Проклятая война

Осматриваться и входить в курс дела времени нет. Обстановка торопит. Забрал с собой с прежнего места службы своих помощников. Нравилось, что они умели отстаивать своё мнение. Мне приходилось кое- что переосмысливать и уступать. Не видел в том ничего зазорного. Так со мной отправились начальник штаба полковник Малинин и приглянувшийся мне своей смелостью и нестандартным мышлением генерал В. И. Казаков. Он ещё на прежнем месте произвёл на меня хорошее впечатление. В тонком искусстве руководства им людьми мало соперников. Его всегда живые глаза становятся пронзительными когда касается дела. Он оптимист не признающий трудностей. Для него не существует слов: не возможно, трудно, нельзя… "Ты же знаешь, Юлия я не могу быть один и трудно привыкаю к новым людям, хотя и схожусь со всеми без битья посуды". Добирался под сплошными бомбёжками. Пришлось поваляться по придорожным канавам и в непролазном ельнике. Спрашивается чего марафетился. Ладно, одно другому не мешает. Приходится радоваться, что к великому счастью и удивлению цел и невредим. Отряхиваясь, похвалил себя за выдержку и попробовал шутить.

Дни идут. Мы воюем. Смотрю на закопченное дымом солнышко, мысли сами сворачивают на семью: "Милые, мои девочки, не вылезаю с передовой. Хоть бы одним глазком увидеть вас". Бои идут напряжённые. Мешает организации боевых действий отсутствие точной информации о силах противника и его планах. А ещё больше хаотичное управление войсками. Отсутствие порядка в том самом управление, связи. Один шлёт одни приказы, второй другие. Надоело слушать по радио: "Наши войска отошли на заранее подготовленные рубежи…". Кто б сомневался, они действительно подготовлены, эти рубежи. Две недели женщины и подростки рыли их. А бойцы уткнули лица в землю и лежат. В атаку поднять сложно. Пошёл на нестандартное решение. Здесь впервые действовала батарея реактивной артиллерии- "катюши". Рискуя быть наказанным, секретное ж оружие, я вывел их вперёд и расстрелял в упор врага. Её залп накрыл наступавшую немецкую пехоту с танками в один присест. Сам не утерпел и вылез вместе с бойцами из окопов и с удовольствием наблюдал такое зрелище. Потрясающая картина. Перемешали фашистов с землёй и тут же исчезли. Бойцы, видя бегство врага, воодушевлялись…

Вышел покурить. Ночь была, хоть выколи глаза. Я и не помню, чтоб в средней полосе такие были. Наверное, тучи обложили всё небо. Устроился на корточках, привалившись спиной к сосне. Курил, а глаза прищурены. Это надежда не отпускает: "Может ещё увижу вас сейчас, хоть мысленно, а побуду с вами…" Над линией фронта вспыхивал и умирал огонь осветительных ракет. Сердце ныло: "Где вы мои лапушки?"

Продвижение вперёд пока нет, но и назад уже не пятимся. Научились воевать, думать. О нас заговорила столица. Весьма приятно осознавать, что мы кому-то нужны. К нам зачастили делегации с московских заводов. Приезжают писатели, артисты, корреспонденты. Даже привозили англичан. "Люлюсик, как мне не хватает вас Адусей. Я бы написал вам, рассказал, а так…, пишу, а куда… Как хочется увидеть вас, хоть один раз, хоть минутку. Да, ладно, я согласен на то, чтоб хоть знать, что вы живы и здоровы".

Тут попал я на случай, у меня был писатель, я вынимал записную книжку из кармана и выпал платочек Юлии, тот самый что я подобрал в предвоенном домике. Он удивился. Бравый генерал и такие сантименты… Не мог же я ему сказать, что влюблён в жену до седых волос, как мальчишка. Что вижу по ночам и разговариваю с ней, как сумасшедший. Нет, не сказал, конечно. Я как всегда тюфяк покраснел и перевёл разговор на другую тему. Потом уж, задним умом подумал. А за кого мы собственно воюем-то. За матерей, жён, детей… Так чему же удивляться-то, тем более писателю.

Жуков принял Западный фронт, взвалив на себя бремя ответственности и сосредоточив в своих руках всю власть. Появилась надежда на стабилизацию и порядок. Я заранее предвидел, что общение с ним будет не из приятных и приготовился стоически выслушивать всё сказанное им в свой адрес. Есть такое военное слово- надо. Не со всеми подходами и действиями его был согласен, но это всё же лучше чем хаос. У меня другой подход и стиль руководства. Считаю: человеку в бою надо доверять. Для него нет ничего дороже. Он должен знать, что в него верят, на него надеяться. Жуков иной. Как говорили, мы представляли два стиля руководства войсками. Это близко к истине. Наши служебные отношения складываются не очень хорошо. Потому что по разному понимали роль волевого начала в руководстве. Опять же, одного желания для успеха мало. От этого многое зависит и на войне особенно. Я могу выслушать всех и найти рациональное зерно, он нет. Жуков не терпит возражений, поучений. Опять же отношение к людям у нас разное… Я не размазывал человеческое достоинство, не задевал самолюбия подчинённых. Был со всеми на "вы". Железная воля должна сочетаться с чуткостью, иначе беспредел. Жуков этим даже кичился. Шёл к поставленной цели пробивая путь упорством, достигая её любой ценой. Был не справедлив и под горячую руку. Без грома и молний не обходилось. На похвалу был скуп. Вопреки ему Сталин всегда говорил спокойным и ровным голосом. Он проявлял доверие к командирам, всегда спрашивал, тяжело ли. И обещая помощь, просил продержаться ещё какое-то время. Это поддерживало, давало уверенность.

Опять идут бои. Учимся воевать. Не всегда получается, что события разворачиваются так, как планируется и хочется, да ещё при таком однобоком не равенстве сил. Много предательства. Не сразу разберёшь. Садится в распоряжение наших частей наш самолёт с нашим лётчиком и даёт сведения, что путь свободен. Мы идём и попадаем прямо в ловушку.

Стараюсь всё видеть своими глазами. Попал под жестокий обстрел немецких танков. Совсем рядом рвались снаряды, свистели осколки, вздымалась земля и спереди и сзади от меня падали раненные и убитые, а мне хоть бы что. "Милая ты люби меня. Пока ты любишь, я буду непременно живой". Мне часто приходится появляться в траншеях на передовой. Шёл не сгибаясь при всём генеральском параде. Это не игра со смертью и не ухарство. Всё проще и важнее. Спокойное и чисто выбритое лицо командующего на переднем крае — это уверенность в свои силы и силы армии. Всем своим видом старался показать бойцам: "Всё будет отлично. Получит немец от нас горохом. Надерём ему зад". Вот так!

Невероятно, но мы потеснили немцев на несколько населённых пунктов. Увидел, что делают они с нашими людьми. Готов был биться о стену. Голову раздирала мысль: "Вдруг вы отстали с поезда и остались на оккупированной территории. Ужас!…" Я мечусь по блиндажу. В голове торчит колом: "Семья советского генерала на занятой немцами территории…" Нет, нет, об этом и думать страшно. Нельзя об этом думать. "С вами всё в порядке. Вы живы и здоровы".

Сентябрь. Адуся пошла в школу. В прошлом году она была так нарядна. "Люлю, ты помнишь её двухэтажную новую школу напротив нашего "Дома офицеров"". Увижу ли когда-нибудь мою доченьку? Увижу, вот погоним немцев и найдётесь, куда ж им деваться, если обо мне пишут газеты и говорят по радио. "Я разыщу вас на краю земли, только, пожалуйста, останьтесь живы".

Заезжал на два часа в Москву. Город, ощетинившийся металлическими ежами и рогатками, с баррикадами на окраинах и амбразурами в стенах домов, был суров и грозен. На подступах к городу десятки тысяч женщин всех возрастов рыли окопы и противотанковые рвы. Заметив, с каким спокойствием, пониманием и упорством люди выполняли эту нелёгкую работу, разозлился на врага, переломавшего все наши планы, на себя, за то, что не смог обеспечить им мирную жизнь…

Неутомимый Казаков не только умело организовывал в бою артиллерию, он был шустр во всём. Умел и успевал, как хорошо повоевать, так и широкопланово пофлиртовать. Мужик во всём орёл. Меня тогда поразило его ловкое обращение с женщинами. Он легко знакомился. Быстро находил с прекрасным полом общий язык. Всеми был любим и обожаем. И вообще этот человек был полной противоположностью мне. Вступал в разговор, одаривал девушек вниманием и подарками. Я же так не мог. На моём языке словно гири висели при общении с женским полом или язык говорил совсем не то, что требовалось. И из любой попытки поговорить получалось чёрте что. Краснел, галантно расшаркивался или нёс околесицу. Если ж я пытался скрыть своё смущение и напускал суровость, то женщины пугались. А так хотелось поговорить о семье, выплеснуть на кого-то свою боль. Чтоб послушали и пожалели. В себе носить это, нет никаких сил. А с мужиками вести разговор бесполезно. Дубы стоеросовые. Да и плакаться вроде в мужское плечо стыдно. Не один я без жены воюю. А вообще, понять душу мужчины может только женщина. Остаётся открытым вопрос, где её тут взять, одни молоденькие девчонки, что они понимают, если и жизни-то ещё не видели. Казаков, красивый, разудалый малый, смеясь не раз предлагал посодействовать. Что, мол, тут канитель разводить, нашёл проблему. Бери любую какая понравится. Нас каждый час убивают. Война. Она всё спишет. Найдётся жена, спасибо скажет, что тебя грела для неё. А не поймёт, гони в шею. Баб что ли мало. Бери пример с меня, не тушуйся. Ты у себя один, а их навалом. Нас тут побьют, а их в тылу ещё пруд пруди останется. Так что ни в чём себе не отказывай. К тому же война войной, а бабы бабами. Баба она и на войне баба. Не надо себя обделять. Жена что у тебя там святая… Одна любовь — это выдумка романистов.