Маргаритки на ветру

– Едет! – прохрипел Эрнест, вытирая пот с лица. Миртль Ли сжала обеими руками зонт и прищурилась.

– Слим не щадит лошадей, – проворчала она и, чтобы лучше видеть, перегнулась через перила, отделявшие тротуар от мостовой.

Она была права. Кучер безжалостно хлестал кнутом шестерку взмыленных лошадей. Под сливающиеся в единый гул дробь копыт, револьверные выстрелы и крики «Й-о-хоу!» повозка приближалась с огромной скоростью.

Когда пыль рассеялась, разгоряченный кучер заорал с козел, обращаясь к встречающим:

– На нас напали бандиты! Тут наверху труп! На крыше дилижанса рядом с грудой багажа лежало завернутое в окровавленную попону тело несчастного.

– Это пассажир, Слим? – спросил Уэйлон, не обращая внимания на вопли ужаса, которыми огласила воздух Миртль Ли.

– Не-е. Один из тех шалунов, что пытались нас ограбить!

– Ты его застрелил? – Эрнест с одобрением посмотрел на потное, грязное от пыли лицо возницы, когда тот спрыгнул с козел и распахнул дверь дилижанса. – Неплохая работа, Слим…

– Боюсь, ваша похвала не по адресу. Да и Рэйди тоже ни при чем, – оборвал тот, привычным движением откинув подножку.

– Ну если не ты его застрелил, то кто же?..

– Она. – Слим ткнул оттопыренным большим пальцем в сторону двери дилижанса, из которой на землю по ступенькам грациозно сходила молодая девушка с живыми веселыми глазами.

За ней толкались, спеша выйти, остальные пассажиры: дородный седовласый джентльмен, почтенная матрона в бумазейном платье и высоких шнурованных ботинках и неуклюжий молодой человек в очках, неловко сидевших на его тонкой переносице, и с ранцем на спине. Никому из пассажиров не досталось ни капли внимания со стороны встречающих, ибо все взгляды с различной степенью удивления были прикованы к стройной темноволосой девушке в дорожном платье сапфирового цвета, в свою очередь, спокойно разглядывавшей делегацию. На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина, слышалось только позвякивание сбруи, когда лошади качали головами, да свист ветра.

Девушка расправила плечи, откинула длинные пышные волосы, уверенно перешла улицу и по-деловому обратилась к встречающим:

– Будьте любезны, пошлите за шерифом. Я хочу побыстрее разобраться со всем этим и заняться своими делами.

Таким оказалось прибытие Ребекки Ролингс в Паудер-Крик. Пока местные жители с непосредственностью аборигенов глазели на нее, перешептывались, охали и качали головами, она боролась с тошнотой, в который раз подступавшей к горлу за последние несколько часов, и судорожно теребила ридикюль дрожащими пальцами.

Никогда в жизни ей не приходилось стрелять в человека. До сегодняшнего дня ее жертвами были консервные банки, три пня, расчерченных под мишени, даже несколько монет, подброшенных в воздух, но она еще ни разу не стреляла в человека.

Правда, этот головорез начал палить по дилижансу. Он мог застрелить кого-нибудь из пассажиров, включая ее, и никто не отважился его остановить. Пришлось сделать так, как учил ее Бэр, – она выстрелила сама, защищая себя. Потом ей хотелось кричать и плакать, она почувствовала нестерпимую тошноту, но умерла бы со стыда, если бы позволила себе поддаться слабости на глазах у всех.

Хотя ей вовсе нечего стыдиться. Ребекка гордо вскинула голову. Она дочь Бэра Ролингса! Не пристало отважной девушке распускать нюни из-за проходимца, которого она лишила бесполезной жизни простым нажатием курка.

И все же она никогда не сможет об этом забыть, даже на минуту. Теперь у нее слишком много врагов. Ребекка вспомнила лицо неизвестного, который подошел к ней перед самым отъездом из Бостона, и у нее засосало под ложечкой. Его послал Нил Стоунер, чтобы напугать ее. Подлец считает ее трусливой слюнтяйкой, а она ни за что не отдала бы ему документы на серебряный прииск, даже если бы они у нее были!

Но Стоунер не откажется от своих попыток заполучить эти бумаги. Ясно, что он со своими приспешниками тоже не оставит ее в покое. Возможно, за ней следили всю дорогу до Монтаны. Ребекка почувствовала, как по спине пробежал холодок. Похоже, люди, охотящиеся за документами, каким-то образом узнали про ранчо. Значит, рано или поздно – скорее рано – в городе появятся грязные ублюдки, которые попытаются украсть у нее бумаги или отобрать их силой.

Поэтому нельзя терять бдительность ни на минуту, нельзя позволить себе раскиснуть. Если она проявит слабость, Нил и вся эта свора запросто решатся на убийство.

Ей приходилось напрягать все силы, чтобы, несмотря на приступы тошноты, выглядеть веселой и беззаботной. Ребекка окинула взглядом часть города, доступную ее взору, и осталась довольна увиденным. За годы, проведенные в Бостоне, она почти забыла примитивные пограничные городки. Паудер-Крик тоже не отличался особым изяществом. Но магазин Коппеля с яркой вывеской, аптека, вплотную примыкавшая к галантерейной лавке, и даже многочисленные салуны, расположенные по обеим сторонам улочки, вызывали у нее что-то вроде симпатии. Девушка быстро оглядела улицу из конца в конец, сразу отметив про себя все детали: деревянную мостовую, коновязи у салунов, бочки с водой, пыль в воздухе, прогуливавшихся ковбоев, спешащих по делам коммерсантов, лошадей, собак и кур; женщин в домотканых платьях, прижимавших к груди младенцев. Наконец Ребекка подняла глаза к великолепному синему небу.

Оно было необъятным и бездонным, как океан. Вдали, словно громадные сторожевые башни, неясно вырисовывались Скалистые горы, между соснами и елями тут и там маленькими сапфирами блестели озера. У подножия гор темный кобальт сменялся буйством зелени с россыпью поздних летних цветов: маков, астр, конопли, лилий, и белого и пурпурного вереска.

Монтана была краем пышных красот с остроконечными горами, нефритовыми прериями, лавровыми деревьями, виргинским можжевельником и мохнатыми елями.

А еще здесь бесконечный простор, где она может дышать полной грудью, мчаться верхом и чувствовать себя свободной. Свободной от всех своих воспоминаний.

Когда ее взгляд снова остановился на улице, Ребекка почти с удивлением посмотрела на бродивших вокруг кур и собак, чумазых детей, на запряженных в двуколки усталых лошадей – на все то, из чего состояла жизнь этого убогого городка. Она мгновенно взяла себя в руки, но в глубине души чувствовала радость, умиротворенную, счастливую радость.

Она свободна. Свободна от Бостона. Свободна от школы для молодых леди мисс Элизабет Райт, от ужасного школьного здания, до самой крыши увитого плющом. Свободна от угнетающе тесной кельи, которая два последних года служила ей домом. Ей больше не надо есть постную пресную пищу, ловить на себе за столом косые взгляды классных дам, любая из которых тут же грохнулась бы в обморок от страха при виде этого дикого ковбойского городка. Никаких больше расписаний, строгих платьев, которые нужно обязательно застегивать на все пуговицы до самой шеи. Не надо больше преподавать литературу пустоголовым ученицам, ленящимся даже открыть книгу. Там она была одинокой неприкаянной странницей, а теперь вернулась в родные края. Однако дело не в городе и не в людях, живущих в нем. Когда она возьмет лошадь, разыщет маленькую долину, где стоит ранчо отца, доставшееся ей по наследству, когда распахнет по-хозяйски дверь и войдет в старый дом, вот тут-то и будет ее настоящая родина. Она разложит вещи, одежду и утварь, расставит на полках книги и ноты, развесит по стенам картины – и тогда станет навсегда свободной.

А пока она устала от долгого переезда, испытала сильнейшее потрясение из-за случившегося в пути, напугана кровавой сценой, в которой была вынуждена сыграть главную роль. Ей не терпелось поскорее добраться до ранчо, остаться одной и насладиться покоем в собственном доме. Вся ее воля, все помыслы были устремлены к этому.

– Мэм, вы подтверждаете, что застрелили бандита? – спросил Эрнест Дюк, не поверивший своим ушам. Неужели эта элегантная леди, красота которой выдержит самую придирчивую критику, эта изнеженная барышня в бархатной шляпке с перьями, одетая в шелковый с кружевами наряд, правда, слегка помятый, но не потерявший достойного вида, эта девочка убила преступника?! Он не мог скрыть недоверия и стоял, выкатив на нее удивленные глаза. – Разрешите полюбопытствовать, из чего?