Жизнь, как морской прилив

— Помощником на ферме? Хозяин? Всего-то помощником на ферме?

— Ты сказала это, девочка. Всего-то помощником на ферме. Но самонадеянным до предела. Считал себя кем-то вроде джентльмена в стесненных обстоятельствах, если можно так сказать. И я скажу тебе кое-что еще, девочка, но это между нами. — Он наклонился к ней поближе и заговорил почти шепотом: — Он знал, чего хочет, с того самого момента, когда Рон вернулась из Америки. Она ездила туда повидать свою кузину, но получила известие, что ее отец умер. В этом месяце как раз исполняется девять лет с того события. И вот она приехала, отважная девушка, можно сказать, одна во всем свете, хотя у нее было много друзей, окружавших ее в то время. Но не сейчас. О нет. Ни один из них не показывается здесь теперь. И стоит ли этому удивляться? Во всяком случае, Лэрри понял, что это его шанс. Он обхаживал ее, как мог, и она попалась на крючок. А что еще было делать? Через два года после своего появления здесь он на ней женился. И он женился не только на ней, он женился на ферме и на доме. О да, Лэрри нужен был этот дом. Я часто видел вечерами, как он стоял на той вон дороге и смотрел, смотрел на дом. Он сильно желал этот дом и все, что относилось к нему, сильнее, чем ее. Да, я знаю то, что знаю. И знаешь что еще, девочка? В тот день, когда они поженились, я стоял в этой самой маслобойне, прислонившись вот к этой стене, и впервые в жизни плакал. И я говорю тебе истинную правду.

Эмили покачала головой.

Старик тоже покачал головой и закончил:

— И могу поспорить, что я был не единственным, кто плакал в тот день. Я могу поспорить, что юная Лиззи Рауэн тоже плакала. Она дочь тех, кто купил ферму, ну про которых я тебе рассказывал. До этой свадьбы он и она тайно встречались и собирались пожениться, если бы не ее папаша. Дейв Рауэн узнал кое-что и дал Лэрри от ворот поворот.

Ее рот открылся еще шире. Эмили была удивлена всем, что рассказал старик. Она думала, что ее хозяин был джентльменом... ну, если не принимать во внимание его голос, который временами, как ей казалось, был немного грубоват. Но в основном он говорил как джентльмен; когда отдавал приказания, он говорил как джентльмен.

Девушка тихо спросила:

— А... а несчастный случай с хозяйкой?

— А, это. Это было весьма странно, а произошло очень просто. Однажды среди ночи она зачем-то спустилась вниз, поскользнулась на одной из плит на кухне и вывихнула что-то в спине. Ее нашли на следующее утро. Все думали, что она умрет.

— Все так просто?

— Да, девочка, так просто. Доктор сказал, что Рон сильно ударилась. Сначала она могла немного двигаться, потом стало хуже, а теперь... теперь она будет там, пока ее не вынесут.

И снова они смотрели друг на друга, пока Эмили не повернулась к маслобойке:

— Ой, я забыла. Но может быть, я достаточно крутила?

— Мы скоро увидим. — Старик поднял крышку, потом кивнул ей и слабо улыбнулся, говоря: — Сойдет, совсем неплохо. Оно, конечно, цвета хлопка, но достаточно густое.

— О, слава тебе Господи! А как быть с водой из него, то есть я имею в виду пахту.

— А... Кон любит ее. Я бы на твоем месте заставил сестру пить ее, это полезно при ее болезни, а остальное пойдет свиньям.

Эмили резко повернулась к нему:

— Болезнь? Какая болезнь?

— Чахотка. Ведь малышка больна ею, правда?

— Люси? Чахоткой? Нет, нет.

— Ну если ее кашель не указывает на чахотку, то, значит, я никогда не слышал, как кашляют чахоточные больные.

— Вы думаете, что это чахотка? — испуганно прошептала Эмили.

— Конечно. Разве ты не знала?

— Нет. Ну я знала, я чувствовала, что она больна, но думала, что это что-то вроде малокровия, но только не чахотка, не чахотка.

— Лучше попроси доктора осмотреть девочку, когда он зайдет в следующий раз. Это обойдется тебе в пару шиллингов, но это стоит того.

— Да, конечно, я так и сделаю. Спасибо. — Потом Эмили вдруг воскликнула:

— Ой, пирог. Я забыла про него. Я оставила его в духовке. Я потом вернусь и закончу. — Она уже убегала, когда старик ласково сказал:

— Не суетись. Я займусь этим. И я буду поддерживать огонь для воды. Ты сможешь вымыть посуду, когда у тебя будет время.

— Спасибо. Спасибо.

Она побежала через двор фермы, через арку в сторону кухни. В голове у нее перепуталось все только что узнанное: ее хозяин не джентльмен; ее хозяйка, вышедшая замуж за помощника на ферме; а ее отец был полковник. Потом снова ее хозяин, ухаживавший за дочерью миссис Рауэн. Да еще пирог из крольчатины! Ой! А вдруг он подгорел? И Люси, ее Люси больна чахоткой.

Когда Эмили ворвалась на кухню, она чуть не сшибла Ханну Рауэн, от чего ее спасла вытянутая рука Лэрри Берча.

— Ой. Ой! Кто-то торопится.

— Ох, извините, миссис Рауэн. Я очень сожалею, миссис Рауэн, очень сожалею. Но это все из-за пирога с крольчатиной. — Она быстро двигалась по кухне, указывая на духовку.

Эмили подняла тяжелую железную задвижку и открыла духовку, затем облегченно вздохнула и, повернувшись, сказала:

— Все нормально, он еще не допекся.

Лэрри Берч и Ханна Рауэн посмотрели на нее, потом друг на друга и одновременно расхохотались. Закрыв рукой глаза и опустив голову, Эмили тоже рассмеялась; в отличие от Люси она не сдерживала смех.

— Ну хорошо, я могу сказать о ней одно, — сказала Ханна Рауэн, глядя на Лэрри Берча, — по крайней мере, она очень быстро открывает двери и очень заботится о своей выпечке... До свидания, девочка.

— До свидания, миссис Рауэн.

— И тебе до свидания. — Ханна кивнула Люси, которая сидела возле раковины, и добавила: — Не оставляй ни одного глазка в картофелинах, или они будут подмаргивать тебе со сковородки.

Люси засмеялась, откинув голову.

Женщина вышла во двор, говоря через плечо:

— И вы сказали, что Кон сейчас работает там внизу, а что он там делает? Эти поля полны валунов и заросли папоротником.

Закрывшаяся дверь заглушила их голоса, а Эмили, повернувшись к Люси, воскликнула:

— Ты еще не закончила с овощами?

— Я уже заканчиваю, Эмили.

Девушка хотела сказать: «Пошевеливайся», но сдержалась и посмотрела на сестру, отмечая светлые волосы, перехваченные выцветшей лентой, узкие плечи и худое тело. Сама она тоже была худой, но худоба Люси была другой. Люси была болезненно худой. А ведь только сегодня утром она говорила себе, что Люси начала поправляться. Ее лицо казалось круглее. Неужели у нее эта болезнь? Ведь люди мрут от нее как мухи. Но больные кашляют кровью. У Люси, к счастью, такого не было. Эна Блейк с их улицы умерла, когда ей было семнадцать, а Джон Перли, живший за углом, умер, только начав работать. Но они оба кашляли кровью, она видела это. Их мама всегда говорила, что кашель Люси не постоянный и вызван нервозностью и малокровием.

Эмили медленно подошла к сестре и, обняв ее рукой за плечи, наклонилась к ней и спросила:

— Ты в порядке?

— О да, о да, Эмили. Сейчас я чувствую себя хорошо и больше нет усталости. А ты как?

— А я всегда чувствую себя хорошо.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Девушка и представить себе не могла, что с ней будет, если с Люси что-нибудь случится. Люси была не просто сестрой, она была для нее... ну, как ребенок. Эмили заботилась о ней с тех пор, как та была еще младенцем.

Вернувшись к столу, чтобы приготовить пудинг, она начала молиться, произнося молитвы, которые слышала от методистов в комнате миссис Мак-Гиллби, поскольку они казались ей более убедительными, более приближенными к Богу, чем те, которые она выучила в школе.

Было уже восемь часов вечера; Эмили вымыла кухню и накрывала стол для завтрака на следующее утро. Девушка поставила только два прибора. Они предназначались для хозяина и Кона, как она привыкла его называть. Эбби Ридинг не питался вместе с семьей; он даже не приходил к двери, чтобы забрать свою еду. Ей приходилось относить ему пищу в его жилище над конюшнями. Она и Люси завтракали после всех. В обеденное время и к ужину она накрывала стол для хозяина и Кона в столовой.