Ее крестовый поход

Королева Элеонора построила баню в своем дворце в Винчестере, устрашенная привычкой англичан жить и умирать, как она выражалась, "банными девственниками". Кипрская разновидность бани была гораздо Просторнее, с удивительным разнообразием всевозможных удобств. Здесь была горячая вода, от которой поднимался сильный пар, бившая с определенными интервалами через громадные полузатопленные трубы, наполняя широкие и неглубокие бассейны. В бассейнах нежились обнаженные женщины, головы которых покоились на подушках, разложенных вдоль бортиков. Их было трое или четверо, с кожей цвета полированного дуба, блестевшей в благоуханной воде. У всех были длинные черные волосы и широко поставленные, обрамленные длинными ресницами круглые глаза настоящих женщин Средиземноморья. Они неподвижно лежали, пока полдюжины девушек-прислужниц энергично терли их тела. Эти девушки, также обнаженные, если не считать узкой полоски ткани на бедрах, возбудили в Иден значительно больший интерес, чем их хозяйки, поскольку они были совершенно черными.

Если кожа пользовавшихся их услугами красавиц была цвета золотистого дуба, то сами они были цвета эбенового дерева. Иден раньше никогда не видела чернокожих людей и не могла отвести от них любопытного взгляда. Она нашла, что они очень красивы, вроде того, как может быть красива картина или резьба по дереву — на свой особый манер. Их волосы сильно курчавились и были подстрижены очень коротко, гораздо короче, чем у мужчин, тела их были длинными и тонкими, бедра не шире, чем худощавые ляжки. Губы были изумительной красоты — гордые и выпуклые под тонко очерченными ноздрями. Она догадывалась, что в их жилах должна течь мавританская кровь и что привезены они были, очевидно, с северного побережья черных африканских земель.

Они были очень увлечены своей работой, но, однако, постоянно чирикали и лопотали на своем варварском языке, пока скребли кожу своих хозяек серыми шершавыми камнями или протирали ее странными бесформенными предметами, напоминавшими бледные непривлекательные цветы, которые разбухали, впитывая воду.

Она посмотрела на Ксанф и указала на свое дурно пахнувшее платье. Девушка энергично кивнула, и через несколько секунд Иден тоже блаженно растянулась в громадном бассейне. Его прежние обитательницы немедленно затеяли вопросительную перекличку, вращая глазами и бросая быстрые взгляды то на нее, то на Ксанф. Иден предполагала, что они говорят по-гречески, хотя акцент был не похож на тот, который она слышала на Сицилии. Засмеявшись, она тряхнула головой, желая показать, что настроена дружески. Шум немного стих, однако быстрый поток вопросов не прекращался, на большинство из них Ксанф старалась отвечать, хотя и без особого успеха, что явствовало из покачивания блестящих голов.

Иден и раньше приходилось мыться с другими женщинами, и этот факт ее не очень смущал, однако она вскоре обнаружила, что все женщины, как черные, так и золотокожие, таращатся на ее тело, как будто она какое-то редкое и удивительное животное. Они смотрели с любопытством, но дружелюбно на персиково-золотистую кожу и на изящные очертания ее тела. Их очень заинтересовал цвет ее глаз и волос, особенно цвет треугольника волос на лобке — почти такого же оттенка, как и на голове. Одна из арабок-рабынь уделила этому месту особое внимание, втирая в кожу кедровое масло, широко улыбаясь и обмениваясь замечаниями со своими подружками. Ощущение было очень приятным, и Иден расслабилась под мягкими заботливыми руками, хотя почувствовала, что краснеет, когда немного позже две чернокожих девушки осторожно раздвинули ей ляжки и приступили к более тщательному массажу: их длинные чуткие пальцы бесстыдно возбуждали почти забытые ощущения. Ее сердце застучало как барабан, она пыталась отстранить их, но они только засмеялись и уложили ее обратно в теплую, ласковую воду. Еще одна скользнула в воду рядом с ней и, обхватив тело Иден сзади, поддерживала ее, одновременно лаская ей соски, так что они вскоре отвердели под нежными пальцами.

Она беспомощно дрейфовала между смущением и наслаждением, побуждением выпрыгнуть из бассейна и бежать в чем мать родила от греховных утех и желанием остаться на месте и позволить этим странным женщинам делать с ней то, что они хотят. Она отключилась, думая о Стефане.

Болезненные утренние ощущения растворились в шелковистой воде. Вдруг у дверей возникла суматоха, и рабыни замерли.

Парализованная смущением и страхом, Иден подняла испуганные глаза. Личность только что вошедшего не вызывала сомнений. Он носил, с той элегантностью, которую позволяло его слегка обрюзгшее тело, шелковую тогу, выкрашенную в императорский пурпур и богато расшитую золотом по краям. Венок из золотых листьев украшал его густые, блестящие черные волосы. Плоские сандалии, завязанные вокруг его толстых икр, тоже были из золота. Императора сопровождал стоявший очень близко к нему маленький, весьма хорошенький мальчик в венке из виноградных листьев. На нем была очень короткая туника, а в руках он держал лиру. Исаак Комнин легонько поглаживал мальчика по шее.

Иден не шевелилась, пока причудливая фигура подвергала ее всестороннему осмотру. Он небрежно приподнял палец. Рабыни легко подняли Иден, так что она оказалась стоящей по колено в воде перед двумя парами недвусмысленно взирающих на нее мужских глаз.

Исаак улыбнулся. Капитан не солгал ему. Женщина была высокой, статной и гибкой, словно кипарис. Ее груди были восхитительны, а бедра притягивали его чресла, заставляя кровь пульсировать внутри. Лицо ее было гордым и холодным, а облако волос, казалось, вобрало в себя весь солнечный свет. Он провел взглядом по ее глазам, губам и сладким изгибам ее тела и пообещал себе самое упоительное утро.

Иден стряхнула с себя оцепенение и протянула руки к девушке, которая стояла, держа в руках пушистое белое покрывало. Рабыня посмотрела на своего господина, он коротко кивнул. Иден завернулась в длинное покрывало, которое быстро впитывало влагу с ее тела. Затем император хлопнул в ладоши, и чернокожие прислужницы удалились, громко хихикая, через дверь в другом конце комнаты. Ксанф, кивая и робко улыбаясь, вышла последней.

Император уселся на одну из кушеток, установленных, в соответствии с римским обычаем, около бассейна, жестом предложив ей сесть рядом. У нее не было выхода. Ей пришлось окунуться в резкий запах духов, который был почти осязаемым.

— Миледи... Хоукхест, не так ли? — обратился он к ней; его французский был на удивление сносным.

Она кивнула, не осмеливаясь ответить вслух.

— Сядьте поближе. — Он протянул руку и потянул ее к себе. Теплое белое покрывало заскользило по кушетке.

— Не прячьте свое тело, оно очень красиво. — Он небрежно тронул ее покрывало. — Вы стояли как Афродита среди волн. Вам известно, что она была когда-то королевой Кипра?

Она не ответила. Он схватил ее руку, покрывало соскользнуло на скамью. Неожиданно он резко притянул ее к себе, прижимая ее грудь к своей. Она услышала свой стон, когда его руки завладели ее обнаженным телом. Она не чувствовала себя такой беспомощной с тех пор, как...

Содрогнувшись всем телом, она оторвалась от него, когда он впился своими теплыми, влажными губами в ее рот. Это было еще более невыносимо, чем ощущение твердых пальцев, шаривших по ее бедрам и ягодицам, груди и животу, словно ощупывая стать породистой суки. Он засмеялся от острого наслаждения, когда еще раз легко прижал ее к себе, а затем опрокинул на спину, глядя ей в лицо со смешанным выражением вожделения и злобы. Ей было ясно, что это человек, привыкший к моментальному исполнению его малейших прихотей. Глаза его за тяжелыми опухшими веками блестели, словно наполненные слезами, поэтому вид у него был одновременно и добродушный и отталкивающий. Его заросшая черными густыми волосами голова была огромной, нос мясистым, а цвет полных губ напомнил пленнице кусок сырого мяса. Тело было грузным, но еще сохраняло упругость, крепкие мускулы пока не превратились в жир. Он держал ее почти без всякого усилия. Влажными глазами он пожирал ее тело. Она безуспешно пыталась освободиться. Исаак нахмурился. Он велел женщинам подготовить ее. Он не должен был встретить сопротивление. Это утомляло.