Иметь и хранить

— А духи мертвых могут его отпугнуть? — продолжал итальянец.

— Нет, не могут! — ответил Карнэл и снова выругался. — Как бы я хотел, чтобы он сам стал таким же духом! Ах, если бы я мог убить его до отъезда...

— Я бы давно нашел способ сделать это, милорд, если бы на этот раз вы не были столь щепетильны. А между тем вспомните: прежде наши враги, ваши и мои, не раз умирали смертью странной и загадочной. Люди немало тому дивились, но в конце концов приходили к выводу, что это Божий промысел. — И он разразился мерзким беззвучным смехом, в котором веселости было не больше, чем в ухмылке черепа.

— Знаю, знаю! — раздраженно бросил Карнэл. — Мы с тобой, Никколо, не чистоплюи. Но тем, кто стоял на моем пути раньше, я не посылал вызова на дуэль. Перси мой смертельный враг, и я желал бы сам пронзить его сердце шпагой. Знаешь, я отдал бы свое кольцо с рубином, чтобы узнать, в городе он сейчас или в лесу.

— Он в лесу, — произнес я.

Один миг — и Черный Ламораль вместе с гнедой кобылой пастора оказался перед ними; они не успели и пальцем пошевелить, а только стояли и смотрели на нас расширенными глазами, словно и мы, и наши лошади явились с того света. Вся кровь отхлынула от лица милорда, оно побелело и перекосилось. Что же до его спутника, то физиономия того никак не изменилась — думаю, она не менялась ни при каких обстоятельствах, — но перо ни его шляпе задрожало, и причиной тому был не ветер.

Джереми Спэрроу склонился с седла, схватил итальянца под мышки, и, легко подняв, перекинул его через холку своей лошади.

— Знаешь что, самозваное ты божество, целитель души и отравитель тела, — сказал он с веселым добродушием, — давай-ка мы с тобой проедемся вдвоем на этой кобылке. — И с этими словами он начал связывать руки итальянского доктора его же собственным шарфом. Ядовитый гад извивался, пытаясь вырваться, но силы у священника хватило бы на десятерых, и он держал итальянца железной хваткой. К этому времени я уже успел соскочить с Черного Ламораля и стоял перед Карнэлом. Кровь вновь прилила к его щекам, бледные губы опять покраснели, глаза загорелись. Рука королевского фаворита легла на рукоять шпаги.

— Я не обнажу против вас шпаги, — сказал я, — я держу данное слово.

Он уставился на меня, сдвинув брови, затем натянуто засмеялся.

— Тогда ступайте своей дорогой, а мне не мешайте идти своей! — воскликнул он. — Ну же, покажите, какой вы услужливый муж, мой почтеннейший капитан сброда и депутат от десятка хижин! Можете не сомневаться, король и я сумеем вас вознаградить.

— Я не обнажу против вас шпаги, — повторил я, — но мы померимся силами по-иному. — И я крепко схватил его запястье.

Он был столь же сильным борцом, как и фехтовальщиком, но в моем сердце кипел такой гнев, а сумрачный лес с привидениями так живо стоял перед глазами, что в те минуты я, пожалуй, одолел бы и самого Геракла. Вскоре я свалил Карнэла на землю, встал коленом ему на грудь, схватил одной рукой за горло и крикнул Спэрроу, чтобы он обрезал поводья Черного Ламораля и кинул их мне. Он тут же все исполнил, хотя при этом ему еще приходилось удерживать брыкающегося итальянца. Действуя свободной рукой и зубами, я привязал руки его милости к туловищу, потом убрал колено с его груди, отпустил горло и встал на ноги. Он тотчас же вскочил, Лицо его было бело как мел, на губах выступила пена.

— Что дальше, капитан? — спросил он сквозь зубы. — Ваш счет растет на глазах. Итак, что вы намерены со мною делать дальше?

— А вот что, — ответил я и, несмотря на сопротивление, привязал его вторым ремешком к молодому клену, под которым мы боролись. После этого я сначала вытащил его шпагу из усыпанных драгоценными камнями пожен, положил се на землю около его ног, а затем разрезал ремень, стягивавший его руки, оставив только тот, которым он был привязан к дереву.

— Я не сэр Томас Дэйл, — сказал я, — а потому не стану запихивать вам в рот кляп и оставлять вас привязанным к дереву на веки вечные, чтобы вы созерцали могилу, которую собирались вырыть для меня. Два леса с привидениями на одно графство — это уже чересчур. Вероятно вы, милорд, уже заметили, что до узла ваших пут вы можете легко дотянуться руками, которые я вам только что освободил. Это особый узел; завязывать его меня научил один индеец. Если вы начнете распутывать его сейчас же, не теряя времени зря, то развяжете еще до вечера, а чтобы вы не сочли, что это гордиев узел и не вздумали его разрубить, я положил вашу шпагу так, что взять ее вы сможете лишь после того, как достаточно для этого потрудитесь. Ваш приятель может нам пригодиться, так что мы забираем его с собой в лес с привидениями. Засим, милорд, я имею честь пожелать вам всего наилучшего.

Я низко ему поклонился, вскочил в седло и наконец-то повернулся спиной к его ненавидящим глазам и ощерившемуся рту. Спэрроу, по-прежнему держа свою добычу перекинутой через седельную луку, повернул вместе со мною. Через минуту мы уже въехали на поляну, по которой недавно шел итальянец. Проехав еще немного, я повернулся в седле и посмотрел назад. Золотистая ложбинка исчезла, лес снова стал ровен и безмятежен. Казалось, он вновь принадлежит своим пугливым обитателям, а людская суета больше не нарушает его покой. Все в нем было недвижно, и только с ветвей тихо и плавно падали мертвые листья. Правда, из-за купы сумаха, пламенеющей словно факел в серо-голубой дымке, извергался беспрерывный поток слов. К счастью, их уже нельзя было разобрать, но я знал, что королевский любимчик ругательски ругает и итальянца, и губернатора, и «Санта-Тересу», и «Счастливое возвращение», и преподобного Спэрроу, и здешний лес, и рощу с привидениями, и свою шпагу, и хитрый индейский узел, и конечно же меня самого.

И должен сознаться, что эта брань звучала для меня как сладчайшая музыка.

Глава XV

В которой мы находим лес с привидениями

На опушке леса, где, если верить молве, водились привидения, мы спешились и привязали лошадей к соснам. Итальянца, связанного и с кляпом во рту, мы оставили лежать поперек седла гнедой кобылы. Затем, ступая бесшумно, как индейцы, вошли в лес.

Едва мы в нем очутились, как солнце словно бы померкло. Могучие исполинские сосны росли здесь так часто, что далеко в вышине их кроны смыкались, образуя непроницаемый для солнечного света свод, тяжелый, сумрачный и давящий, точно грозовая туча. Внизу лес походил на пещеру. Тут не было ни молодых деревьев, ни кустов, ни вьющихся лиан, ни цветов, ни одной яркой краски — только бесконечные сосновые стволы и земля, выстланная скользкой, красновато-коричневой хвоей.

Тихо пробираясь в полумраке, мы долго не слышали ничего, кроме нашего собственного дыхания и стука наших сердец. Но достигнув медленно текущего ручья, такого же оцепенелого, как и лес, по которому он струился, и пройдя некоторое время вдоль его сонных излучин, мы наконец услыхали человеческий голос и различили вдалеке неясные фигуры, сидящие над черной водой. Мы крались, скользя от дерева к дереву, осторожно и беззвучно, потому что в этой угрюмой тишине малейший шорох прозвучал бы как пистолетный выстрел.

Вскоре мы остановились и, прячась за гигантским стволом, начали украдкой наблюдать за похитителями и похищенными, ожидавшими на берегу ручья лодки с «Санта-Тересы». Леди, которую мы искали, лежала на темной земле под сосной, словно упавший цветок. Она не шевелилась, глаза ее были закрыты. В головах у нее сидела негритянка, и ее платье и тюрбан смутно белели в полумраке. Под соседним деревом сидел Дикон со связанными за спиной руками, а вокруг него — четверо французских слуг милорда Карнэла. Именно голос Дикона мы слышали несколько минут назад. Он все еще говорил, и теперь мы уже могли разобрать о чем.

— И тогда сэр Томас Дэйл приковал его к дереву — как раз к тому самому, под которым сидишь ты, Джек. — Бедняга Жак мигом пересел. — Приковал он его, стало быть, к этому дереву: одной цепью за шею, другой за туловище, а третьей за лодыжки. А язык ему велел проткнуть толстым шилом. — Тут слушатели взвыли от страха. — Потом здесь же, у него на глазах, выкопали могилу, притом, заметьте, неглубокую, и безо всякого гроба, в одном только саване, положили в нее человека, которого он убил. А потом эту могилу зарыли. Ты, братец, сейчас сидишь прямо на ней!