Поцелуйте невесту, милорд!

— Чтобы выразить соболезнование вдове? — осведомился Риордан с обманчивой небрежностью.

— Да, — ответил Джеймс после некоторого колебания. Незачем посвящать посторонних в истинные причины, которые привели его на остров, да и судья Риордан едва ли испытывает почтение к фамильным усыпальницам. — Да, конечно. И чтобы предложить ей жить со мной. Я хочу сказать, с моей матерью.

Риордан как-то странно усмехнулся. Джеймс не был уверен, что ему понравилось выражение лица судьи.

— Понятно, — только и сказал Риордан. — И она вам отказала.

— Да.

— Значит, теперь вы возвращаетесь на большую землю? — Судья взглянул на часы, висевшие над стойкой бара. — В таком случае вы опоздали на сегодняшний паром.

— Нет, пока я не собираюсь возвращаться. Я хотел бы…

Внезапно он принял решение. Еще несколько секунд назад Джеймс сидел в полнейшем замешательстве, не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше, а сейчас точно знал, как поступит.

— Я намерен остаться, — твердо сказал он. — Остаться и повторить свое предложение, чтобы у нее было время все обдумать.

— Как любезно с вашей стороны, — заметил Риордан. — Учитывая, что вы даже не подозревали о существовании десяти тысяч фунтов

— Конечно, нет, — отрезал Джеймс, сверкнув глазами. — Я не нуждаюсь в десяти тысячах фунтов, принадлежавших убийце моего кузена. — При виде скептического выражения на лице судьи он возмущенно продолжил: — Я счел своим долгом приехать сюда и предложить миссис Честертон свое покровительство…

— От которого она отказалась.

Джеймс поджал губы. Он предпочел бы, чтобы Риордан воздержался от постоянных напоминаний об этом.

— Да, пока.

— Интересно. — Во взгляде судьи вспыхнуло любопытство. — Весьма интересно. Так, говорите, вы с кузеном поссорились? Из-за чего же? Надеюсь, не из — за миссис Честертон?

Джеймс почувствовал, что пора заканчивать разговор.

— Боюсь, сэр, — сказал он, отодвигая свой стул, — что я отнял у вас слишком много времени. Думаю, мне лучше вернуться за свой столик.

Риордан сложил руки на своем объемистом животе и уставился на Джеймса с загадочным выражением на круглом лице.

— Денем, — задумчиво произнес он, — полагаю, вы внесены в книгу баронетов.

Итак, старый пройдоха собирается навести о нем справки! Ну и пусть. Он ничего не найдет в книге баронетов, кроме сведений о том, что Марбери являются одной из самых старых и уважаемых фамилий в Англии.

Джеймс одернул уголки жилета.

— Можете не сомневаться, сэр.

— Приятно было познакомиться. — Риордан склонил голову в поклоне; вид у него при этом был, как у кота, отведавшего сметаны.

Джеймс вернулся за свой столик, механически взял вилку и принялся поглощать хаггис со своей тарелки. Из всех нелепых ситуаций, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни, положение, в которое попала Эмма из-за завещания О’Мэлли, было самым диким. Настоящее варварство — вот что это такое! Да кто он такой, этот судья, чтобы лишать женщину ее законных прав только потому, что по натуре она щедра. Это просто смешно. Оскорбительно. Это… это…

Вообще-то это неплохо придумано. Потому что Риордан абсолютно прав. Эмма совсем не умеет обращаться с деньгами. Что она знает о финансах? У нее никогда не было собственных средств. Конечно, ее воспитали в богатстве, но в возрасте восемнадцати лет она вышла замуж за человека, у которого не было ни гроша за душой. И с тех пор она бедна как церковная мышь. Джеймс не мог не отдать должного судье Риордану. Тот нашел отличное решение проблемы. Отличное во всех отношениях, кроме одного.

Эмма не клюнула на наживку. Судя по всему, она стремилась выйти замуж ничуть не больше, чем Джеймс жениться.

С одной только разницей, конечно, что когда-то очень давно был некто, на ком Джеймс подумывал жениться.

Но Стюарт его опередил.

Глава 8

Эмма взяла первую грифельную доску из высившейся рядом с ней стопки и прочитала:

— «Когда я вырасту, я стану рыбаком, как мой папка, и буду плавать по морям и океанам. Я увижу новые земли и поймаю много рыбы. А потом я вернусь домой и женюсь на вас, миз Честертон».

Исправив ошибки и написав на полях «Спасибо, Робби»«, Эмма отложила доску. Господи, дело принимает опасный оборот, если уже девятилетние мальчуганы начинают делать ей предложения. Впрочем, Эмма вынуждена была признать, что из всех предложений, которые она успела получить, предложение Робби было самым искренним.

Прочитав следующую доску, на которой твердая рука Бриджит Донахью начертала «Когда я вырасту большая, хочу, чтобы у меня были кудрявые волосы, как у миссис Честертон», — Эмма невольно потянулась к волосам. Так и есть. Непокорные завитки выбились из пучка на затылке и теперь кудрявились вокруг ее лица. Ну что за наказание?! Она отдала бы все на свете, лишь бы иметь такие волосы, как у Бриджит, прямые и послушные.

Эмма так и написала на полях грифельной доски девочки, когда дверь распахнулась. Бросив беглый взгляд на карманные часы у нее на поясе, Эмма сказала, не поднимая головы:

— Ты опоздал, Фергюс. Если тебе так уж необходимо забегать домой после занятий, чтобы покормить свою кошку, мог бы по крайней мере поторопиться. У меня, знаешь ли, тоже есть животные, которых нужно кормить.

— Примите мои извинения, миссис Честертон, — произнес куда более низкий голос, чем она ожидала услышать. — Я постараюсь исправиться.

Вздрогнув, Эмма резко подняла голову, чуть не опрокинув стопку грифельных досок.

— О! — воскликнула она. — Лорд Маккрей. Это вы! — Маккрей улыбнулся и двинулся по проходу между двумя рядами скамей, на которых во время занятий сидели дети. Эмма поспешно встала, придерживая рукой заколебавшуюся стопку грифельных досок.

— Не хотел вас пугать, Эмма, — сказал барон, подойдя ближе. Его длинный черный плащ был таким широким, что задевал края скамей. — Я заехал, чтобы узнать, слышали ли вы последние новости?

Эмма попятилась назад, насколько это было возможно, и теперь стояла так близко от печи, что могла чувствовать исходивший от нее жар, который, проникая сквозь шерстяную юбку и множество нижних юбок, обжигал ее бедра.

— Новости, милорд? — слабым голосом переспросила она, от души надеясь, что он не имеет в виду утренний визит графа Денема. В чем-чем, а в дополнительных сложностях в и без того непростых отношениях с лордом Маккреем, который, похоже, твердо на строился на ней жениться, скажи она только слово, Эмма совершенно не нуждалась.

— Угу. — Барон был облачен в костюм для верховой езды, абсолютно черный, в масть с его лошадью, которая, как предположила Эмма, была привязана снаружи. Покинутый своей невестой, Кларой Маклеллан, лорд Маккрей принял это слишком близко к сердцу и с тех пор одевался в драматическом, почти театральном стиле, соответствовавшем его роли отвергнутого любовника.

Поставив обутую в сапог ногу на скамью, лорд Маккрей наклонился вперед, упершись локтем в колено. Эмме пришлось ухватиться за стопку грифельных досок обеими руками, чтобы та не рассыпалась.

— Приехал главный судья Риордан, полагаю, на зимнюю сессию, — сообщил барон доверительным тоном. — Я случайно столкнулся с ним в кузнице по пути в город. Вы ведь понимаете, что это значит, не так ли, Эмма?

Вздохнув, Эмма начала разбирать стопку грифельных досок, уверенная, что лорд Маккрей так или иначе все равно опрокинет ее.

— Нет, — сказала она, стараясь не смотреть ему в лицо. Попытка барона, одеваясь во все черное и пребывая в меланхолии, изобразить из себя трагическую личность, как-то не вязалась с шапкой ярко-рыжих волос, почти таких же кудрявых, как у Эммы. Этот недостаток усугублялся еще и тем, что вместо лица, приличествующего романтическому герою — с орлиным носом и резкими складками в уголках выразительного рта, — у него была по-детски пухлая физиономия, сплошь усыпанная веснушками.

И хотя ярко-голубые глаза барона были достаточно приметными, их взгляд, к его величайшему сожалению, не только не вселял трепет, но скорее наводил на мысли о безоблачном летнем небе.