Легенда о седьмой деве

— В Эббасе готовятся к свадьбе.

Меллиора не проронила ни слова.

— Да, — добавила мисс Келлоу со сводящей с ума медлительностью, которая означала, что она хочет, чтобы мы оставались заинтригованными как можно дольше. — Джастин Сент-Ларнстон помолвился и скоро женится.

Я и не представляла, что когда-нибудь смогу так остро почувствовать чужое отчаяние. В конце концов, какое мне дело, на ком женится Джастин Сент-Ларнстон? Но бедная Меллиора! Она так долго жила мечтами о нем! Даже из этого я извлекла урок. Как глупо просто мечтать, ничего не делая для осуществления своей мечты! А что делала Меллиора? Только очаровательно улыбалась ему при встрече; наряжалась с особой тщательностью, когда ее приглашали в Эббас на чай. И все это время он видел в ней всего лишь ребенка.

— На ком он женится? — осторожно осведомилась Меллиора.

— Странно, что об этом объявили именно теперь, — продолжала мисс Келлоу, все еще стараясь оттянуть развязку. — Сэр Джастин болен и может умереть в любой момент. Хотя, вероятно, они как раз поэтому так и торопятся.

— На ком?

Мисс Келлоу больше не могла держать в себе эту новость.

— На мисс Джудит Деррайз, — произнесла она.

Сэр Джастин не умер, но, будучи теперь парализованным, был прикован к постели. Мы больше никогда не видели, как он едет верхом на охоту или бродит по лесу с ружьем на плече. Доктор Хиллиард посещал его два раза в день, а в деревне чаще всего задавали один и тот же вопрос:

— Вы не слышали, как он сегодня?

Все ожидали, что сэр Джастин умрет, но он продолжал жить, и в конце концов местные жители смирились с фактом, что хозяин Сент-Ларнстона пока не собирается переходить в мир иной.

После того как Меллиора услышала новость о свадьбе Джастина, она заперлась у себя в комнате и не хотела никого видеть — даже меня. «У меня разболелась голова, — сказала она, — и я хочу побыть одна».

Когда я все-таки пришла к ней, она держала себя в руках, но была бледна.

— Эта Джудит Деррайз! Она одна из них, из обреченных, из проклятых. Она принесет несчастье Сент-Ларнстонам. Именно это меня и расстраивает.

Тогда я подумала, что ее чувства к Джастину были, наверное, не очень глубокими. Он просто был героем ее детских мечтаний, а я вообразила, что ее страсть к нему была такой же сильной, как мое желание вырваться из того круга, в котором я родилась. Этого не может быть! Иначе ей было бы далеко не безразлично, на ком он собирался жениться. Так я думала. И мне казалось это довольно разумным.

Причины откладывать свадьбу не было, и спустя шесть недель после того, как мы увидели объявление в газете, она состоялась.

Кое-кто из жителей деревни Сент-Ларнстон ходил в церковь в поместье Деррайз, чтобы посмотреть на венчание. Меллиора нервничала и ломала голову, получат ли они с отцом приглашение. Но волноваться было незачем: приглашения так и не последовало.

В день свадьбы мы вместе сидели в саду, мрачные и подавленные. Это было похоже на ожидание чьей-то казни.

Вести приносили слуги, и, надо сказать, это была довольно эффективная система шпионажа. Слуги из дома священника, из Эббаса и поместья Деррайз образовали некую цепочку, и мы быстро узнавали все новости.

На невесте было необыкновенное платье из атласа и кружев, а ее фата и веночек из флердоранжа передавались из поколения в поколение в роду Деррайз. Мне стало интересно, надевала ли его та невеста, которая увидела монстра и сошла с ума. Я спросила об этом Меллиору.

— Она была не из рода Деррайзов, — заметила Меллиора. — Она была из другой семьи, поэтому и не знала, где держали того монстра.

— А ты встречала Джудит?

— Только однажды, когда она приезжала в Эббас. Это было в один из домашних приемов, которые давала леди Сент-Ларнстон. Джудит — очень высокая, стройная и красивая девушка. У нее черные волосы и большие темные глаза.

— Ну, по крайней мере, она красивая. Как я понимаю, Сент-Ларнстоны станут теперь богаче, да? За ней ведь дают хорошее приданое?

Меллиора, рассердившись, что случалось с ней крайне редко, повернулась, взяла меня за плечи и встряхнула.

— Прекрати говорить о богатстве! Прекрати думать о нем! Неужели в этом мире нет ничего, кроме денег? Говорю тебе, она принесет несчастье в Эббас! На ней лежит проклятие, на них всех лежит проклятие!

— А какое нам до этого дело?

Ее глаза потемнели от ярости.

— Они — наши соседи! Конечно, нам есть до этого дело!

— Не понимаю, какое именно. Им ведь до нас нет дела. Почему мы должны о них беспокоиться?

— Они — мои друзья!

— Друзья! Они не очень-то о тебе беспокоятся, даже на свадьбу не позвали!

— Я и не хотела идти на его свадьбу.

— Тем не менее могли бы хотя бы пригласить.

— О, Керенза! Прекрати! Все равно теперь уже не будет, как прежде, говорю тебе! Ничего уже не будет по-прежнему. Все изменилось, неужели ты не чувствуешь?

Да, я это чувствовала. Еще не очень ощутимо, но что-то менялось. И причина в том, что мы уже не были детьми. Меллиоре скоро исполнится семнадцать, мне через несколько месяцев — тоже. Мы будем причесываться, как юные леди. Мы повзрослели — и с тоской вспоминали солнечные дни нашего детства.

Жизни сэра Джастина уже ничего не угрожало, а его старший сын привел в Эббас молодую жену. Наступило время радоваться. И Сент-Ларнстоны решили дать бал. Он должен был состояться в конце лета. Хозяева надеялись, что вечер будет теплым и гости смогут полюбоваться не только роскошью дома, но и красотой парка.

Были разосланы приглашения. Пришло приглашение и для Меллиоры и ее отца. Молодожены провели медовый месяц в Италии, и в честь их возвращения решили дать пышный бал-маскарад. Мы слышали, что это было желание сэра Джастина, хотя сам он и не сможет присутствовать на празднестве.

Я точно не знаю, что чувствовала Меллиора, — в ее настроении взволнованность от предвкушения встречи с Джастином легко сменялась глухой меланхолией. Она сильно изменилась и уже не была такой безмятежной и невозмутимой, как раньше. Я очень завидовала, что она поедет на бал, и не могла этого скрыть.

— Как бы я хотела, чтобы ты поехала на бал, Керенза! — сказала она. — Как бы я хотела увидеть тебя там! Этот старинный особняк ведь и для тебя что-то значит?

— Да, — призналась я, — это своего рода символ.

Она кивнула. Как это часто бывало, наши мысли оказались созвучны и мне ничего не пришлось ей объяснять. Несколько дней Меллиора задумчиво хмурилась, а когда я напоминала о предстоящем бале, она нетерпеливо отмахивалась. Спустя четыре дня после получения приглашения, она вышла из кабинета отца с очень серьезным видом.

— Папе нездоровится, — с грустью произнесла она. — Я знала, что он уже некоторое время чувствует себя неважно.

Я тоже это знала: кожа преподобного Чарльза с каждым днем все больше желтела.

— Он говорит, — продолжила Меллиора, — что не сможет поехать на бал.

А я-то гадала, какой костюм он наденет. Трудно было представить, что священник может выглядеть как-то иначе.

— Это значит, что и ты не поедешь?

— Ну, не могу же я поехать одна.

— О, Меллиора…

Она нервно пожала плечами, а днем поехала с мисс Келлоу на прогулку на своем пони. Я слышала, как двуколка проехала мимо моих окон — и почувствовала себя задетой, потому что Меллиора не позвала меня с собой.

Вернувшись, она ворвалась в мою комнату. Глаза ее горели, щеки разрумянились. Усевшись на мою кровать, она стала на ней прыгать, потом остановилась, склонила голову набок и спросила:

— Золушка, ты хочешь поехать на бал?

— Меллиора! — ахнула я. — Ты имеешь в виду…

Она кивнула.

— Ты приглашена. Ну, не конкретно ты, поскольку она понятия не имеет… Но в любом случае у меня есть приглашение для тебя. Это будет так весело, Керенза! Гораздо интереснее, чем поехать с папой или с сопровождающим, которого бы он мог для меня найти.