Принцесса Востока

– Я почту это за честь. Я тронут вашей снисходительностью, вашей добротой ко мне.

Наступили короткие южные сумерки.

Гамид продолжал говорить, расспрашивая о Сариа и Гассане, вспоминал Париж и Каир. Становилось темнее. Гамид задумался. Горящий конец его папиросы вспыхивал в темноте, освещая его лицо и линию шеи.

– О чем вы думаете, Каро? – прервал он молчание.

Первый раз за все время он назвал ее по имени.

Каро ответила с легким, нервным смехом:

– О вас.

Она остановилась, а затем продолжала другим тоном:

– Я думала о том, как живописен ваш костюм.

Появившийся бесшумно Гассан объявил, что обед подан. Он низко поклонился Гамиду, приложив руку ко лбу.

Каро казалось странным обедать наедине с Гамидом. К своему удивлению, она заметила, что он употреблял духи, сладкое благоухание которых доносилось до нее.

– Какие духи вы употребляете? – спросила она. – Мне очень нравится их запах.

– Это арабские духи со странным названием «Дивный час», – ответил Гамид.

В его голосе дрогнуло теплое чувство. Легкая краска залила лицо Каро.

– Красивое название, – сказала она рассеянно.

– Как хорошо прожить дивный час, воспоминание о котором навсегда останется в памяти, – тихо произнес Гамид.

– Где находится ваш лагерь? – спросила Каро.

– Вон там, вблизи гор, – указал он на восток.

– Но вы должны переплыть Нил! – воскликнула Каро удивленно.

– Что же вас удивляет? У меня есть фелука.

– О, я понимаю, – ответила Каро и заговорила о своей жизни на вилле, о золотых песках пустыни, о глубоком покое и одиночестве, которое подчас тяготило ее. – Я думаю, что женщине, принадлежащей к обществу и привыкшей к шумной жизни больших городов, не так легко отречься от своих обычных интересов, друзей и развлечений, – закончила она.

– Вы думаете, что для такой женщины было бы жертвой провести всю жизнь в пустыне? Вы считаете, что все эти обычные интересы, друзья и развлечения имели бы для нее такое значение, если бы она полюбила человека, с которым должна была бы остаться в пустыне?

Каро медлила с ответом.

При новых чувствах, проснувшихся в ней, она не знала, что сказать.

– Так трудно ответить на такой вопрос, – произнесла она наконец.

– Неужели? Мне это было бы нетрудно. Я пожертвовал бы всем, собственной жизнью, жизнью других, всеми моими интересами, всем, что заполняет мое существование, ради любимой женщины, ради ее любви ко мне.

Он говорил медленно, тихо и мягко, но в его словах, его голосе трепетала затаенная страсть, лишавшая Каро спокойной уверенности. Скрытая напряженность чувствовалась в них, как бывает всегда, когда мужчина и женщина заговорят о любви.

Запах цветущих апельсиновых деревьев и роз вливался в комнату. Каро в первый раз поняла, какая сила страсти таится в Гамиде. Он был очень живописен в белом широком бурнусе, стройный, высокий и красивый. Они вышли в сад, и он остановился около апельсинового дерева, сорвав благоухающий листок.

Странным, задыхающимся голосом он спросил ее:

– Вы ждали, что я приеду?

К глубокому огорчению, Каро почувствовала снова, что невольно краснеет.

– Конечно, я думала, что вы приедете. Я очень рада видеть вас, – сказала она холодно, почти безразлично.

Гамид рассмеялся:

– Ваш тон противоречит вашим словам.

– Нет-нет, – пробормотала Каро с легким смущением. – Я действительно обрадовалась вам. Несмотря на очарование окружающего, я все же чувствовала себя одинокой, – оправилась от смущения Каро.

Гамид ничего не ответил.

Каро стояла около него так близко, что он слышал ее ровное дыхание. Ему стоило только протянуть руки, чтобы схватить ее в свои объятия. Она была здесь в его власти. Страсть туманила его мозг, опьяняла его, но он сдержался, принудив себя к спокойствию. Он знал, что еще не настало время, и со спокойствием и терпением истого фаталиста решил ждать.

Они медленно шли между кустами роз, из-за которых доносился плеск волн широкого Нила. Гамид заговорил о прогулках, которые они должны были предпринять вместе.

– Вы приедете осмотреть мой лагерь, не правда ли?

– Я бы очень хотела. Расскажите мне о нем.

– Я расскажу вам. У меня очень большая палатка с тремя входами. Она украшена коврами – подобных им вы не достанете ни за какую цену в Париже – и очень просто обставлена мягкими диванами с широкими подушками, с простотой, свойственной всем восточным жилищам в отличие от европейских домов.

– Я люблю Восток с его странным очарованием, таким непонятным для европейцев, но я мало знаю о его искусстве, чудесах, тайнах, скрытых в нем, – произнесла Каро задумчиво.

– Я люблю слушать ваш голос. Ваши слова – словно чистый ручеек, успокаивающий мои усталые мысли, – произнес Гамид внезапно. – Вы помните тот день, когда я сказал вам, что очарован вашим голосом, тот день в роще?..

– Помню, – нервно прервала его Каро и добавила: – Уже поздно. Мне пора вернуться домой.

Гамид ничего не сказал.

Он проводил ее до дверей, поцеловал ее руку и отправился разыскивать свою лошадь. Немного позже из своей комнаты Каро услыхала быстрый топот конских копыт. Она выглянула из окна и увидела удаляющегося всадника, прислушиваясь, пока топот копыт не замер в отдалении.

Теперь ее одиночество было прервано неожиданным образом.

Была ли она рада или недовольна? Она не знала сама. Гамид был очень привлекателен в одеянии шейха, но его присутствие странно действовало на Каро. В эту ночь первый раз за время их знакомства в ней проснулось критическое отношение к нему. Ей казалось, что он чем-то вызвал в ней раздражение, и она не могла определить, что именно в нем ей не нравилось, почти отталкивало.

На следующее утро явился Гамид в белом верховом костюме, ничем не напоминающем одеяния шейха.

– Поедем верхом, – весело предложил он Каро.

– Хорошо, – ответила она и начала торопить Сариа.

Каро выглядела очень юной в костюме для верховой езды. Она быстро подбежала к Гамиду и прыгнула в седло.

– Я очень люблю кататься верхом по пустыне, – сказала она, радостно вздохнув.

Они погнали лошадей. Гамид обогнал ее. У него была великолепная лошадь, чистейшей арабской крови. Гамид рассказал Каро, что она отличается необыкновенной выносливостью и происходит из конюшен его отца, у которого самые лучшие чистокровные лошади.

Воздух был такой прозрачный, что далекие стройные пальмы ясно выделялись на голубой лазури неба, сливавшегося с живописной далью пустыни. Враждебное чувство к Гамиду, испытанное Каро накануне, исчезло. Она наслаждалась прелестью утра, очарованием ранней прогулки. Гамид был очень весел.

– Ваш лагерь, вероятно, находится недалеко, если вы смогли приехать так рано сегодня утром? – неожиданно спросила Каро.

– Он находится недалеко, – ответил Гамид. – Но в пустыне расстояния кажутся такими обманчивыми.

Он не счел нужным объяснить ей, что провел ночь в деревне, у танцовщиц, что было известно лишь одному Гассану.

У развалин храма они позавтракали сушеными финиками и сандвичами и, выпив холодного черного кофе, закурили папиросы.

Гамид говорил о храме и объяснял ей иероглифы на плитах.

– Храм был посвящен богине света, – произнес он медленно.

Он подошел к Каро и опустился около нее на землю, опершись на локоть и глядя ей в лицо.

– А теперь он разрушается, превращаясь в развалины, – задумчиво сказала Каро.

Она смотрела на колонны, залитые ярким солнечным светом. Взгляд Гамида был устремлен на нее. Он любовался ее длинными ресницами, нежным ртом, мягкой линией лица и шеи.

Каро почувствовала его взор на себе, и ей казалось, что он ее гипнотизировал. Не поворачивая головы, она знала, что Гамид улыбается.

– О чем вы думаете? – произнес он совсем спокойно.

Она повернулась к нему, ничего не ответив.

Когда они поднялись и подошли к лошадям, он легко, без малейшего усилия, поднял ее и посадил на лошадь. Каро заметила, что его дыхание даже не участилось при этом.