Долгожданная встреча (СИ)

Лучше бы она этого никогда не делала.

Вики…

Она была его светом, его теплом. Его дыханием. Она была так восхитительна, что ему казалось, он умер и попал на небеса, потому что ни один поцелуй в мире не мог сравниться с тем, что позволили познать её губы.

А потом он ушёл, успев заметить в её глазах почти такую же боль, какая терзала и его. И впервые Себастьян задумался над тем, а правильно ли поступил? А вдруг он ошибся, вдруг он нужен ей… Это было похоже на мучительную смерть, словно из него вынули душу и бросили возле той конюшни, где он оставил застывшую Вики.

Всю жизнь, сколько он себя помнил, с тех пор, как повстречал её, он хотел только быть с ней. Но злой рок постоянно отнимал её у него.

А потом настал ад, к которому он совершенно не был готов.

Даже в самом страшном сне Себастьян не мог представить себе, что ему доведется пережить такое. Что его грех, совершенный в Лондоне, будет легкой прелюдией к настоящему чистилищу. И если до этого он полагал, что от его души ничего не осталось, то теперь ему приходилось убеждаться и не раз, что душа у него есть, и она способна разлагаться очень долго.

Пять лет, что он провел вдали от неё, на поле боя, стали для него адом, самым страшным кошмаром. Там, калеча и убивая людей, он потерял себя, частичку за частичкой. Он пошёл в армию, чтобы угодить Вики, но даже понятия не имел, что там ждет его. Неужели она хотела, чтобы он стал таким? Стал убийцей. Стал монстром.

Он собирался стать священником, хотел нести людям слово Божье, хотел жить в мире и согласии. И хотел Вики. Но его жизнь превратилась в кромешный ад. Он сам сделал это. И Бог не хотел помогать ему. Ни в чем. Его душа загноилась и стала такой черной, что ни одна молитва не была способна отмыть его. Ему ни за что не вымолить у Бога прощения. И у Вики.

На этот раз он знал точно, что потерял её. Потому что сомневался, что хоть когда-нибудь сумеёт вырваться из этого ада. Да и она ни за что не станет ждать его, скучного ученого, который пошёл в армию только ради того, чтобы угодить ей. Теперь он превратился в монстра, его тело было отмечено бесчисленными шрамами от пуль и сабель врага. Вики будет тошно даже смотреть на него. Его душа почти умерла, и ей будет страшно узнать, что от него ничего не осталось.

Он не мог спать по ночам, потому что в ушах звенели крики убитых им людей. Себастьян не понимал, как жить дальше, имея на руках кровь стольких людей. Он не представлял, что будет делать, когда все это кончится. И кончится ли когда-нибудь? Что ему делать в мире, где не будет Вики? Если раньше он думал, что хоть как-то сможет заслужить её, теперь у него не осталось ничего, что он мог бы дать ей. Она ни за что не захочет монстра. А он не хотел запятнать её своими грехами.

Да и помнит ли она о нем?

В нем осталось только одно: безмерная, безграничная, сводящая с ума, лишающая покоя любовь, которая навечно приросла к его костям и жила в его сердце. Только любовь и мысли о Вики помогали ему выжить на войне, помогали хотеть увидеть утро и рассвет. Он умирал от любви к ней и хотел хоть бы ещё один раз увидеть её…

В висках вдруг запульсировало, и Себастьян понял, что довёл себя до очередного приступа. И это снова не позволит ему заснуть, хотя он уже давно не знал, что такое здоровый сон. В камине тихо потрескивали дрова, и их звук вернул его к реальности. К холодной, пустой реальности, в которой он не жил, а просто существовал.

Встав, Себастьян медленно направился к окну, вглядываясь в темноту ночи, и, приподняв голову, увидел луну. Серебристую и далекую. Луна всегда напоминала ему о Вики, которая была так же прекрасна и далека. Луна напоминала ему цвет её искрящихся глаз. Обожаемые глаза, которые были наполнены слезами, когда она две недели назад открыла дверь и увидела его. В тот миг, находясь так близко от неё, глядя ей в глаза, он вдруг почувствовал, поверил, что нужен ей. Что она не забыла о нем.

Что ждала его.

Себастьян зарычал, ощущая удушающую боль в груди. Даже на континенте ему не было так плохо, как сейчас. Раз Бог пожелал сохранить ему жизнь и вытащил из того ада, где пало так много людей, значит он был для чего-то нужен. Поэтому он должен был смириться со своим возвращением в мир и как-то попытаться жить дальше. Но беда заключалась в том, что без Вики он не знал, как это сделать.

Проведя рукой по волосам, он ощутил боль в плече, а потом и в раненом бедре. Это всегда будет напоминать ему о том, откуда он вернулся. Это его проклятие, и он сам должен нести свой крест.

Себастьян снова вернулся на своё место, и устало опустился на мягкий диван. Затем резко полез в карман, достал горстку миндаля и отправил пару зернышек в рот. Когда начинались приступы, он поглощал миндаль, и это унимало боль в ранах. Так ему сказал старик, который нашёл его на поле боя, под телами других офицеров, привез к себе домой и вместе со своей женой буквально вырвал из лап смерти. Себастьян не знал, как отблагодарить этих людей, ведь только благодаря им он снова мог видеть Вики. Видеть солнце.

Целую неделю после ранения Себастьян пребывал в бреду, терзаемый агонией от боли в ранах. И однажды, когда он понял, что не вынесет больше и приказал старику прекратить его мучения, он вдруг услышал чей-то голос, далекий, но такой родной, что перехватило дыхание.

“Что бы ты ни делал, Себа, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно!”

Так однажды сказала ему Вики, когда он провёл в церкви после службы дольше времени, чем обычно, прежде чем пойти к ней. Она ушла задолго до того, как викарий Хауэлл закончил читать наставления. А когда Себастьян нашёл Вики у валуна, она нацарапала эти слова на их камне своей детской ручкой, чтобы он больше никогда не забывал приходить туда, где было его место. Где была она.

И Себастьян понял, что должен непременно вернуться к валуну. К ней.

Зная, что совсем скоро боль усилится до такой степени, что он не сможет ходить, Себастьян встал и побрёл к себе в комнату. В доме было тихо. Все давно легли спать. Это радовало, потому что он не хотел никого видеть, ни с кем не желал разговаривать. Потому что непременно посыплются вопросы, а он не был готов ответить на них. Он не был готов вернуться к жизни.

К тому же миндалины быстро закончились, а у него в комнате была большая ваза с этими косточками. Которые утолят его голод. Он жевал их с тех пор, как впервые попробовал. Они унимали не только боль в голове, но и странным образом отвлекали и успокаивали. Звук хрустящих миндалин напоминал ему о том, что он до си пор жив.

Войдя в свою комнату, он тихо прикрыл дверь и направился к столу, где лежала ваза.

И его Библия.

Отплывая из Англии на войну, он взял с собой всего две вещи. Свою Библию, с которой никогда не мог расстаться. И…

В тот первый вечер, когда он спустился в свою каюту, Себастьян взял в руки Библию и развернул кожаный переплет. Внутри лежало то, за что потом он чуть не отдал жизнь.

Он был офицером, не знающим страха. Он безрассудно бросался под пули врага, мечтая поскореё прекратить агонию в груди. Но он почему-то не умирал, или получал незначительные раны. Другие солдаты стали побаиваться его. Он сам себя иногда боялся, понимая, что нигде в мире он не найдёт покоя. И однажды в очередном бою, когда враг выбил его из седла, из его кармана выпала Библия. Пока Себастьян приходил в себя, лихорадочно пытаясь дотянуться до заветной книги, враг понял, что завладел ценным трофеём и решил отобрать у него Библию. Себастьян озверел, не мысля жизни без этой книги. Вскочив на ноги, он хотел отшвырнуть противника и успел выхватить книгу из его рук, когда кто-то вонзил острый кинжал ему в прямо грудь. Упав на землю, он вздохнул с облегчением, зная, что вернул себе свою драгоценность. Он выжил в тот раз, как впрочем, и всегда. Кинжал прошел всего в сантиметре от его сердца.

Господи, ничто в мире не могло пронзить его сердце!

Но однажды кое-что проткнуло его насквозь.

Произошло это в той же каюте, в которой он уплывал из дома. Когда остался один и развернул Библию. Тогда Себастьян вдруг почувствовал, как сдавливает горло, как немеют пальцы рук и ног. Голова стала кружиться, а потом он обнаружил, что щиплет в глазах. Такое происходило с ним впервые. И не выдержав больше, он застонал и глухо молвил, впервые произнес то, что не говорил никому, даже себе.