Эдем (ЛП)

— Здравствуйте, юная мисси.

— Доброе утро, — улыбнулась Викки и позволила Джефферсону помочь ей подняться внутрь экипажа.

Сет сделал круг и заехал за дом, направляясь к дорожке вдоль реки. Викки откинулась назад. По реке в сторону Нового Орлеана шёл пароход. Донёсся резкий, душистый запах цветения тянувшихся справа деревьев. Скорее всего, это плодоносы, и Викки стало интересно, какой же будет урожай.

Сет свернул в сторону от реки и направил прекрасных гнедых лошадей по узкой дороге, разделяющей поля. Бесконечные владения были усеяны…, кажется хлопком, припомнила она. Плантация была огромна.

Спереди справа появился небольшой белый домик — безукоризненный, с чёрными ставнями, окружённый яркими цветами. Садовый участок огорожен аккуратным забором из кольев. «Великолепный, скромный дом», — подумала Викки. Он напомнил домик в Англии.

В галерее показалась женщина и сделала им знак рукой. Викки высунулась из окна.

— Сет, останови, пожалуйста.

Экипаж остановился перед домом. Джефферсон соскочил вниз, чтобы открыть дверь. Женщина спустилась по ступеням галереи и по усыпанной мелким битым кирпичом тропинке подошла к калитке: маленькая, болезненно худая, около тридцати лет, с тёмными волосами и тёмными глазами. «Она была бы хорошенькой, если б не болезненный вид», — подумала Викки, когда, улыбаясь, подходила к женщине.

— Бонжур, мадемуазель, — вежливо сказала женщина. — Я — Клодин Лемартайн. Жена управляющего, — акцент чисто французский.

— Бонжур. — Викки запнулась. — Я — Викки Иден, — язык споткнулся о непривычную фамилию. Чувствуя, что заливается краской, продолжила, — жена Майкла.

— Джек говорил, что Майкл женился, — Клодин Лемартайн неожиданно улыбнулась, и в её глазах на мгновение вспыхнуло торжество. Викки заподозрила, что она держала сама с собой пари, что прибыла жена Майкла. — Пожалуйста, проходите и выпейте со мной чаю. Принимать гостей для меня такое удовольствие… — она замолчала на мгновение, потому что взгляд Викки остановился на рядах хижин, видимых сквозь ширму возвышающихся пеканов. Маленькие чернокожие ребятишки стремглав носились в грязи среди домов, почти голые, шутя боролись друг с другом. — Хижины рабов, — объяснила Клодин с чуть заметным раздражением. — Но, прошу Вас, проходите в дом.

Викки вошла в небольшую, опрятную, бесцветную гостиную. Память содрогнулась от вида однокомнатных лачуг, которые напомнили захудалые дома в Пойнтсе.

Между двумя маленькими окнами шкафчику с фарфоровой посудой. Быстрыми, мелкими шагами Клодин подошла к нему и потянулась за изысканными, ручной раскраски, чашкой и блюдцем. Такие же чашка, блюдце, заварочный чайник и сахарница стояли на столике перед покрытым гобеленом диванчиком. Клодин, должно быть, собиралась выпить чаю, когда услышала снаружи экипаж.

— Вы приехали из Нью-Йорка? — Клодин жестом указала Викки, чтоб она присела к ней на диван.

— Да, — и снова мысленно предупредила себя не выдавать, что жила в Нью-Йорке весьма недолго. — До этого жила в небольшом городке недалеко от Лондона.

— А я родилась в Квебек-Сити, — произнесла Клодин с мучительной ностальгией, разливая из красивого заварочного чайника, так контрастировавшим с однообразием гостиной. — В Канаде. Им владеют англичане, — кривая улыбка тронула губы, — но дух там французский. Я остро чувствую его отсутствие.

— Но в Новом Орлеане много французов, разве не так? — сочувственно спросила Викки, принимая протянутую чашку.

Клодин пожала плечами.

— Ну и что? Я езжу в Новый Орлеан, может быть, три раза в год, провожу день или два в «Сэнт-Чарльзе». Остальное время сижу здесь. Одна. Рабы заходят, делают домашние дела, занимаются стиркой и уборкой. А я вяжу или шью. И вспоминаю жизнь в Квебек-Сити, когда вращалась среди людей. Мой муж работает управляющим. Нас редко приглашают на вечеринки, — с презрением сказала она. Потом насмешливо посмотрела на Викки. — И Ваша семья позволила оставить Нью-Йорк ради такой жизни?

— Мои родители умерли, — тихо сказала Викки, — у меня есть только тётя, — сделала маленький глоток чая со странным привкусом и взяла маленькое пирожное из протянутой коробочки.

— Разве тётя не предупреждала Вас об изоляции, с которой столкнётесь? — голос стал резким.

— Я люблю деревню и не рассчитываю на одиночество, — виновато ответила Викки.

— Джек просто балдеет от сельской местности. Ему нравиться смотреть, как в этом чудовищно жарком климате растёт всякая ерунда. Подождите, пока не проведёте в Луизиане лето. Джек наотрез отказывается возвращаться в Квебек. Даже в Новый Орлеан, где я могу быть среди людей, — губы Клодин взволнованно двигались, а рука, когда ставила на стол хрупкую чашку, дрожала.

— Но здесь так красиво, — Викки попыталась подольститься. — И сейчас, когда я здесь, мы, возможно, могли бы…

— Сара Иден не принимает в своём доме жену управляющего, — едко оборвала Клодин. — Кроме как на Рождество и Пасху. Ну и на вечеринку, посвящённую Четвёртому Июля, на лужайке. У Юга свой образ жизни, Викки. Ты смотришь по сторонам и видишь кругом столько прекрасного. Всё так. Но я смотрю и вижу за деревьями рабские кварталы. В Канаде человек не может быть рабом. Я ненавижу такую жизнь. Это — страна для мужчин. Знаешь ли ты, что в Эдеме, да и на любой плантации на Юге, в библиотеках есть книги, которые лежат под замком, и читать их может только хозяин? Добропорядочные леди не помышляют даже бросить на них взгляд, а в Канаде и в Европе аристократия зачитывается ими, — в голосе звучал с сарказм. — У них даже в мыслях нет касаться определённых тем. Здесь полная деградация, тщательно скрываемая за стенами великолепных домов.

— Я знаю, что мне придётся многому научиться, — с тревогой призналась Викки.

— А южные светские дамочки! — Клодин говорила уже помимо своей воли. — Леди, которые с презрением смотрят на несчастных незамужних девчонок с детьми, закрывая глаза на бл…во, которое ни на секунду не прекращается под крышами их собственных шикарных особняков. А как иначе назовёшь, что белые самцы, как правило, из числа хозяев трахают любых негритянок и мулаток, пришедшихся по вкусу? Как назовёшь мужиков, имеющих наглость жить под одной крышей с жёнами и любовницами? А ещё большинство этих леди, — продолжила она, — так быстро готовы сообщить тебе, кто отец ребёнка-полукровки в любом хозяйстве, кроме собственного!

— Я не знала, — запинаясь, произнесла Викки, лицо пылало от залившей его краски.

— Есть много, чего ты не знаешь, — грустно предупредила Клодин. — Юг похож на красивую женщину, поражённую ужасной болезнью, снаружи пока ещё не видно, но скоро она себя проявит. Ты не знаешь, что творится за стенами великолепного дома, который величественно возвышается там, наверху, около реки. Не знаешь о висящем над ним проклятии, обо всей гадости жизни в Эдеме, которой не видят посторонние. Но ты всё увидишь, Викки. И пожалеешь, что когда-то стала Иден.

9

В полдень Викки и Барт обедали одни. Афина и Артемида безуспешно пытались выгнать мух, появившихся с наступлением жары. Сара ушла по делам. Эва всё ещё уединялась в комнате. Из-за ужасной дневной жары аппетит Викки был так себе.

— После обеда ступайте к себе и вздремните пару часов, — распорядился Барт, — на непривычного человека эта жара действует изнуряюще. Эта сторона выходит на реку и по вечерам обычно становится немного легче.

Викки старалась проявить интерес, когда Барт пустился в разговор о безуспешных попытках выставить свою кандидатуру в государственную законодательную власть, и облегчённо вздохнула, когда он, наконец, сделал знак, что покончил с едой и вызвал Эндрю откатить его в боковую галерею.

Викки поднялась к себе. Моник закрыла все окна и натянула драпировки для защиты от солнца. Осмотрелась, ища книгу Эдгара По, которую Моник принесла сюда. Ага, вон там, на комоде. Подошла, взяла её и решила пойти почитать в переднюю галерею. Там с реки может дуть лёгкий ветерок.