Коршун и горлица (Орел и голубка)

Он повторил свой вопрос и она вышла из какого-то необычного транса. Резко покачав головой, она перешла дорогу и растворилась в серебряных глубинах оливковой рощи.

Калиф смотрел ей вслед.

— Попытайтесь разузнать что сможете, — сказал он на арабском и продолжил путь.

Сариту поразила эта странная, почти безмолвная встреча. Этот человек почему-то оставил Сариту небезразличной. И она была так погружена в свои мысли, что даже забыла, что собиралась войти в лагерь с тыла. В нем царил полный покой, около повозок и палаток горели костры, на траве паслись лошади и дремали волкодавы. Это ночью, на случай появления чужака, они будут настороже, будь то зверь или человек. Женщины занимались своими домашними делами, все еще сонные после полуденного отдыха. Готовить ужин было еще рано и они наслаждались временной передышкой в работе, возясь с детьми и занимаясь рукоделием в тени оливковых деревьев. Между повозками и деревьями бегали ребятишки, на которых никто не обращал особого внимания.

Сарита неожиданно почувствовала, что оказалась в центре внимания. Мужчины собрались возле повозки Тарйка. Сандро что-то рассказывал им.

Оттуда раздавались взрывы смеха, как будто он поведал им весьма занимательную историю. Наверно, так оно и было. Он был хорошим рассказчиком, и качество это весьма ценилось в их обществе. Сандро изо всех сил старался удержать внимание мужчин до тех пор пока она не вольется в племя, но при ее приближении Тарик обернулся, как будто спиной почувствовав ее появление.

Он подошел к ней, кругом воцарилось полное ожидание, молчание. Все мужчины в племени Рафаэля были высокими и широкоплечими, но даже по сравнению с ними Тарик казался гигантом.

Его и без того смуглая кожа была черной от средиземноморского солнца, ярко-синие глаза блестели, а роскошная рыже-золотая борода являла собой контраст по сравнению с тонким ртом. Он был опасным человеком, но отлично справлялся со своей высокопоставленной должностью и потому был достойным и уважаемым лидером своего племени.

— Где ты была? — спросил он, стоя перед ней, широко расставив ноги.

Отчаяние, разочарование, шок от встречи на дороге — все это сказалось на Сарите и она ответила, смело встретив взгляд его синих глаз:

— Я уже давно взрослая, Тарик, и уж, конечно же, могу гулять там, где мне заблагорассудится.

Год назад за такие слова она получила бы затрещину, только с помощью нее и можно было поставить молодежь на место, но за последние несколько месяцев все переменилось. Теперь Тарик редко обижался на нее, хотя она и сознавала, что он обращал на нее больше внимания, чем на других представительниц ее племени.

Последнее она относила на счет того, что ее мать недавно овдовела. По традиции вожак племени уделял больше внимания вдовам и их детям. Терпимость же его она объясняла своим взрослением, что, однако, противоречило ее наблюдениям, которые показывали, что ничто — ни зрелость, ни замужество, ни даже материнство не защищают женщину от мужского кулака, замахивающегося на нее в приступе гнева.

Теперь же Тарик молча обдумывал ее ответ. Он должен был разозлить его, но не разозлил, а только еще больше насторожил. Сарита, с трепетом ожидавшая его ответа, осознала, что за ними наблюдает весь лагерь. Не то чтобы около них находилось много людей — нет, но возникало такое чувство, что все ожидают, что произойдет что-то необыкновенное. Как будто все вокруг знали что-то, чего не знала она. Удивительно, но Тарик только коснулся ее губы невероятно мягким кончиком пальца.

— Откуда это у тебя? — Сарита задрожала, но ответила так же дерзко:

— Споткнулась о камень и прикусила во время падения.

Тарик нахмурился, а потом резко сказал:

— Иди к матери, она ищет тебя, хочет что-то сказать.

Он повернулся на каблуках и отошел от нее.

Лагерь как будто вздохнул с облегчением.

Сарита постаралась стряхнуть с себя нехорошее предчувствие.

Она посмотрела на Сандро — тот стоял к ней спиной, и она поняла, что он умышленно встал так, чтобы не выдать своих чувств взглядом. Она пошла к повозке, внутренне готовясь к битве. Тарик дал ей понять, что мать рассердилась на ее исчезновение. Обычно тихая, в гневе Лючия была страшна.

Повозка была небольшой, но ее обладатели считали, что им повезло гораздо больше, чем тем людям, в распоряжении которых была одна только палатка. В повозке можно было спать не на земле, а на дереве. Деревянные стены сравнительно неплохо защищали от жары, а крыша из мешковины не пропускала капли дождя. Там было место для жаровни на случай холодных зимних ночей, и полки с крючьями для того, чтобы можно было разместить свой скудный гардероб. Отец Сариты, Эстабан, гордился тем, что семья его размещается в таких удобных апартаментах не меньше, чем своим искусством плотника. Он считал себя выше тех, кто зарабатывал себе на жизнь случайным ремеслом или публичными выступлениями — акробатов и им подобных. Где бы они не останавливались, он всегда мог установить свою будку неподалеку от ближайшего рынка и получить деньги неважно от кого — что от бедных, что от богатых.

При его жизни внутреннее пространство повозки перегораживалось занавеской, отделяя Сариту от родителей. Конечно, при этом достигалась только внешняя уединенность, так что Сарита, как и все ее сверстники, рано познала истинные отношения между мужчиной и женщиной. С тех пор как Эстабан умер, они с матерью спали рядом и обычно не ссорились.

Однако, забираясь в повозку в этот день, Сарита заметно нервничала.

— Мама? Тарик сказал, что ты искала меня.

— Ах, наконец-то пришла! Где ты была? — Лючия определенно была взволнована, но Сарите она вовсе не показалась сердитой, возбужденной — да.

— Я везде тебя искала. Почему ты не отдыхала?

— Живот болел, — сымпровизировала на ходу Сарита, — наверно, что-то съела. — Она не могла понять, почему мать так нервничает.

Лючия разрумянилась, волосы выбились из-под платка. Сарита просунула голову в повозку.

— Что это за ткань? — Она узнала ее. Это было свадебное платье ее матери.

Лючия внезапно обняла дочь.

— О, я так ошарашена, Сарита, такие новости.

Твой отец был бы так горд.

— Из-за чего, мама? — предчувствие Сариты, по-видимому, оправдывалось.

— И ты не догадываешься, — Лючия схватила ее за руки, — дорогое мое дитя, это Тарик. Он зашел ко мне в конце сиесты. Конечно, ты должна была чувствовать, как он относится к тебе, хотя, надо сказать, я и сама не понимала этого, просто думала, что он заботится о нас из-за того, что мы остались без мужчины… Но нет… ты должна выйти за него замуж, Сарита, ты станешь женой вождя племени.

— Нет! — прервала ее Сарита. — Как ты можешь говорить такое? Ты ведь знаешь о том, что у нас с Сандро. Как ты можешь такое говорить.

Лючия ударила дочь по лицу.

— Не смей больше даже упоминать имя Сандро!

Ты что, сошла с ума? Тебя хочет сам Тарик. Свадьба через три дня. Об этом теперь все знают. Завтра начнутся приготовления к ней.

— Нет! — снова прервала ее Сарита, она ощущала себя героиней ночного кошмара. — Ты не можешь согласиться на это, я — тоже.

— Дура! — Лючия встряхнула дочь за плечи, — послушай, что я тебе скажу, Тарику не нужно мое согласие. Он вождь и он хочет тебя. Ты пойдешь к нему сегодня вечером, чтобы отметить помолвку.

Сарита заставила себя промолчать. Конечно, верно то, что брак невозможен без согласия обеих сторон, но трудно себе представить, что она может отказать Тарику. В этом случае она будет изгнана из племени и лишится той защиты, которую оно ей давало. Она будет бездомной, без роду и племени в прямом смысле этих слов, одна — против целого мира, который быстро разделывается с теми, кто пришел в него из ниоткуда. Стать проституткой или умереть — вот из чего придется ей выбирать.

Стоя перед таким выбором, какая девушка откажется от чести стать невестой вождя? Разделить с ним ложе, что традиционно служит символом определенных намерений обеих сторон? Сарита подумала о тех, так часто прерываемых моментах страсти, которые она делила с Сандро. Их любовь была главным в ее жизни и в жизни Сандро. Как может она притворяться в том, что этой любви не существует? Как может отрицать то всепоглощающее желание, из-за которого они посмели так много?