Дикая слива

Над ним склонились какие-то люди и о чем-то спрашивали. Их лица и голоса то возникали, то вновь пропадали в густом тумане, затянувшем его сознание. Кун долго не мог ничего понять, пока не услышал знакомый голос.

С ним разговаривал Дай-ан, его командир, который не желал ему зла. Однако рядом стоял другой, самый ненавистный на свете человек, князь Арвай.

— Ты можешь сказать нам, кто твой отец!

Что будет, если он признается в том, что приходится сыном самому Юйтану Янчу? Сможет ли это спасти жизнь не только его в первую очередь — Мэй? Как объяснив свое бегство и последующее нагромождение лжи?!

Мудрецы не лгут: истинный путь человека — это путь его сердца. Кун молчал, стиснув зубы. Они не добьются от него ни единого слова! Юноша думал, что его вновь станут бить, но ошибся: они ушли и оставили его одного.

Кун понимал, что смерть близка, но думал о ней без уныния и страха. Его появление на земле было не чудом, а трагической и досадной случайностью. Человеческий мир отвратителен, потому что большинство людей не в силах понять, что жизнь состоит не только из того, что можно увидеть потрогать руками. И если он умрет, то его душа сможет возродиться в лучшем месте, там, куда рано или поздно попадет и душа Мэй.

Туман лежал на горных вершинах меховыми шапками, а внизу зеленела трава. Казалось, весь мир, состоит из одних лишь долин и гор, однако запах влажной земли и соленого ветра выдавал близость большой воды.

Где-то на горизонте шумел океан, тусклый диск солнца клонился к западу. Стремясь достичь своей цели до темноты, всадник спешил изо всех сил, хотя и не знал, что ждет его там — гнев или милость, жизнь или смерть.

Дай-ан вглядывался в знаки облаков, изгибы холмов, узор курчавой поросли на каменных склонах, словно пытаясь определить по ним будущее. Перед поездкой он, как водится, побывал у гадателя. Тот сказал много странных вещей: будто грядут большие перемены, и вместе с тем в каком-то смысле дело вернется к исходной точке, что в чем-то сокрыта большая ложь, но как ни странно, именно она, в конечном счете, приведет к истине. С другой стороны, гадатели на то и существуют, чтобы запутывать мысли простых людей.

Вопреки обычаям, Дай-ан поехал один, во-первых, потому, что не хотел рисковать жизнью своих людей, во-вторых, оттого, что это было крайне секретное дело. Он взял на себя этот риск, поскольку ему было стыдно перед Куном, которому он не смог помочь.

Позади усадьбы Юйтана Янчу в небо упиралась темная горная гряда. Голые, однообразно унылые склоны, прямые, как стрелы линии — все указывало на веяние смерти. Дай-ан счел это недобрым знаком и все же ускорил движение.

При въезде в усадьбу его тщательно обыскали. Когда Дай-ан предъявил письмо князя Арвая, адресованное правителю Гуандуна, его провели к князю.

Юйтан Янчу оказался немолодым человеком с суровым лицом и мрачным взглядом. Выслушав посланника, он тяжело промолвил:

— Известно ли вам, сколько раз я разочаровывался?

Дай-ан понимал князя. Одна людская волна сменяет другую, и всякому человеку хочется оставить после себя нечто нетленное. Каждый страшится уйти из этого мира, не оставив себе памяти. А лучшая память — это не надпись на поминальной табличке, а сотни поколений, в которых течет твоя кровь.

Он вспомнил, как палач взял Куна за кончик перевязанной шелковой нитью косы, отхватил ее резким взмахом ножа и швырнул на пол. Глаза пленника расширились, ресницы дрогнули. Он слегка покачнулся, но не проронил ни звука. В тот миг Дай-ан подумал: для того, чтобы спасти этого юношу, он не пожалеет своей головы.

— Мой господин полагает, что этот человек может быть вашим сыном.

— У него есть доказательства?

— Нет. Никаких, кроме того, что у этого юноши тот же возраст, рост и такая же родинка на лице. Думаю, господин, вы должны посмотреть на него сами.

— Что толку смотреть, если этот человек не признает себя Кианом Янчу? Если он утверждает, что никогда не слышал моего имени?

— Это не так. Он отказывается отвечать на вопрос, кто его отец. Мне кажется, он просто ничего о себе не знает.

— Я не верю в такие вещи. Человек не может не помнить себя.

— Случается, люди теряют память. Возможно, ваш сын был ранен?

Юйтан прошелся по залу. По его движениям было видно, как сильно он нервничает. Когда он вновь посмотрел на Дай-ана, его взгляд был тяжел и холоден, как свинец.

— Почему твой господин не привез этого парня сюда? Почему он предлагает мне приехать к нему?

Это был законный вопрос. В Поднебесной было регламентировано все, до малейшего шага: нарушение иерархии было серьезным оскорблением. Дай-ан не знал, как ответить так, чтобы не лишиться головы, и рискнул сказать правду:

— Этот воин обнажил меч против того, кому поклялся служить, когда счел его приказ несправедливым. Князь Арвай был вынужден бросить его в тюрьму и отдать палачу.

Юйтан заскрежетал зубами. В его глазах полыхнуло пламя.

— Моего сына?! Презренный пес!

Дай-ан упал на колени. Он был закаленным воином, и все же от голоса князя у него заледенела душа.

— Господин не знал, он догадался только потом.

— Обнажил меч, — медленно повторил князь. — Да, это не воин «армии зеленого знамени» [13], это гордость «восьмизнаменной»! Хорошо, я поеду с тобой.

Дай-ан и Юйтан Янчу со своим отрядом пустились в путь ранним утром. Небо было туманным, словно пропитанным пылью, в горах завывал ветер.

Дай-ан поражался выдержке князя. Тот ни о чем не расспрашивал, между тем было понятно, что он не только презрел гордость и сам поехал к князю Арваю, но и заведомо решил, что примет сына любым, искалеченным, опозоренным, не помнящим себя и своего настоящего имени.

Княжеский сад радовал глаз. Струи воды с радостным звоном вырывались из выложенных розовыми и зелеными камнями фонтанов, в глубине искусственных водоемов резвились золотые рыбки, в гуще зарослей беспечно щебетали птички, на клумбах благоухали цветы, а растущие вокруг деревья шелестели изящно вырезанными листьями.

Появление Юйтана Янчу было сродни нашествию темной тучи. При входе он яростно отшвырнул охранника, который попытался узнать, нет ли при нем отравленного оружия, а в покоях его голос гремел так, словно он явился домой после долгого отсутствия и обнаружил там прохлаждавшихся слуг.

Несмотря на все свои пороки, князь Арвай был человеком неглупым. Он принял гостя с подобающим уважением и почетом, и долго и униженно извинялся.

— Простите, что вам пришлось приехать. Я до сих пор не уверен в том, что не ошибся…

— Как он? — перебил Юйтан.

— С ним все в порядке. Его били, но не калечили. Ни одна кость не сломана. Стоило мне заподозрить, что это ваш сын, я тут же приказал прекратить пытки и позвал к нему врача. Когда ссадины заживут, он будет совершенно здоров. Правда, палач перестарался и случайно отрезал ему косу…

— Что?!

Арвай попятился. На его искаженном страхом лице застыла неживая улыбка. «A если князь Янчу пожалуется императору, а если он решит отомстить!» Арвай не любил ссоры и войны, он предпочитал наслаждения и покой.

— Не беспокойтесь, этот человек уже казнен. Я прикажу уничтожить всех свидетелей этой ужасной ошибки. А волосы… они отрастут.

Дай-ан моргнул. Главным свидетелем можно было назвать его. Что будет с ним и его семьей?! Оставалась надежда на то, что юноша самом деле окажется сыном Юйтана и заступится за того, кто помог ему вырваться из рук Арвая.

Князь пожелал спуститься в подземелье в полном одиночестве. Он молча прошел по длинному и темному, похожему на чрево дракона коридору, мимо охранников с непроницаемыми лицами и пустыми глазами и остановился перед камерой, в которой томился узник.

Внезапно Юйтан почувствовал головокружение, словно внезапно оказался на краю бездны. Он боялся себя. Неужели здесь, в этих мрачных застенках ему наконец удастся отыскать кусок своего сердца, сокровенную частичку души? А если там, внутри, — чужой человек?!