В поисках любви

– Скорее! – Кингстон подсадил Эмму и помог выбраться из вагона. – Прыгайте вниз и бегите как можно дальше от поезда.

Эмма помедлила: ее терзали сомнения. Ей хотелось, чтобы Алекс остался с ней, однако крики, раздававшиеся внутри вагонов, треск пламени и густой дым заставили ее поторопиться.

– Не беспокойтесь обо мне, – торопливо проговорила Эмма. – Помогайте тем, кто не может выбраться.

Он кивнул и исчез в чреве поезда. Эмма неуверенно встала на ноги и, стараясь не обращать внимания на страшную боль в лодыжке, добралась до края вагона. Заглянув вниз, она увидела песчаную насыпь и зеленые заросли кустарника. Зная, что другого выхода нет, Эмма подобрала юбки и прыгнула как можно дальше от вагона. При падении боль пронзила обе ноги и кисти рук. Эмма покатилась вниз, как мячик, и со всего размаха ударилась о камень. В глазах ее потемнело, и она почувствовала, что теряет сознание…

Очнувшись, Эмма обнаружила, что лежит на спине на некотором расстоянии от полыхающего состава. Вокруг нее суетились четверо слуг в львиных шкурах и тюрбанах. До нее донеслись их слова: мэм-саиб и ма-баап. Значит, они относятся к ней как к важной персоне.

Морщась от боли, она попыталась сесть, что вызвало бурю негодования у ее нянек. Один из них скрылся и скоро вернулся в сопровождении Сакарама.

– Не двигайтесь, – сказал ей слуга, выглядевший так, словно никакого крушения и не было. – Саиб скоро вернется.

– Где он? Он цел? – Эмма огляделась и увидела рядом столик со слоном – закопченный, с одной отломанной ножкой. Неужели Сакарам рисковал жизнью, спасая эту вещь?

– Саиб помогает жертвам этого трагического происшествия, – сообщил ей Сакарам.

– В отличие от вас, Сакарам. Боже сохрани, чтобы вы пачкали руки! – Эмма не смогла сдержать гнев. Она запомнила, как он, назвав неприкасаемой, отказался вытащить ее из горящего вагона. Впрочем, тот же самый человек не поленился спасти от огня чайный столик.

– Я помогаю, мэм-саиб. Я даю указания нижестоящим, помогающим раненым и спасающим ценности… Вы хотели бы, чтобы я расстался со своей кастой? Потерять ее легко, а вот вновь обрести – трудно!

– Я не могу понять вашу дурацкую кастовую систему! Постыдились бы смотреть мне в глаза!

– Это я распорядился, чтобы вас отнесли в безопасное место, подальше от горящих обломков, – бесстрастно проговорил Сакарам, ни один мускул на его лице не дрогнул. – Вы обязаны мне жизнью, мэм-саиб.

Эмма отряхнула свое порванное, испачканное кровью платье.

– Если я кому-то и обязана жизнью, то только мистеру Кингстону. Это он рискует, спасая других, пока вы торчите здесь и рассказываете о своих традициях.

Она попыталась встать, несмотря на боль в сильно опухшей лодыжке. Но долго держаться на ногах она не могла. Помимо боли в ноге, у нее было ощущение, что она находится в безвоздушном пространстве. Дыхание ее было крайне затруднено.

– И напрасно рискует. – Сакарам не делал попыток поддержать ее, хотя видел, как она раскачивается и ловит ртом воздух. – Саиб никогда не знал чувства меры.

– Слава Богу, что существует британское упрямство, иначе мы все погибли бы.

При всем своем раздражении и близости к обмороку Эмма поняла, что ей не следует никуда уходить, пока Кингстон не вернется и не скажет, что делать дальше. Наконец она заметила его: он стоял у самого поезда, отдавая приказы индийцам, уцелевшим после крушения. Лицо его было перепачкано сажей, волосы всклокочены, но при этом он сохранял горделивую осанку, свидетельствующую о властности его натуры и способности командовать. Эмма не могла не восхититься им; во второй раз за это утро у нее заколотилось сердце и стало трудно дышать… Он спас жизнь ей и, несомненно, многим другим. Какая разница, к каким кастам они принадлежат, на каких языках говорят? Единственное, к чему он сейчас стремился, – извлечь как можно больше людей из полыхающего состава, сошедшего по неизвестной причине с рельсов и перевернувшегося.

– Мне все равно, что о нем болтают, – пробормотала Эмма вполголоса. – Этот день я никогда не забуду! Я всем расскажу, какой он на самом деле герой.

– Уверен, что саиб это оценит. – Сакарам отвесил ей церемонный поклон. – А теперь прошу меня извинить. У меня много дел. Тиффин будет подан в полдень, как обычно.

– Тиффин!..

Ее тон не произвел на Сакарама ни малейшего впечатления.

– Мэм-саиб ранена, саиб утомился, спасая людей из перевернувшегося поезда. Вам обоим будет полезно получить тиффин, и мой долг – проследить, чтобы он был подан в обычное время.

Эмма проводила его взглядом, гадая, сумеет ли когда-нибудь понять менталитет индусов, одним из представителей которых был Сакарам со всеми достоинствами и недостатками.

Тиффин, впрочем, был подан только в четыре часа дня и состоял из одного-единственного зеленоватого банана и сухих бисквитов, добытых неизвестно откуда. Эмма слишком плохо себя чувствовала и отказалась от еды, но Кингстон проявил настойчивость:

– Вы бледны, как дахи, свернувшееся молоко, мисс Уайт-филд. Еда, даже самая скромная, придаст вам сил.

Эмма покачала головой:

– Многие наверняка находятся в куда более плачевном состоянии, чем я. Прошу вас, накормите лучше их.

– Не беспокойтесь, всем нуждающимся первая помощь уже оказана. Мы легко отделались: всего шестнадцать трупов и двадцать восемь раненых. Учитывая степень повреждения поезда, я ожидал худшего.

– Ничего себе «легко отделались»! Шестнадцать погибших! – Поборов возмущение, Эмма решила успокоиться и взяла бисквит. Она лежала в тени тернового дерева на подстилке, принесенной Сакарамом из искореженного вагона; рядом сидела Тулей и обмахивала ее пальмовым листом, отгоняя насекомых. Эмма могла считать, что ей повезло: большинство раненых были вынуждены лежать прямо на солнцепеке, на раскаленном песке. Никто, видимо, не рисковал забираться в тень джунглей из страха перед змеями, муравьями и другими напастями.

– Кто-нибудь выяснил причину крушения? – спросила Эмма, с трудом откусывая твердый, как камень, бисквит.

Кингстон вытер со лба копоть рукавом рубахи, сиявшей прежде белизной, и обреченно покачал головой:

– Нет, но причины, полагаю, те же, что всегда: плохой уход за полотном и звери, подрывшие рельсы. Такое иногда случается, если поблизости проходит крупное стадо.

– Вы имеете в виду слонов? – За время, проведенное в Индии, Эмма видела всего несколько ручных слонов и ни одного дикого. Кингстон кивнул:

– Не исключено. Вблизи от джунглей может произойти что угодно. Однако помощи не придется ждать долго. Я разослал паттах-валлах во всех направлениях.

– Даже не верится, что никто из нас не пострадал!

– Кроме вас.

– О, я надеюсь скоро поправиться. Я проверила, что у меня с ногой. Перелома, кажется, нет, только сильное растяжение.

– Больше ничего не повреждено? – Кингстон прищурился, словно заподозрил ее в желании что-то утаить.

– Кажется, одно ребро немного повреждено, но…

– Мы устроим, чтобы вас осмотрели. В поезде было несколько европеек; должна же хоть одна из них иметь в этом деле какой-то опыт! Я уже присмотрел пару повозок, запряженных буйволами, чтобы отвезти вас на ближайшую плантацию. Как только я выясню ее местонахождение, мы сразу отправимся в путь. Хорошо бы управиться до ночи!

– Я тоже на это надеюсь. – Эмма с опаской покосилась на джунгли. Она слышала, как рискованно углубляться туда по ночам. При всей ее жажде приключений сейчас с нее хватало уже случившегося. Стоило ей шевельнуться, даже вздохнуть – и ее пронзала острая, как игла, боль.

Оставив Эмму, Кингстон снова принялся распределять раненых и разбирать завалы на железной дороге. Огонь полностью уничтожил часть состава; некоторые вагоны тоже пострадали, хотя и не так сильно. Можно было считать чудом, что число жертв ограничилось названными цифрами. Если бы поезд шел быстрее, последствия были бы куда трагичнее.

Прикрыв глаза, Эмма задремала. Ее разбудил женский голос:

– Как вы себя чувствуете? Мы слышали, что вы пострадали, но несильно. Нет ли у вас других травм?