Придворная роза

Но вместо этого Селия ощущала только холод и пустоту внутри. Джон был ей самым близким человеком, какими бы обманчивыми ни оказались чувства к нему. Но она страстно желала хоть мельком увидеть еще раз в его глазах отблеск давнего тепла.

Однажды она смогла выбросить его из своей жизни. Значит, и снова сможет?

Обхватив себя за плечи, Селия наблюдала, как он растапливает камин обломками мебели. Сначала они не хотели гореть, но древесина была сухая, ломкая, и вот пламя ожило и весело заплясало. Селия понемногу согревалась и успокаивалась. Пока они здесь и вдвоем, разве этого мало?

Когда огонь разгорелся, Джон сходил за дорожными мешками и на скорую руку приготовил ужин из сухарей, вяленого мяса и вина. Уже опустилась непроглядная ночь, оба молчали, и тишину нарушали только потрескивание пламени и порывы ветра за окном.

Селия смотрела, как Джон, сидевший на полу, опустив голову, устало растирает затылок. Что-то внутри у нее дрогнуло, и она непроизвольно подалась вперед и коснулась его руки. Мышцы его спины напряглись, он настороженно оглянулся на нее.

– Давай я разотру тебе плечи, – тихо предложила она. – Помнишь, тебе понравилось, как я это делала тогда, после охоты?

Ей показалось, что он сейчас откажется. Выйдет из комнаты и оставит ее в одиночестве. Но он придвинулся ближе и положил голову ей на колени, так что она сквозь юбки ощутила ее тяжесть. Ее руки легко заскользили по его плечам. Камзол на Джоне был расстегнут, и она спустила его с плеч, а он обхватил ее за голени. Она принялась разминать напряженные мышцы, кожа под его рубашкой была теплой и гладкой.

Селия нажала большими пальцами точки на его спине, где копилось напряжение.

– Наверное, раньше это был роскошный дом, – сказала она, чувствуя, как он постепенно расслабляется.

– Да, мать в детстве рассказывала мне о нем всякие истории. – Голос Джона прозвучал холодно и сухо. – Здесь устраивали грандиозные пиры. Особенно на Рождество. Танцы, музыка. Приглашали актеров, менестрелей. У этого самого камина звучали песни и баллады. Однажды дом посетила даже королева Мария Гиз.

Селия оглядела зал, пытаясь увидеть его таким, каким он был в те времена. Полы натерты до зеркального блеска, стены украшены гобеленами, на резных буфетах расставлены серебряные блюда с деликатесами. Наверху на галерее музыканты играют павану, а нарядные гости кружатся в танце.

– Как печально, что теперь этот дом не готов принять дочь королевы Марии, – пробормотала Селия.

– Кто знает, насколько правдивы были матушкины истории, – заметил Джон, снова откидываясь на руки Селии. – Может, этот дом пустовал уже задолго до ее рождения. Ей очень нравилось, чтобы в ее рассказах Шотландия представала романтическим сном. О боже, Селия, до чего, однако, приятно! Ты очень пригодилась бы мне после турниров, твое прикосновение может исцелить любую рану.

Селия улыбнулась, но не стала смаковать удовольствие, которое ей доставили его слова. А как хотелось бы ей увидеть его на турнире, со своей ленточкой на его копье!

– Значит, ты все-таки помнишь мать? – спросила она.

– Помню немного. У нее были каштановые волосы, и пахло от нее розовой водой. Она ночами подолгу сидела у моей кровати и рассказывала сказки со своим шотландским акцентом. Но иногда мне кажется, что я просто это выдумал.

– Но что же случилось с твоими родителями?

Джон резко тряхнул головой, словно прогоняя старые сны:

– Как и твои, они умерли от лихорадки. Я был единственным ребенком.

– Как жаль, – прошептала Селия и нежно провела ладонью по его плечу. Кожа под ее рукой покрылась мурашками. Она и не знала, что он тоже один на свете. Осиротел совсем еще ребенком…

– Из всей родни у меня тогда остался лишь дядя, а он в то время воевал во Франции, – равнодушно рассказывал Джон, словно обсуждал погоду за окном. – Меня отдали опекунам, и у них я встретил Маркуса, который стал мне кем-то вроде брата.

– Так в этом доме ты никогда раньше не бывал?

– Нет. – Он с усмешкой взглянул на нее. – Не слишком шикарное наследство, правда?

Селия еще раз оглядела зал.

– У меня и такого нет. Здесь можно все обустроить, привести в порядок и снова жить.

По его лицу пробежала тень.

– Но я служу королеве Елизавете и не могу стать шотландцем.

Оба замолчали, и Селия потихоньку принялась растирать кончиками пальцев его затылок. Ее охватила странная, неожиданная для нее самой нежность.

– Ты, наверное, устала, Селия, – вдруг спохватился Джон, высвобождаясь из ее рук. Она поморгала, подавляя слабые ростки несбыточной мечты, и молча смотрела, как Джон расстилает их плащи и одеяла, извлеченные из мешков, сооружая у огня временное ложе.

– Да, – прошептала она, и вправду чувствуя себя глубоко уставшей, вымотанной и замерзшей.

– Тогда ложись рядом и поспи немного. А я тебя согрею. – Он протянул ей руку, но Селия мешкала. Уголки его губ тронула улыбка. – Даю слово, что сегодня не стану тебя соблазнять. Просто полежи со мной.

Селия улыбнулась в ответ и, стараясь отогнать шевельнувшееся разочарование оттого, что быть соблазненной сегодня ей не суждено, дала ему руку и легла рядом с ним на одеяла. Она повернулась на бок, лицом к огню, а Джон обнял ее сзади, придвинулся вплотную, прижал согнутые ноги к ее ногам. Его теплое дыхание согрело ей затылок.

Селия закрыла глаза и попыталась уступить навалившейся на нее усталости, но сон никак не шел. Было слишком приятно лежать в объятиях Джона, так естественно, так безопасно. Это сближало их даже надежнее, чем страстные любовные игры.

И все же ей хотелось повернуться к нему, поцеловать в горячие губы и раствориться в его теле, уступая бездумному вожделению, самозабвенному желанию.

Она понимала, что такое физическое влечение, и даже отчасти умела управлять им и пользоваться. Но сердечная тоска, порожденная его нежностью, разрывала ее на части.

Джон оперся ладонями на расколотый подоконник и вгляделся в ледяную черноту ночи. За его спиной в глубине комнаты спала Селия, беспокойно ворочалась, прерывисто вздыхала, затихала снова. Ему тоже хотелось бы забыться сном, обнять ее и обрести мир в душе, хотя бы на одну ночь. Однажды он обрел его с Селией… Но сейчас они были в его родовом доме, который он не надеялся увидеть никогда. И это неожиданно взволновало его до глубины души. Не стоило привозить сюда Селию, но у них практически не было выбора. Ей срочно требовался отдых, и этот дом оказался ближе всех.

И Джон отправился бродить по пустому, покрытому пылью помещению, полному зыбких теней. Сейчас, ночью, комната выглядела почти так, какой, вероятно, была когда-то. Темнота скрыла облупившуюся штукатурку, покоробленный пол. А потрескивание горящей древесины временами даже казалось отзвуком когда-то звучавшего здесь смеха.

Давным-давно это был семейный дом, но сам Джон никогда не знал семьи, рано осиротевший и оставленный один на один с суровым миром. Не знал, что значит заботиться о ком-то, и до поры до времени это казалось нормальным, пока он не встретил Селию. Но мысль, что он может обрести что-то большее, в конце концов оказалась иллюзорной. Вроде этого зала, меняющего свои очертания в зыбком пламени камина.

Он скрестил на груди руки и вгляделся в Селию, которая теперь спала спокойно и тихо. Лицо ее освещало пламя. Она раскинула руки, пальцы были сжаты, словно она держалась за что-то невидимое.

Нет, не стоило привозить ее сюда. Она и этот дом вызывали в нем ненужные чувства. Нельзя снова мечтать о ней. Снова обмануть ее.

Селия шевельнулась, провела рукой по одеялу.

– Джон… – пробормотала она.

– Я здесь, – откликнулся он. Пересек зал и лег рядом, хотя и знал, что лучше было держаться подальше. Что-то всегда притягивало его к ней, некая темная непонятная сила. Он снова привлек ее к себе, и она свернулась калачиком у его груди, беззащитная, хрупкая, совсем не такая, как в реальной жизни.

Джон легко поцеловал ее волосы, втянул глубоко ее запах, будто хотел удержать его в себе навсегда.