Любовник

Каждый толчок колеса навевал очередное воспоминание: хриплый, сдавленный крик Майкла, его твердый, возбужденный пенис, длинный, в шрамах палец, измазанный ее кровью. Снова и снова Энн мерещились слова: «Plus que la mort elle-meme». Она не сумела правильно перевести или не так расслышала.

Кеб остановился у бордюрного камня. Энн посмотрела сквозь небольшое заляпанное квадратное окошечко. Старый кирпичный дом, возле которого они остановились, выглядел теперь иначе. Энн чувствовала, что и сама изменилась. Накануне она собиралась оплатить услуги Мишеля д'Анжа. И даже не мечтала, что он подпустит ее к своему телу, к своей жизни.

Выбираясь из экипажа, она споткнулась. Неказистая старая дева! Руки о перчатках похолодели. От страха.

Прошлая ночь коренным образом изменила ее сущность. А проведенные с Майклом дни круто изменят ее жизнь. Ей больше не вращаться в кругу респектабельных сограждан.

Энн подала мрачному кебмену шестипенсовик. Интересно, сколько Майкл заплатил вчера вечером за экипаж? Больше, чем она сейчас?

Двери дома растворились, стоило Энн подняться по ступеням.

— Мисс Эймс. — Благообразный дворецкий лет пятидесяти с редеющими рыжеватыми волосами отступил в сторону. Спину он держал очень прямо, словно жердь.

Энн попыталась представить, как он обращается с женщинами — как Майкл с ней или по-другому? И не смогла.

В черном сюртуке с галстуком дворецкий казался образцом английской респектабельности. Он не выразил ни малейшего удивления по поводу двенадцатичасового отсутствия госпожи и спрятался за маской, которую слуги надевают, чтобы не вызвать неудовольствия господ.

— Позвольте принять вашу накидку.

Слуги в Дувре, большинство которых служили еще ее родителям, обращались к ней «мисс Энн». Однако и их лица всегда были столь же бесстрастны. Энн ощутила приступ одиночества. А вслед за ним нахлынула волна стыда. Никогда прежде она не задумывалась о сексуальной жизни слуг.

— Нет, спасибо. — Женщина расправила плечи. — Пришлите ко мне в спальню горничную.

— Слушаюсь. — Дворецкий снова поклонился.

Пока Энн поднималась по истертым лестничным ступеням, ее преследовал запах плесени и запустения. Знакомые запахи, очень привычные. Но вот под ногой скрипнула половица, и этот звук пробился сквозь марево воспоминаний о плотских удовольствиях.

Что, если Майкл утверждал, будто ему необходима жаждущая его женщина, только потому, что это хотела услышать она? Что, если его попытка оставить ее у себя — всего лишь прием выжать побольше денег?

Коридор, по которому она шла, был отделан красным деревом; а у Мишеля — обит бледным шелком. У нее двери темного дерева, а у него покрашены в белый цвет. Она некогда вела образцовую жизнь, а он — бесстыдно аморальную.

И тем не менее они…

Энн скинула накидку и, бросив ридикюль на опиравшуюся на четыре деревянные колонки кровать, подошла по темно-бордовому ковру к туалетному столику перед зеркалом.

Корсет впился в припухшие груди, шерстяные рейтузы раздражали нежную промежность. Двенадцать часов назад другая женщина одевалась перед этим трюмо.

Но внутренние перемены никак не отразились на внешней стороне предмета: ушла старой девой и пришла старой девой. Какой мужчина захочет превратить ее в любовницу? Спать с ней? Просыпаться рядом? Завтракать?

Ее размышления прервал осторожный стук.

— Входи. — Пока Энн продолжала вглядываться в зеркало, дверь в ее комнату открылась. Только тут Энн сообразила, что у Майкла не было зеркал ни в спальне, ни в ванной.

— Чем могу служить, мисс Эймс?

Энн присмотрелась к появившейся в зеркале тени. Темное платье служанки сливалось с темно-красным деревом двери.

— Приготовь, пожалуйста, ванну.

— Это все, мэм?

Женщина в зеркале, внешне напоминавшая Энн, была бледна и сдержанна. А женщина под маской вздрогнула и затрепетала от внезапно принятого решения.

— И еще: упакуй мой баул. Я уезжаю на месяц.

Итак, мужчина, которому она платит десять тысяч, может стать ее любовником, а не альфонсом. Нет, только не альфонсом. Как это ни парадоксально, но она никогда не считала Мишеля д'Анжа продажным.

Горничная присела в реверансе.

— Слушаюсь, — проговорила она и направилась в ванную. Энн резко обернулась.

— Джейн…

Взятая в аренду вместе с домом служанка замерла.

— Что угодно, мэм?

— Я выгляжу иначе?

— Нет, мэм. Желаете что-нибудь еще?

Энн внезапно стало смешно. Горничная знала ее меньше недели. Даже если бы и были какие-то перемены, она бы их не заметила.

— Ничего, спасибо. — Она изо всех сил сопротивлялась соблазну опять повернуться к зеркалу. Какие перемены произвел в ней Майкл?

Ибо перемены были. Она заплатила мужчине, чтобы тот лишил ее девственности.

К тиканью французских часов на каминной полке из красного дерева примешалось сдавленное хрипение в ржавых трубах. Не важно, почему Майкл решил стать ее любовником, заключила наконец Энн. Она хотела провести с ним предстоящий месяц. Вместе спать. Вместе гулять и завтракать.

Близость. Дружба.

Ничего подобного с мужем испытать невозможно.

Шорох одежды возвестил о том, что она не одна. На пороге ванной стояла Джейн. И когда их взгляды встретились, горничная отвела глаза.

— Вас раздеть, мэм?

— Да, пожалуйста.

Горничная ловко расстегнула пуговицы на спинке шелкового платья. А Энн бросило в жар: она вспомнила, что Майкл так же искусно управлялся с ее одеждой. Энн методично избавилась от платья, лифа, корсета и нижних юбок. Мраморные часы пробили время. Прошло полчаса, ровно столько, сколько потребовалось допотопной колонке, чтобы подогреть воду. Служанка скрылась в ванной, и оттуда раздался плеск льющейся воды.

Через пять минут, когда ванна наполнилась, возвратилась Джейн.

— Я велела лакею спустить ваш баул вниз.

— Хорошо, — отозвалась Энн.

Пенал ванной наполнил влажный туман, попахивало газом. А раскрашенная под мрамор, с большими медными ручками колонка продолжала извергать жар.

Энн быстро почистила зубы, ополоснула рот водой и выплюнула в пожелтевшую фаянсовую раковину. Допотопный, как и все в доме, туалет фыркнул, когда она потянула за медную цепочку рычаг бачка под потолком. Отпихнула в сторону упавшие к ногам шерстяные панталоны и уставилась на синяк на бедре. Мускулы в промежности свело.