В поисках любви

Перед домом оказалась широкая веранда, увитая ползучими растениями. Из приоткрытой входной двери наружу проникал свет. Алекс надеялся, что бодрствует Тулси, а не мисс Уайтфилд. Айя не стала бы для него препятствием: он бы просто приказал ей лечь спать, после чего вошел в дом и расположился бы в передней.

Сакарам показал на еще одно сооружение, озаренное светом костра, – навес, окруженный с трех сторон стенами, под который уже забрались несколько паттах-валлах.

– Видите то стойло, Сикандер? Хотите, я устрою вам постель там? У саиба должно быть отдельное помещение для ночлега. Я велю остальным заночевать в другом месте.

– Нет, в такой близости от джунглей они тоже не смогут спать на земле, а стойло мало чем отличается от палатки. Только проследите, чтобы всю ночь не затухал костер.

– А где же заночуете вы, Сикандер? Мэм-саиб заняли оба дома, так что места не осталось.

– Обо мне не беспокойся, Сакарам. Со мной все будет хорошо.

В свете факела, который нес Сакарам, его смуглое лицо выразило огорчение и тревогу.

– Но, Сикандер…

– Я же сказал: не беспокойся! И не задавай вопросов. В любом случае я не потревожу ни одну из мэм-саиб.

– Как вам будет угодно.

– Мне угодно так. Спокойной ночи, Сакарам. Желаю выспаться. Завтра нас ждет еще один долгий трудный день.

Слуга проводил Алекса недовольным взглядом. Кингстон преодолел три ступеньки и оказался на веранде. Поставив на пол холщовую сумку мисс Уайтфилд, он открыл входную дверь и просунул голову внутрь. Как и во всех домах Индии, здесь было тесно от индийских, кашмирских и бирманских столиков, табуретов и ширм; тут же вяли папоротники в кадках и висел неподвижно вентилятор-пунках, только не матерчатый, а из полированного дерева.

Под вентилятором сидела, расчесывая при свете масляной лампы длинные распущенные волосы, мисс Уайтфилд. Алекс затаил дыхание. В отвороте застегнутого не на все пуговицы халата он увидел верхние полукружья небольшой, но прекрасной формы груди, закатанные рукава позволяли любоваться точеными белыми руками; она сняла не только туфли, но и чулки, так что были видны ее изящные узкие ступни.

Но самое большое впечатление на него произвели длинные, достигающие пояса волосы, мерцающие при неярком свете, как тончайший атлас. В шелковистых коричневых волнах проскальзывали золотые, рыжеватые, каштановые пряди. Так ли мягки они на ощупь, как на вид? Алекс знал, как меняют женщину распущенные волосы, однако перемена, происшедшая с мисс Уайтфилд, просто ошеломила его. В один миг она превратилась в воплощение всего женственного, загадочного, хрупкого и беспомощного.

Алекс судорожно сглотнул, не в силах отвести взгляд от этого восхитительного зрелища. Видимо, почувствовав его присутствие, Эмма внезапно подняла глаза и увидела его. Она поспешно запахнула халат, убрала ноги под табурет и покраснела так сильно, словно он застал ее обнаженной.

– Простите, что побеспокоил. – Алекс взял с пола ее сумку, вошел и затворил за собой дверь. – Где лентяйка Тулси?

– Спит в одной из комнат. После крушения она почувствовала себя обессиленной. – Мисс Уайтфилд поднялась, чуть заметно морщась. На ее лице появилось вежливое, но безразличное выражение. – Привести ее?

– Нет-нет! Я, собственно, к вам. Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно? Я принес вашу сумку… – Он поставил перед ней сумку. – Если вы голодны, я мог бы найти для вас фруктов.

– Я в полном порядке, благодарю вас. Какое счастье, что нашлась моя сумка! Хотя какое это имеет значение, когда многие лишились гораздо большего… Словом, не тревожьтесь из-за меня.

– Не могу не тревожиться, мисс Уайтфилд. – Без туфель она казалась гораздо меньше ростом. Рядом с ней, маленькой и хрупкой, он почувствовал себя мощным великаном. – Я несу за вас ответственность. Какая-нибудь из женщин осмотрела ваши ушибы?

– Нет, я… На это не было времени. Утром, если это будет необходимо, меня осмотрит Тулси.

– Неужели так никто и не проверил, нет ли у вас перелома ноги, целы ли ребра?

Она не смогла повторить за ним столь интимные слова. Женщинам ее сословия не полагалось касаться в разговоре с мужчинами своего телесного строения. Прикусив нижнюю губу, она застенчиво отвела взгляд.

– Все слишком устали, чтобы этим заниматься, мистер Кингстон. Тем более что у меня нет ничего серьезного, просто ушибы и ссадины. К утру я окончательно приду в себя.

– Придется мне самому убедиться в этом. Присядьте, мисс Уайтфилд. Сразу видно, что любое движение причиняет вам боль.

Эмма продолжала стоять.

– Утром я могу попросить Тулси меня осмотреть. А вы ступайте, мистер Кингстон. Вам нельзя здесь находиться.

– Это вам нельзя молча страдать! Сядьте! Я не доверяю Тулси: откуда она знает, как облегчить вам страдания? У нее нет соответствующего опыта. Она вообще ничего толком не умеет делать, разве что храпеть по ночам. Это у нее получается мастерски.

В уголках ее рта заиграла улыбка – нежная и застенчивая. Он положил руки ей на плечи и заставил опуститься на табурет. Она снова поморщилась. Он понял, что ей действительно больно, но упрямство не дает в этом сознаться.

– Где болит, мисс Уайтфилд? Отвечайте! Я все равно не уйду, пока все не выясню, так что облегчите задачу себе и мне. Говорите!

– Здесь, кажется… – Она нерешительно вытянула ногу.

– Кажется? – Качая головой, он опустился перед ней на колени. – Наверное, это лодыжка.

Она отдернула ногу, не позволив ему к ней прикоснуться.

– Да не бойтесь вы! – проворчал Кингстон. – Давайте сюда вашу ногу.

– Вам нельзя видеть мои… нижние конечности.

– Тулси спит, о том, что я здесь, никто не знает. Чего вы боитесь? Я хочу просто осмотреть вашу лодыжку.

– Хорошо, – согласилась она со вздохом.

Осмотреть ее не значило трогать, так что едва Алекс коснулся ее ноги, Эмма вскрикнула:

– Мистер Кингстон!

Не обращая внимания на ее реакцию, он тщательно обследовал ногу. У нее были маленькие розовые пальчики с аккуратно подстриженными, но достаточно длинными ногтями; кожа оказалась нежной, как лепесток. Увы, лодыжка действительно распухла и посинела.

– Неудивительно, что вам больно! Не лодыжка, а сплошной кровоподтек. – Он осторожно повернул ступню. – Но кости, кажется, целы.

– А я вам про что говорила? – произнесла Эмма.

– Вам лучше лечь и подложить под ногу подушку. Нельзя, чтобы вы опирались на нее всем своим весом.

– Я весь день только и делала, что сидела или лежала. Вот если бы нашлась какая-нибудь мазь, чтобы снять опухоль и боль…

– Сакарам может что-нибудь предложить – скажем, припарку. Но искать травы можно только днем.

– Ваш Сакарам мне не поможет. Я для него неприкасаемая!

Ее глаза, загоревшиеся гневом, стали еще зеленее. У нее действительно были красивые глаза – выразительные, с длинными ресницами.

– А вы не излагайте в его присутствии свои воззрения, мисс Уайтфилд. Каста в Индии определяет всю человеческую жизнь.

– Сакарам предупредил, что, прикоснувшись ко мне, вы тоже перестанете принадлежать к своей касте.

Алекс отлично знал, как важно правильно ответить на это замечание.

– Сакарам пробыл со мной так долго, что воображает, будто внушил мне свои верования. Он убедил себя, что я должен быть брахманом, вот только не всегда веду себя надлежащим образом.

– Это верно: иногда вы ведете себя как англичанин. – Она улыбнулась, и он улыбнулся с ней вместе, довольный, что их обоих радует шутка, которая была бы непонятна другим.

– Ваша лодыжка заживет, даже если за ней специально не ухаживать. Но мы все равно приготовим ранним утром припарку. Где еще вы испытываете боль?

Она прижала руку к ребрам, но ее язык по-прежнему отказывался произнести запретное слово.

– Я благодарна вам за заботу, мистер Кингстон, но с болью в этом месте вы уж точно ничего не сможете поделать. О том, чтобы осмотреть меня здесь, не может быть и речи.

– В каком смысле «здесь»? – поддразнил он ее. – В комнате?