Гувернантка

Инстинктивно, почти не сознавая, что делает, Софи протянула руки к мальчику. В мгновение ока Ваня развернулся и исчез из избы.

Софи ощутила на себе тяжелый взгляд мадемуазель. Девушка содрогнулась. В этом взгляде, было столько злорадства, ненависти и триумфа, что ей стало страшно. Ни спертый воздух избы, ни гнойная рана Николая не смогли сделать с ней то, что сделал этот странный взгляд француженки. Софи почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек.

— А-а, — насмешливо протянула мадемуазель, — я так и знала. Вы, в конце концов, упадете в обморок.

Когда они вышли из избы, мадемуазель улыбнулась Софи:

— Так, значит, мы не такие сильные, как думали, а? Федор! Помоги мисс Джонсон забраться в коляску.

Глава 11

Почему я едва не лишилась сознания? Ведь я не из тех, кто чуть, что падает в обморок. Всему виной мерзкий взгляд мадемуазель. Так мог бы смотреть только злодей. Тем временем лошади упорно взбирались вверх по крутой дороге. Мадемуазель Альберт, широко расправив юбки, восседала, прямая как шест. Софи устроилась рядом, бледная и молчаливая. «Мадемуазель Альберт намеревалась мне что-то сказать, открыть нечто постыдное, — подумала Софи. — Позвав меня с собою в Кравское, она явно преследовала какую-то цель».

Мадемуазель хранила молчание. И лишь когда они приблизились к Обухову, заметила вскользь:

— Я начинаю думать, мисс Джонсон, что в вашей броне и в самом деле нет слабого места, хотя согласна, нога Николая представляла, отвратительное зрелище.

То, не нога заставила меня похолодеть от страха», — хотелось ответить Софи. Но присутствие мадемуазель сковывало ее. Казалось, ее спутница празднует победу. Иначе, зачем ей так загадочно улыбаться?

— Какой странный ребенок, — обронила Софи, игнорируя замечание о ноге Николая.

— Ваня? Странный? В каком смысле?

— Он кажется… замкнутым. Гордым. Не похожим, на других. Я видела его прежде. Вы, наверное, помните, я уже бывала в Кравском с князем.

— Я не забыла. И вы видели Ваню тогда?

— Да. Ребенок и тогда выглядел несчастным.

— Почему он вас интересует, мисс Джонсон?

— Не знаю. Мне просто… просто хочется помочь ему.

Мадемуазель улыбнулась:

— На вашем месте, я не стала бы вмешиваться.

— Насколько я поняла, он не внук Николая?

— Николай говорит, что нет. Но возможно, он так выражает свой гнев. Похоже, мальчик дерзок и строптив. Представляю, — елейным голосом добавила мадемуазель, — сколько пинков, и тумаков достается на его долю.

— Но он всего лишь ребенок! — воскликнула Софи, представив себе ужасное положение мальчика.

— К несчастью, он родился другим, — ответила мадемуазель.

— Другим? Но почему?

Он такой же ребенок, как остальные, размышляла Софи. Воспоминание о мальчике причиняло ей боль. Она была уверена, хотя и не знала почему, что мадемуазель намеренно привлекла ее внимание к Ване. Теперь Софи знала — причиной их визита был именно он. Нога Николая лишь предлог.

— Я вижу, вы расстроены, — заметила мадемуазель. — Это говорит о вашей доброте. Но нельзя так расстраиваться из-за несовершенства мира, моя дорогая. В конце концов, он всего лишь крестьянский мальчишка.

«Он ребенок, муки которого больно задели мое сердце, — призналась себе Софи. — Этот ребенок вызывает во мне чувства, которые я не могу выразить словами… Я не могу перестать думать о нем. И это именно то, чего хочет мадемуазель. Она мечтает причинить мне страдания, зная, что я беспомощна, что-либо сделать. Этот торжествующий взгляд! Но что ей с того?»

— Я вижу, вы обожаете детей, — сладким голосом произнесла мадемуазель, когда они свернули к Обухову. — Я всегда считала, что англичане любят проявлять добродетель. Почему бы вам не справиться о Ване у мистера Хенвелла? Что касается меня, я нахожу разговор о мальчике скучным и утомительным.

Мадемуазель внимательно посмотрела на Софии, и улыбнулась недоброй улыбкой. Девушка поняла, что все ее мечты о том, чтобы заслужить любовь и доверие мадемуазель Альберт, напрасны. Наоборот, враждебность и неприязнь дальней родственницы князя, казалось, лишь возросли.

У себя в комнате Софи переменила платье, в котором побывала в избе Степана. Впервые в жизни она почувствовала столь явно ненависть и враждебность другого человека. И это лишило ее покоя. Злоба мадемуазель каким-то образом связана с Ваней. Но ведь это абсурд! «Спросите у мистера Хенвелла», — сказала ей мадемуазель.

Софи так и поступила. Подходящий случай представился в тот же вечер, когда фрейлейн Браун пригласила ее и Эдварда выпить чаю у себя в комнате. Завязалась пустяковая беседа. Затем, под каким-то предлогом, фрейлейн Браун оставила их вдвоем.

— Романтичная фрейлейн Браун, — обронила Софи.

Эдвард улыбнулся. Потом, заметив мрачность Софи, заботливо спросил:

— Вы, случайно, не больны? Сегодня было так жарко, и одному Богу известно, что можно подхватить в этой деревне.

— Нет, спасибо. Я совершенно здорова. Но есть кое-что, о чем мне хотелось бы спросить у вас. Сегодня мы были в избе Степана. Мадемуазель и я. Она очень ловко наложила повязку на раненую ногу Николая.

— Знаю, знаю, слухами земля полнится. Николаю посчастливилось, что он не потерял ногу.

— Там был маленький мальчик.

— Только один? У Николая не меньше дюжины детей и внуков. Наверное, остальные работали в поле.

— Это странный ребенок. Совсем, не похожий на других, хотя и такой же грязный и оборванный. Кажется, мадемуазель считает, будто вы знаете кое-что о нем.

— Я удивлен, что мадемуазель не сказала вам об этом сама, — медленно произнес Эдвард, — вряд ли это могло ускользнуть от нее. Мальчика зовут Ваня?

— Так вы его знаете?

— Да.

— Он внук Николая?

— Нет.

— Тогда сын?

— Нет. Он им не родной. Мальчика, поместили в семью Николая сразу после его рождения. Он не знал другой семьи.

— Но кто он?

— Он незаконнорожденный сын князя. Так сказать, побочный сын.

Эти слова словно громом поразили Софи. Какое-то время девушка была не в силах что-либо сказать.

— Так вот почему этот ребенок так притягивал мое внимание, — наконец произнесла она.

— Он похож на князя. Те же глаза. Та же гордая посадка головы. Вас это шокирует? Должно быть, вам известно, что такое случается.

— Разумеется. Вы знаете… известно ли, кто его мать?

— Анна Егоровна.

Софи едва не задохнулась.

— Вы уверены, Эдвард?

— Не меньше, чем мадемуазель. Если она не сказала вам об этом сама, то только из деликатности.

— Не думаю, что из деликатности.

— Честно говоря, я тоже не верю в ее деликатность. По причинам, известным лишь ей одной, мадемуазель хотела, чтобы вы узнали об этом факте и были бы им шокированы. Мадемуазель не нравится, когда кто-то счастлив, а она нет. Она вас ревнует.

— Да, я знаю.

— Привлекая ваше внимание к Ване, она хотела показать вам уродливую сторону жизни, как если бы кто-то перевернул в саду красивый камень, желая показать грязь под ним. Несомненно, Ванина жизнь не больно сладкая. — Эдвард помолчал. — Но реальность жестока. И мы ничего не можем с этим поделать. Вы не сможете помочь этому ребенку, так что лучше забудьте о нем.

— Мадемуазель Альберт отлично это знала. Знала, что я бессильна.

— Софи, незаконнорожденный ребенок — не такая уж большая редкость. Ванина мать могла быть крепостной, хотя не была ею. Права хозяина здесь безграничны. То, что ребенок попал в семью Степана, — не так уж плохо для него. Для мальчика могло бы найтись место и похуже.

— Но это несправедливо!

— Согласен, однако, так подобные дела обстоят повсюду. Незаконнорожденные дети обречены на страдание. Мадемуазель отлично знала, что это причинит вам боль. Какая ей от этого польза, спросите вы? Разрушить ваши иллюзии и насладиться видом вашего собственного страдания? Не слишком красивый поступок с ее стороны.

Софи молчала, слушая биение часов фрейлейн Браун. Их звук казался громким и неприятным.