Невеста для герцога

— Разве в таком вам следует признаваться жене?

— О, не любой, но мне придется признать, что непохоже, чтобы вы были обычной женой.

Он сделал шаг ближе.

— Честно говоря, поскольку вы стали такой сведущей спутницей и предложили мне свое представление о любовнице, я считаю, что только справедливо, чтобы вы сами сыграли эту роль.

Она не сказала ничего. Даже когда он протянул к ней руку и медленно провел пальцем по ее обнаженной руке.

— Джеред, вы взяли бы туда свою любовницу?

— Вряд ли. — Полин была более чем искушена в любовных играх, но это был комментарий, от которого он воздержался.

— Тогда почему вы взяли меня?

— Разве не достаточно того, что я дал вам любопытный предмет для размышления? — Ее волосы были искусно причесаны, как будто она ожидала любовника. — Тесса, мне кажется, вы многое для себя почерпнули. Всего несколько часов назад. — Он шагнул ближе, протягивая руки к ней, притянул ее спиной к своей груди. — Видите, как легко это вспомнить?

— Не надо.

— Чего не надо, Тесса? Не трогать вас, не обнимать вас?

— Пожалуйста, не говорите об этом.

Он отступил назад, медленно повернул ее в своих объятиях. Он едва видел ее, но что-то остановило Джереда, когда он хотел зажечь свечу.

Он сделал то, что вот уже несколько часов собирался сделать: наклонился и поцеловал ее, заглушая свои мысли и ее мольбы самым простым способом. Если не считать того, что целовать Тессу было очень приятно, это было и изобилие новых ощущений. Движение его языка по ее губам уговаривало их открыться, тепло ее рта вызывало в нем стон новичка. Ее язык был сначала робким, а потом осмелел, когда вступил в поединок с его языком. Простой поцелуй? Вовсе нет. Поле его зрения сжималось до тех пор, пока весь мир не превратился в черную точку, как если бы он терял голову от нахлынувших чувств.

Он постепенно продвигал ее к кровати, поднимая за талию, пока она не упала на простыни. Джеред развел ее ноги, распахнул свой халат, мимолетно подумав о собственной искусности и всех тех уловках, которые сделали его таким, по общему мнению, хорошим любовником. Но ничто не имело значения, кроме сверлящей неудовлетворенности, этого проклятого сексуального голода: ни ее желания и потребности, ни его опыт и знание. Ничто.

Он вошел в нее слишком внезапно, но она была уже горячей и влажной и готовой для него. Джеред застонал и едва не закричал от волны ощущений. Он был слишком опытным любовником, чтобы думать, что она так быстро возбудилась.

— Вы такая вот уже несколько часов, да, Тесса? — Он сделал движение, погружаясь в мягкость и жар. — Пылкая. Ждущая меня.

— Я не знаю. — Тихое признание, вздох осознания. Он вошел снова. Ее ногти вонзились в его руки, голова металась из стороны в сторону по простыне.

Он чувствовал себя как дикое животное с инстинктивной потребностью спариваться, в лихорадке от желания, отчаяния, готовый рвать когтями и кусаться, порвать любого на своем пути, все, что стоит между ним и извержением его семени. Джеред крепко схватил ее бедра, притягивая ближе к себе. Он взглянул вниз, где тени танцевали даже еще более эротический танец. Со стоном вошел глубоко еще раз. Все изощренные мысли покинули его, когда он взвыл как дикарь, каким себя и чувствовал. Волна экстаза вырвалась из его разума и сердца в тот же самый момент, когда его тело содрогалось, трепетало и ликовало.

Глава 15

— Я аннулирую свое обещание, — сказала Елена Эстли своей дочери. — Я более чем определенно собираюсь вмешаться в твою жизнь.

Она налила чашку чая, подала ее Тессе, пристально наблюдая за ней. Та вспомнила чаепития со своими куклами. Они были более дружескими, чем сегодняшнее.

— Твой отец сказал, что ты была полуголой на маскараде. И три человека сообщили мне, что ты и Джеред что-то громко выясняли на глазах у всех.

— Какой костюм был на вас, мама?

Елена отвела взгляд.

— Это не имеет значения, Тереза.

У нее проблемы! Мать крайне редко называла ее так. Когда она это делала, это походило на строгое внушение, возрождая все детские страхи. Елена была чудесной матерью, но очень строгой. В детстве Тесса думала, что у нее глаза расположены на затылке. Ни один из ее семерых детей никогда не совершал ничего, о чем бы не знала их мать.

— Вы опять наряжались валькирией, не так ли, мама? С металлическим нагрудником и этими конусами на груди?

— Дело не в этом.

— Держу пари, у вас было еще и копье.

— Дубинка. Мне порекомендовали больше не брать его.

— Я бы тоже сказала «нет» после того, как в прошлом году вы чуть не проткнули им графиню Вестмир.

— Не это сейчас обсуждается, Тереза.

— Мне не особенно интересна эта тема, мама. — Она сделала глоток чая, добавила сахару. — Я ведь уже взрослая.

Поднятая бровь. Ее мать так искусна в мимике! Тесса буквально услышала ее слова: «Тогда не веди себя как ребенок».

— Я, при всех моих недостатках, не устраиваю на публике скандалов с твоим отцом.

Тесса улыбнулась в свою чашку. Стены Дорсет-Хауса временами дрожали от их криков. У нее не было никаких сомнений в том, что родители любят друг друга. К тому же и отец, и мать всегда имеют свою твердую точку зрения. И хотя они, может быть, и не спорили на публике, совершенно точно бывали времена, когда Грегори и Елена не могли сблизиться на расстояние вытянутой руки, так были раздражены друг на друга.

— Мы с Джередом на самом деле не спорили, — сказала Тесса. — Я просто высказалась относительно его друзей. Он не умеет их выбирать.

— К несчастью, это не та история, о которой сплетничают.

— Мало ли о чем судачат люди, мама.

— Да, но свои действия ты в состоянии держать под контролем. Киттридж плохо с тобой обращается?

Тесса почувствовала, как ее лицо заливает румянец. Если бы Джеред обращался с ней хотя бы чуть-чуть лучше, она бы за неделю умерла от экстаза.

Елена подняла другую бровь. Тесса поставила свою чашку на поднос, встала и прошлась по гостиной матери. Лондонский дом Эстли являлся сейчас тихим убежищем, поскольку трое младших мальчиков пошли на прогулку, а старшие уехали в школу. Эта комната была ее любимой, с нежно-зелеными, обитыми шелком стенами и толстым ковром на полу. Мягкие стулья были невероятно удобными. Столики красного дерева отполированы до блеска. Здесь всегда пахло духами матери, с легким оттенком сандала. Восточные ароматы, такие же загадочные, как сама Елена.

Сегодня камин был зажжен, принося тепло и радость в серый день.

На полке тикали часы, и Тесса видела каждое движение стрелки.

Мать молчала. Это была ее уловка. Она терпеливо выжидала столь долго, сколько требовалось, чтобы признаться в грехе, умолять о прощении и обещать, что такого больше никогда не случится. Ее братья начинали извиняться уже через несколько минут. Тесса подумала: как долго она может выдержать паузу, прежде чем заговорить?

— Ты счастлива? — Это можно считать помилованием, потому что мать заговорила первой.

— Я не несчастлива, мама. — Вот это была правда. Что еще можно сказать?

— Существуют разные степени страдания, дорогая. И все они умещаются в широких рамках твоего ответа. Не быть несчастной — это не то же самое, что быть довольной своей жизнью.

— Я люблю моего мужа. — Еще одна правда. Ослепляющая. Она затуманивала ее зрение, оставляя все остальные неприятности невидимыми.

— А что, если Киттридж не любит тебя, Тесса? Об этом ты не думала?

Дочь провела пальцами по каминной полке. Как сказать матери, что она уже почти смирилась с мыслью, что скорее всего это так. Она просто забавляла его. Это не подлежало сомнению. Она могла только на какое-то время заинтересовать его. Сколько еще осталось до того, как он отвернется от нее совсем? Неделя? Месяц? Это был очень реальный страх. Она повернулась и посмотрела на Елену. Но как поделиться подобными размышлениями с родной матерью?