Лунный свет

– Я думала, вы никогда не придете, – заявила она снаигранным весельем, игнорируя взгляды окружающих, прислушивающихся к каждому слову.

Хитмонт одобрил ее решительность, но проклял свою глупость, когда музыканты заиграли вальс. С застывшей на губах гримасой он обнял точеную талию и, приволакивая ногу, начал мучительные движения, которые когда-то исполнял безукоризненно.

Погруженная в невеселые размышления, Обри не замечала хромоты партнера – она боролась с собой, пытаясь сдержать слезы.

– Улыбнитесь, – скомандовал Хитмонт, стискивая зубы. – С таким лицом вы никого не одурачите.

Привыкшая бездумно танцевать, обмениваясь бессмысленными любезностями с молодыми людьми, чьи лица сливались для нее в одно, Обри позабыла о партнере. Резкий тон вернул ее в реальность, и она почувствовала, что руки партнера держат ее крепче, чем позволяли приличия.

Граф удовлетворенно улыбнулся, оценив впечатление, которое он произвел на девочку.

– Ни один мужчина не стоит ваших слез, – сухо ответил он на немой вопрос, читавшийся в ее потемневших и, казалось, искрившихся крупинками золота глазах.

– Мы собирались пожениться, – просто сказала она.

– Если будете хмуриться, у вас над бровями появятся безобразные морщины. Что вы имели в виду, говоря: «Мы собирались пожениться»? Разве мужчина в здравом уме разорвет помолвку с прекраснейшей невестой сезона?

Обри пропустила лесть мимо ушей.

– Мой отец даже не поговорил с ним – они лишь обменялись письмами. Джеффри мне еще ничего не объяснил, но я надеялась… Я надеялась…

– Неужели вы думали, что неоперившийся птенец пойдет против желаний вашего отца? Вы наивны, моя дорогая.

Она раздраженно посмотрела на него, но граф не отвел глаз.

– Мой папа обещал! Он сказал, что я смогу сама сделать выбор, если только сделаю его до моего следующего дня рождения. Я выбрала Джеффри, а мой отец даже не посмотрел на него! Он нарушил слово!

Откровенность и самонадеянность, с которой девчонка считала, что может получить любого мужчину по собственному выбору, позабавили графа. Скука исчезла, и он был не в претензии к партнерше. В его руках она двигалась как перышко и делала пытку танцем почти сносной.

– Если вы его любите, то должны за него бороться. Он покорился желанию вашего отца. Заставьте его понять, что мужчина, которого вы выберете, должен суметь противостоять вашему отцу.

Неожиданный луч света промелькнул в зеленых глазах.

– Вы думаете, я смогу? А как?

Хитмонт пожал плечами.

– Для джентльмена достоинство – его ахиллесова пята. Для него нестерпимо, если его начнут игнорировать или бросят ради другого. Вы не сможете поставить ему лучшей западни, если притворитесь, что его не существует.

– Судите по своему опыту, сэр? – озорно поинтересовалась она.

Неожиданно проснувшееся чувство опасности, выработанное годами жизни на грани риска, заставило Хитмонта приглядеться к девушке.

– Горы опыта, – сухо уточнил он.

Она украдкой сквозь ресницы посмотрела на него.

– Может быть, вам известен джентльмен, который поможет мне убедить Джеффри, что он забыт?

Не столь уж тонкий намек заставил Хитмонта скривить губы. Он знал механику слухов лучше, чем кто-либо, знал, как злые языки разрушают жизни и репутации, свергают монархии и делают героев из мужланов. Но использовать слухи, чтобы достичь цели… Такой поворот разговора вызвал у него двойственное чувство. Поставить свою скандальную репутацию на службу добру было бы поучительным экспериментом, но в большей степени опасной игрой, слишком опасной, чтобы отважиться на нее. Даже если это избавит его от утомительных часов бесполезного топтания у задних дверей знати.

– Не смотрите на меня, леди. Одного моего присутствия рядом с вами хватит, чтобы разрушить вашу репутацию. Мы оба и так перенесем неприятные минуты, объясняясь по поводу этого танца.

Широко раскрытые глаза посмотрели на графа с откровенным любопытством.

– Вы настолько ужасный человек?

Сардоническая усмешка искривила его губы.

– По мнению окружающих – да.

Тень настороженности исчезла, сменившись внезапной решимостью.

– До тех пор, пока вы не опасны лично для меня, я не посмотрю на свою репутацию. Вы мне поможете?

Граф нахмурился.

– Ваша репутация – это все. Без нее вы совершенно одиноки в этом мире.

– Снова судите по своему опыту? – дерзко спросила она. – Без Джеффри я действительно останусь одна в мире. Мой отец отречется от меня, если я откажусь выйти замуж за одного из его друзей-политиканов с лицами заговорщиков.

Хитмонт с трудом сдержал улыбку. Было бы забавно хоть чему-то научить эту девчонку, один вид которой мог полностью развеять его мрачное настроение.

– Хорошо. Я приложу все усилия, чтобы сберечь вашу репутацию. Буду действовать крайне осмотрительно, чтобы никакие сомнения вас не коснулись. Но один только звук моего имени прогонит прочь вашего юного денди, даже если он вас любит.

– Могу я спросить, что вы сотворили, чтобы заслужить такую репутацию?

– Не можете, – строго ответил Остин. – Достаточно того, что нам будет очень непросто найти человека, который бы нас надлежащим образом представил, чтобы я имел возможность встречаться с вами публично.

Обри беспечно улыбнулась.

– Вы только что разговаривали с моим кузеном. Пожалуй, он сможет нас представить. Моя тетя против этого возражать не будет.

– Ваш кузен? – Хитмонт изумленно поднял брови. Он не мог понять, как эта нимфа, одержимая единственно своими переживаниями, успела заметить, с кем он разговаривал.

– А вот и Джеффри. – Обри посмотрела через плечо графа, и ее лицо осветилось неудержимым ликованием. – Не могли бы вы посмотреть на меня со сдержанной страстью или как-нибудь в этом духе? Он выглядит взбешенным.

Граф кивнул и оказал ей эту любезность в танце так, что у нее перехватило дыхание, а юбки взметнулись неподобающим образом. Обри вдруг ощутила всю мощь стальных мышц, скрытых под шелком и вельветом, когда ее новый друг наклонился и шепнул:

– Осторожно, малышка, вы играете с огнем, когда играете с мужской страстью.