочу увидеть, как будет смотреться красновато-коричневый с золотыми пуговицами. На этот раз я заказал пуговицы особой формы.

Затем Джилз повернулся к Эдварду.

— Зайдите как-нибудь ко мне на Брук-стрит. Ян ведь уезжает в Шотландию в конце недели. Ян, я думаю, мы еще увидимся до твоего отъезда? Надеюсь, ты неплохо проведешь время в Шотландии.

Как только Джилз вышел за дверь, Эдвард произнес:

— Со времен Куллодена не прошло и пятидесяти лет. Меня не удивляет, что шотландцы с подозрением относятся к своим английским соседям.

Герцог тихо сказал:

— Я думал об этом, Эдвард, и решил взять с собой только Мэбли. Как бы они плохо ни относились к англичанам, я бы не советовал им попадаться у меня на пути. Я еду с десятью хорошо вооруженными слугами и с обозом. Черт бы побрал Джилза! Послушать его, так действительно никто, кроме старой вдовы и троих детей, не ждет меня в этом замке. Ладно, хватит о моих делах. Скажи-ка мне лучше, Эдвард, где собираешься побывать в Лондоне?

Эдвард моментально зачитал список. Он был огромен, потому что доктору редко и недолго приходилось бывать в Лондоне.

— Господи, Эдвард, — удивленно произнес герцог, когда его друг замолчал, — эдак я до самого Пендерлига не оправлюсь от похмелья.

Эдвард понимающе улыбнулся. Суффолк — уютный уголок, но там доктору не хватало вечеринок и дебошей.

— Да, до Шотландии будешь за головушку держаться, — радостно завершил Эдвард и поднял стаканчик шерри в честь своего друга.

— Черт, а это было бы забавно. За это можно будет заплатить похмельем. Ты ведь доктор и, я думаю, поможешь мне перенести предстоящие мучения.

— К сожалению, это не в моих силах, — обрадовался Эдвард. — Сейчас около четырех часов дня. Наверное, уже стоит подумать о вечере?

Ян подумал о своей любовнице, великолепной Черри Брайт (его не покидала надежда, что это псевдоним), и вздохнул.

— Может, поедем к мадам Тревальер?

— О да, прямо сейчас, — воскликнул Эдвард. — Я прозябал на периферии шесть месяцев. Там только дочки зажиточных сквайров и замужние бабы. Девицы строили мне глазки и хихикали, что вызывало тошноту. А замужние смотрели с нескрываемым интересом, но почему-то боялись меня до чертиков. Не оставалось никого, кроме овец, для несчастного одинокого доктора.

— Хорошо, мы будем шляться до тех пор, пока тебе не надоест.

— Послушай еще раз мой список, не забыл ли я чего-нибудь?

— Откуда ты его взял?

— У владельца таверны «Крякающая утка», где я остановился. У него симпатичная дочка, но пуглива, как газель.

Герцог вздохнул.

— Возвращайся к шести и оставайся у меня. Мне неприятно, что ты остановился в «Крякающей утке». Давай поезжай сейчас за вещами, а потом мы поедем гулять.

Герцог не привык оставлять друзей, особенно на охоте или на рыбалке. Тем более что с Эдвардом они дружили с шестилетнего возраста.

Глава 3

Леди Аделла Вайклифф Робертсон, вдова графа Пендерлига, подняв свою эбонитовую трость, указала на внучку.

— Подойди ко мне, дитя мое. Мне не нравится, когда ты сутулишься… Несмотря на то, что тебя считают шотландкой, в твоих жилах течет кровь англичан, поэтому должна вести себя, как подобает леди. А они никогда не сутулятся.