Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона

– Расскажи мне о богах, Руфь, как ты их видишь, что ты знаешь о них? Почему они так занимают твое воображение?

– О, эти боги деятельные и кровожадные. Они воинственны и сильны. Эл – верховный бог, творец неба и земли. Ашера – его доблестная жена, великая владычица и праматерь богов. Нежная и выносливая Астарта – богиня любви и плодородия, трудолюбивый и переменчивый Баал, ведающий дождями и росой, и все умирающий и каждый раз воскрешающий Таммуз – боги земледелия, высокая статная Анатбетэль – богиня-воительница, охотница. Моим богам чуждо терпеливое упорство. Мечом и огнем добудут они то, что другие добывают долгим томительным трудом. В кровопролитных игрищах проводят они время, не занятое прямыми обязанностями.

Таммуз любит, когда, собрав урожай и готовясь к зиме, женщины совершают обряд оплакивания по нему. Сыновья и мужья собирают дрова и зажигают ритуальный огонь. Женщины замешивают тесто и готовят пироги Ашере – прародительнице всех младших богов. Люди пляшут и поют, делают возлияния во славу почитаемых богов.

Руфь замолчала и задумалась.

– О чем задумалась ты, сильная моавитянка?

– О царь, замечательная мысль пришла мне в голову! Ты так красив и прекрасен! Позволь мне сделать тебе маленький подарок! Я покажу тебе один из важных ритуалов Моава! Ты не пожалеешь, Соломон! Огромное удовольствие получишь ты, и жизненные соки с новой силой заиграют в тебе!

Соломон помедлил. Руфь, сидящая у его ног, замерла, не смея пошевельнуться и ожидая ответа. Уже несколько недель она упрашивала царя позволить ей раскрыть сущность моавитянских богов. Как и прежде, так и сейчас, ее дерзкая просьба могла быть истолкована по-разному. Как царь поступит: разгневается и прикажет удалить от себя наглую любовницу или примет ее дар?

– Будь по-твоему, упрямая Руфь! – проговорил наконец Соломон. – Все необходимое ты можешь получить у моего казначея. Да только знай меру, гордая моавитянка, не возбуждай гнева моего! – предупредил царь, впился изнеженными длинными пальцами в пахнущие миррой волосы женщины и больно притянул ее голову так, чтобы глаза в глаза смотреть на нее. На какое-то время они застыли вот так: два сверкающих взора сошлись в поединке. Могучий повелитель и азартная, высокомерная женщина, одновременно любящая Соломона за его искусные ласки, с почитанием относящаяся к его высокому титулу – и одновременно глубоко презирающая его за принадлежность к враждебному еврейскому племени.

Несколько недель шли приготовления к представлению, которое обещала Соломону Руфь, моавская царевна. И вот день и час настали.

Когда солнце уже устало освещать роскошные виноградники и пшеничные и ячменные поля израильтян, когда в реках и озерах уже засверкали вечерние огни, Руфь явилась к Соломону и позвала его за собой. На ней было длинное белоснежное одеяние, с которым ярко контрастировало пурпурное покрывало, накинутое поверх. Многочисленные татуировки, выполненные хной, украшали ее тело. Узоры – листья и цветы, изображения ящериц и птиц – змеились по ступням ее ног и узким кистям рукам: остальное тело было плотно задрапировано, оставляя глазам любоваться только изящным гибким силуэтом женщины. Сладчайший и одновременно отдающий горечью аромат следовал за моавитянкой. Сейчас и без того черные глаза ее, густо обведенные темной краской, казались еще черней – словно две бездны, на дне которых горели два горячих костра. Эти костры были отражением других огней – в изобилии зажженных на Храмовой горе, где должно было совершаться основное действо.

Здесь были установлены истуканы, изображающие языческих богов, среди них заметно возвышались и первенствовали Эл и Ашера.

Эл был изображен высоким и массивным. Одна рука его была грозно поднята к небу, а другая держала голову тельца: в знак того, что сила и могущество всецело подвластны этому богу. Его глазницы были выполнены с помощью прозрачного стекла, делающего каменный взгляд сверкающим, живым. Преувеличенно большой фаллос выделялся в силуэте Эла, представшем перед Соломоном на фоне синеющего звездного неба.

Ашера, будущая супруга Эла, была изображена обнаженной. Остроконечные пышные груди ее символизировали вечное вожделение, связывающее мужчину и женщину. Руки ее были раскинуты вперед, словно она зазывала пришедших сюда разделить с ней плотские удовольствия. Глаза ее, широко раскрытые и глубокие, горели синим светом, рот ее был густо раскрашен багровым. Сладострастие и наслаждение, буйство крови и желания, жажду телесных утех и мрачную радость отражал ее облик.

Сотни, тысячи ковров покрывали почти всю земную поверхность вокруг статуй.

Сначала у подножия высоких статуй Эла и Ашеры женщины месили в огромных серебряных сосудах тесто. Затем другие женщины присоединялись к ним, и они, уже вместе, придавали продолговатую форму тесту, чтобы потом уложить пироги на длинные решетчатые пластины, установленные у костров, зажженных заранее. Это была пища, приготовленная для богов поклонницами языческого культа.

Потом вдруг стали доноситься ритмичные звуки какой-то чужой, но очень подходящей в данный момент музыки. Это многочисленная процессия мужчин в масках диких зверей вносила небольшое золотое блюдо. На нем лежало освежеванное животное – козленок, догадался царь, он уже слышал, что в честь свадьбы богов в древности было принято зажаривать в молоке матери молодое животное. Обойдя несколько раз вокруг идолов, языческие жрецы водрузили блюдо на огромные полати, сооруженные над кострами.

Пока это происходило, подоспели и были извлечены из огня пироги. Их переложили в серебряные блюда и также водрузили на высокий стол – рядом с козленком. Пища богов была готова.

Потом те же жрецы зажгли факелы и направились в несколько отдаленные от происходящего места по краям площадки, на которой все происходило. Оказывается, здесь были установлены многочисленные золотые чаши величиной, соответствующей колориту и размаху церемонии, то есть – огромные. И каждый, кто находился здесь, стал подходить к сосуду и – кто из специальной емкости, помещенной сбоку чаши, или запросто – помогая себе рукой, – стали пить. Лишь один сосуд – золотой, инкрустированный слоновой костью и драгоценными камнями – оставался не тронут. Руфь взяла за руку государя, подвела его к чаше, наполнила два тяжелых кубка, на которых были изображены мифические существа – полубоги-полуживотные-полулюди, – и дала знак выпить. Соломон послушал ее и стал медленно втягивать напиток в себя. Это было необычное вино – сладковатое, липкое, с горьким привкусом. По телу его начала разливаться истома, он не мог оторвать взгляда от царевны, пристально глядящей на него с широкой улыбкой накрашенных губ. Она словно зачаровала его и не отпускала теперь ни на миг от себя. А ему необыкновенно нравилось сейчас быть покорным и податливым – и одновременно чувствовать себя физически сильным и здоровым.

Потом они незаметно оказались на высоком ложе, устланном дорогими коврами и мягкими шкурами. Руфь сбросила с себя свои одеяния и оказалась перед Соломоном обнаженной – только орнамент на теле, подчеркивающий и без того пышные формы моавитянки.

И казалось, что так и должно быть, что ничего не может быть важнее в данную минуту, чем желать эту женщину и получать вожделенный плод. Соломон ответил ее объятиям, его объял огонь, заставивший забыть обо всем, что творилось вокруг.

А тем временем изумленные люди взирали на происходящее с далеких холмов. Утомленные дневным трудом ремесленники и землепашцы, отцы и матери видели костры и слышали трубные звуки и шум, производимые на Храмовой горе. Затем недоумение людей сменилось любопытством, и они стали толпами стекаться к тому месту, где происходило нечто невиданное.

Сначала стражники, чьи лица были скрыты за масками зверей и птиц, сдерживали напор зевак и желающих поучаствовать в церемонии. Но как только стало известно, что самая главная жертва в знак совершения брака Эла и Ашеры принесена – Соломон и Руфь сошлись на своем ложе, – путь был открыт. Мужчины и женщины бросились к чанам с вином. Они пили из рук, хлебали ртом, запуская голову прямо в сосуд. Воодушевленные зрелищем и бесплатным угощением, под наркотическим влиянием напитка, огня и ритмичных звуков, они каким-то чудом поняли, что здесь и сегодня никаких запретов – нет. Низменные страсти, развратные наклонности, богохульные речи – все было здесь.