Прекрасная монашка

Герцог молча смотрел на обращенное к нему маленькое белое личико и два огромных, очень испуганных глаза, устремленных на него снизу. Капюшон спал на плечи незнакомца, и взору герцога открылась пышная копна распущенных огненно-рыжих волос, ярко сверкающих и переливающихся в свете тускло мерцавшей свечи.

— Кто вы? — еще раз спросил герцог, но голос его в этот раз звучал уже менее властно.

— Простите, монсеньор! Я виновата перед вами. Но у меня была надежда, что вы не обнаружите меня, так как я собралась доехать с вами только до Шантильи.

— А как вы узнали, что я собираюсь ехать именно туда? — удивился герцог.

— Я слышала, как вы сказали об этом вашим людям, и, пока все они занимались захромавшей лошадью, мне удалось незаметно проскользнуть в карету. Ведь дверца кареты была открыта, и мне ничто не мешало выполнить свой план.

Голос у нее был тихим и очень мягким, и герцог отметил ее грамотную речь. Разглядывая эту странную молодую женщину, спрятавшуюся в груде пледов на полу его кареты, помедлив, он убрал руку с ее плеча и, с легкой улыбкой сбросив плед с сиденья, указал гостье на место рядом с собой.

— Не хотите ли присесть? — предложил он.

Нервно и все-таки грациозно, хотя сделать это в мчащейся, раскачивающейся карете было очень непросто, девушка встала с пола и устроилась на сиденье рядом с герцогом.

Теперь он имел возможность лучше разглядеть незнакомку. Девушка была совсем юной и очаровательной.

Весь ее облик, длинные тонкие пальцы, нервно теребившие полу черного плаща, выдавали непростое происхождение.

— Буду рад, если смогу в чем-то оказаться полезным вам, мадемуазель, — учтиво обратился к ней герцог Мелинкортский. — Если вы собираетесь отправиться в Шантильи, моя карета в вашем распоряжении; но уверен, что у вас нет никакой необходимости совершать эту поездку с такими неудобствами. Не нахожу ничего приятного в путешествии под этими пледами.

При этих словах щеки девушки зарделись, затем она слегка улыбнулась.

— Благодарю вас, монсеньор, вы очень добры. Наверняка мой поступок показался вам немного… странным.

— Простите, я не в праве говорить о том, какую манеру путешествовать вы изберете для себя, — ответил герцог, — хотя, признаюсь, я несколько удивлен.

Незнакомка тихо вздохнула и выглянула в окошко.

Карета мчалась очень быстро, и она не могла ничего увидеть, кроме деревьев вдоль дороги.

— Наверное, мне надо все объяснить вам, — тихо проговорила она. — Я бежала из монастыря.

Пока непрошеная гостья говорила, свет от фонаря становился все более тусклым, а затем свеча и вовсе погасла. Герцог попытался окликнуть лакея, но почувствовал прикосновение руки незнакомки к своей руке.

— Умоляю вас, не тревожьтесь о свете. Будет лучше, если вы не сможете как следует разглядеть меня; тогда, если вас попросят впоследствии описать мою внешность, вы с чистой совестью сможете заявить, что не запомнили, как я выглядела.

— Так вы, мадемуазель, полагаете, что за вами будет организована погоня? — спросил герцог.

— Думаю, да, — покорно ответила она.

— В таком случае нам лучше всего представиться друг другу. Я, мадемуазель, герцог Мелинкортский. К вашим услугам.

— Чудесно, монсеньор. А я — Аме.

Воцарилось молчание.

— Красивое имя, — наконец проговорил герцог, — и очень необычное, но разве это все, что вы собирались сообщить мне?

— Это все, что мне известно.

— Простите?

— Я сказала, это все, что мне известно. При крещении мне дали именно это имя, которое означает» душа «. Я сказала на французский манер, потому что так легче произносить. Кроме этого, других имен у меня нет. Вот и все.

— Понимаю.

— У меня такое чувство, что вы находитесь в замешательстве, монсеньор, хотя все обстоит довольно просто.

Меня привезли в монастырь, когда я была еще совсем ребенком. Моя мать приколола к той одежде, в которой я была, записку. В ней говорилось:

» Моя дочь при крещении была названа Аме, поэтому, отдавая ее богу, я отдаю вместе с ней господу и собственную душу и возлагаю надежды на бога «.

Когда девушка говорила об этом, волнение так изменило ее голос, что герцогу он показался даже несколько странным. Наступила тишина, затем он проговорил, сделав вид, будто рассказ незнакомки взволновал его:

— И с тех пор вы все время оставались в монастыре?

— Именно так. Я прожила в нем всю жизнь.

— Вы не были там счастливы?

— Вовсе нет, я была там очень счастлива, — возразила девушка, — но сегодня что-то случилось со мной, и я внезапно решила, что обязательно убегу из монастыря.

— Хотелось бы знать, что заставило вас решиться на столь отчаянный поступок. Но если вы не захотите отвечать на мой вопрос, я пойму вас.

— В данный момент для меня нет ничего проще, монсеньор. Я не знаю почему — прежде я никогда в жизни не оставалась наедине с мужчиной-мирянином.

— Никогда?

— Разумеется, никогда. Единственные мужчины, с которыми мы встречались в нашем монастыре, были священники или отцы послушниц, которые изредка приезжали в обитель, чтобы навестить своих дочерей.

— Так, значит, в вашем монастыре, кроме вас, были и другие молоденькие девушки?

— Конечно. Они говорили, что собираются постричься в монахини, хотя на самом деле поселялись в монастыре, чтобы получить образование. В настоящее время в этой обители находятся шесть девушек примерно моего возраста, ну и, разумеется, монахини. Все сестры очень добрые и ласковые. Должна сказать, я всех их очень люблю.

— Но ведь все-таки должно было произойти нечто особенное, раз вы решили убежать?

— Да, кое-что случилось, и это очень разозлило меня, я бы сказала, привело в ярость.

Теперь в голосе молодой девушки уже слышались иные нотки, она явно волновалась.

— А вы не могли бы рассказать мне о том, что с вами случилось? — поинтересовался герцог.

— Вероятно, это большой грех, что я так сильно разозлилась, — ответила девушка, — и все-таки даже сейчас, когда я сижу здесь, рядом с вами, монсеньор, мне думается, я была права. Я расскажу вам обо всем, что случилось, но обещайте мне, пожалуйста, что выскажете свое мнение — права я была или нет в том, что сделала. У меня нет ни тени сомнения, что большинство людей посчитали бы, что я поступила опрометчиво, но вы — англичанин.

— А как вы узнали об этом? — прервал девушку герцог.

— Я услышала разговор ваших слуг. И один из них сказал следующее:» Уи заболел из-за этих французов. Будь я проклят, если ему известно, почему его светлость не остался в своем имении «.

Разговор слуг девушка передала на английском языке чувствовалось, что она еле сдерживает смех.

— Так вы разговариваете на моем родном языке? — воскликнул герцог по-английски.

— Можете не сомневаться! Я говорю по-английски, — ответила Аме, — а кроме того, еще по-итальянски, по-немецки и по-испански. Ее преподобие мать-настоятельница строго следила за тем, чтобы мы все свободно владели многими языками, но мне больше других понравился английский, потому что легче давался.

— Что ж, вы владеете им прекрасно, — согласился с девушкой герцог.

— Благодарю вас, монсеньор! Та монахиня, которая обучала меня языкам, сестра Маргарет, была по происхождению англичанкой. И как-то раз она сказала мне:

» Аме, в ваших жилах обязательно должна течь английская кровь, потому что ни один человек на свете не сможет так быстро овладеть каким-либо языком, если он не принадлежит к тому народу, который говорит на этом языке.

— И что же вы? — спросил его светлость. — Впрочем, нет, это бессмысленный вопрос, так как ответа вы все равно не знаете.

— Мне известно только то, что я — Аме.

— Но вы ведь до сих пор так и не рассказали мне, почему сбежали из обители.

— Я как раз собиралась это сделать, когда вы, монсеньор, прервали меня.

— Приношу вам свои извинения, — с легкой улыбкой проговорил герцог.

— Ничего страшного, — вполне серьезно заверила она его. — Итак, я как раз собиралась рассказать вам о том, что же случилось со мной. Прежде всего поймите, монсеньор, я прожила в этом монастыре семнадцать лет.