Предательство страсти

— Твоя мать все еще жива? — удивился Рихард.

— Слава Богу, — Клаус снял шляпу и перекрестился. — В нашей семье все женщины живут долго.

Мари фон Штерн, по пути от своих покоев к столовой, была поглощена совершенно иными мыслями. В последнее время она видела, как сильно муж желает рождения наследника, и безмерно страдала. Молодая баронесса винила себя в охлаждении семейных отношений и боялась, что любимый муж разведется с ней. Закон позволяет развод в случае бесплодия. Однако, опасения ее были совершенно напрасны. Барон даже не помышлял о расторжении брака.

Во время обеда, когда Мари напряженно вглядывалась в его задумчивое лицо, и ей кусок в горло не шел от мысли, что возможно именно сейчас Рихард подбирает слова, чтобы сказать жене о том, что он решил развестись с ней, тот мучился вопросом, что можно преподнести жене на их вторую годовщину? Подарок должен быть не слишком дорогим, но изящным, потому что Мари наверняка догадывается, какие доходы приносит мужу ее приданое. Особенно, после того как русские стали приобретать их вино. Почти все драгоценности своей матери Рихард фон Штерн подарил жене еще до свадьбы. Ему же нужно было ее очаровать! Он пристально посмотрел на супругу и подумал, чего не хватает в ее облике? Кожа Мари сверкала как нежно-розовый жемчуг, темно-синее строгое платье хорошо оттеняло ее цвет. Чудные темные волосы, собранные в высокую модную прическу, были столь тяжелы, что Рихард видел, как одна из боковых шпилек вот-вот не выдержит и выпадет, освободив непослушные пряди. Корсет делал стройную от природы талию такой тонкой, что казалось, ее можно обхватить пальцами. Пожалуй, изысканная сетка для волос из тончайших золотых нитей, украшенная жемчугом, мелкими бриллиантами и топазами — то, что нужно. Это большое, и в то же время легкое украшение, в котором много камней, но они должны быть маленькими.

— Можно узнать, почему вы с такой ненавистью на меня смотрите? — неожиданно спросила у него Мари, сидевшая на другом краю огромного стола, рассчитанного на тридцать персон, не считая хозяев.

Прежде чем изумленный барон смог что-либо возразить или ответить, его жена уже вскочила со своего места и быстро вышла, причем плечи ее вздрагивали. Она плакала. Рихард нахмурился. Эти неожиданные истерики его утомили. Он подумал, что возможно, Мари следует отправиться на воды, она стала слишком нервной.

Баронесса же заперлась в своей комнате. К ужину она не вышла, сославшись на головную боль. Она звала к себе Лизхен Риппельштайн, но ей ответили, что фройляйн нет в замке. Она уехала в деревню закупить все необходимое для кухни замка. Около девяти часов в спальню Мари постучал Рихард и спросил, может ли он войти.

— Нет! Вы мне противны! Лицемер!

Барон не стал выяснять, почему именно жена считает его лицемером, и удалился.

Мари же залилась слезами. Деторождение и плотская любовь были связаны в ее сознании в единое целое и второе без первого, казалось прелюбодеянием. Она не может родить Рихарду ребенка, следовательно, не должна принимать его как мужчину. Каждый ее отказ Рихарду в близости виделся Мари еще одним ударом по их и без того терпящему крушение браку, но она не видела выхода. Она ведь не может позволить, чтобы собственный муж считал ее распущенной! Мари бесконечно стыдилась своих интимных переживаний. Раньше, в самом начале их супружества, больше всего на свете она боялась, что Рихард заметит, какое наслаждение ей доставляют их занятия любовью, и с каким трепетом и нетерпением она ждет его каждый вечер на брачном ложе. Теперь же и это счастье казалось Мари потерянным навсегда. Тело ее томилось от нерастраченной страсти и нежности не меньше чем душа от потерянной любви.

Лизхен Риппельштайн с удовольствием разглядывала себя в зеркале. Белое вышитое белье из азиатского хлопка, ей чрезвычайно шло. Ее молочно-белое тело сияло той волшебной и притягательной красотой молодости, когда девочка-подросток становится привлекательной женщиной. Округлившаяся грудь и соблазнительные бедра подчеркиваются тонкой, изящной талией. Когда ветер приподнимает юбки Лизхен, то ее не слишком длинные, но крепкие и стройные ножки, привлекают внимание молодых и не очень молодых мужчин. Лизхен закусила ноготь указательного пальца правой руки, несколько секунд смотрела на себя, а затем, взвизгнув от удовольствия, подпрыгнула, сделала шаг назад и упала на кровать, что стояла близко от туалетного столика. Комнатка Лизхен вообще была маленькой, вся мебель впритык. Помещалось-то всего лишь платяной шкаф, да та самая кровать с туалетным столиком. Возле двери, правда, на табуретке стоял тазик, а в нем кувшин с водой.

Лизхен сильно сжала свои круглые и крепкие груди, не помещавшиеся в ее ладонях даже на половину, и с удовольствием ощутила сладкое томление внизу своего живота.

— Ах, Фредерик, Фредерик… — игриво прошептала она, обнимая себя руками и гладя свою шею.

Но нужно было вставать и одеваться, Мари ждет ее. Черт бы побрал эту Мари! С самого утра Лизхен на ногах. Нужно было поехать в деревню, чтобы посетить остановившегося в сельской гостинице купца, чтобы приобрести шелка и цветного бисера для рукоделий, а теперь еще идти в конюшни и распорядиться подготовить экипаж. Вот уж это Мари могла бы сделать и сама! С самого детства Лизхен играла в жизни подруги весьма странную роль. Будучи дочкой гувернантки, Лизхен сделалась будто любимой куклой. Мари с наслаждением нянчилась с ней и баловала. Теперь восемнадцатилетняя Лизхен состоит при ней одновременно и служанкой, и подругой, а иногда двадцатитрехлетняя Мари начинает вести себя по отношению к фройляйн Риппельштайн, словно заботливая мамаша. Впрочем, Лизхен не на что было пожаловаться. Ее хорошо одевали, почти как знатную девушку, она получила образование и обучилась хорошим манерам. Если бы не излишняя живость, порывистость движений и яркий румянец, Лизхен Риппельштайн вполне могла бы сойти за аристократку.

Надев скромное, но элегантное платье из светло-коричневой материи, отделанное бархатом, с эмалевыми пуговицами в тон, Лизхен поправила прическу — тяжелые соломенные локоны то и дело выскальзывали из-под шпилек. Еще раз, взглянув на себя в зеркало, она вздохнула. Те платья, которыми ее в изобилии снабжала Мари, Лизхен были не по вкусу. Ей казалось, что молодая баронесса нарочно старается одеть ее невзрачно и победнее, дабы подчеркнуть, что Лизхен всего лишь служанка. Фройляйн Риппельштайн мечтала об атласных французских платьях, или уж на худой конец о малиновом бархатном платье из мастерской Готфрида Люмбека. Лизхен вздохнула. На днях она снова заходила к мэтру в лавку-мастерскую. Какие он выставил амазонки для охоты!

Там есть одна — зеленая, отделанная бисером из драгоценных камней, золотыми пряжками. К ней шапочка с длинными фазаньими перьями и мягкие, длинные сапожки из зеленой замши. Такие же перчатки с большими раструбами и охотничья сумка. Фройляйн Риппельштайн представила себя в этой амазонке, скачущей на вороном коне, среди своры гончих и топнула ногой. Она на все готова, чтобы эта мечта сбылась.

Лизхен тряхнула головой, чтобы остановить поток собственной фантазии, потому что мысли о нарядах и украшениях могли поглотить ее полностью на весь день. Фройляйн Риппельштайн грезила, что однажды сама сможет придумывать изысканные туалеты, от образа и до самой последней мелочи. Отогнав соблазнительные думы о шелках, вышивке, кружевах и корсетах, Лизхен направилась в конюшню. С самого порога она услышала тяжелое сопение и беспрестанное хихиканье. Над кучей соломы в глубине конюшни, отчетливо были видны две толстые, белые женские ноги, и голый мужской зад меж них. Лизхен нисколько не смутилась, такие картины были ей привычны с детства. Простой народ не очень-то жаловал строгую протестантскую мораль, столь почитаемую и распространенную среди бюргеров и аристократов.

— Эй! А ну, прекратите! — грозно крикнула она, топнув ногой.

Смех тут же прекратился, а мужчина (это был кучер) мгновенно соскочил вниз, и тут же натянул брюки. Прежде Лизхен, однако, успела заметить, что желание его осталось неудовлетворенным. Женщина оказалась кухаркой Фридой, она тоже была явно недовольна появлением Лизхен. Прикрывая свою огромную грудь платьем, кухарка поглядела на молодую выскочку исподлобья. Слуги вообще не любили фройляйн Риппельштайн, которая, по их мнению, была одного с ними поля ягода, и не имела права помыкать и командовать как хозяйка. Только после того как барон при всех назначил Лизхен экономкой, они начали нехотя исполнять ее распоряжения.