Достойный любви

Мэгги решила просто поговорить с женщинами по душам, рассказать о том, в какое положение попала, и попросить помощи. Естественно, платить она им будет наравне с мужчинами.

Само собой разумеется, это не выход из положения. Женщины долго на шахте не задержатся, но, по крайней мере, будет положено начало. Мэгги прекрасно знала, что женщины городка, не зная чем занять себя, проводят время в развлечениях. Ее тоже несколько раз приглашали принять участие в увеселительных мероприятиях. Однако Мэгги каждый раз благоразумно отклоняла эти легкомысленные предложения, ссылаясь на свою занятость.

Между тем десять весьма респектабельных дам, так сказать элита Худи-Ду, устраивали вечера и приемы, создали общество по самообразованию, женский велосипедный клуб и каждый понедельник по утрам собирались в кружок кройки и шитья.

На остальных женщин городка они смотрели свысока, называя их не иначе как дурнушками, дерзкими девчонками, неряхами, ведьмами, иногда удостаивая и определениями покрепче, начиная от распутниц и потаскушек и заканчивая проститутками и шлюхами. Таковых было немного, всего двадцать три. Они были не так активны, поскольку целыми днями пропадали в увеселительных заведениях, разнося горячительные напитки и оказывая прочие услуги жадным до плотских развлечений толстосумам в карточных притонах «Беззаботной Иды». Двадцать три порочные девицы не блистали на вечеринках и приемах, не состояли членами общества по самообразованию и не посещали женский велосипедный клуб и кружок кройки и шитья по понедельникам по той простой причине, что надутые, чванливые, спесивые, наглые матроны милосердия, как они их называли, никогда их не приглашали.

Открытые столкновения случались довольно редко. Обе группы жили своей обособленной жизнью, и, казалось, все были довольны. Затаенная вражда не нарушала спокойствия городка до тех пор, пока мужья десяти уважаемых матрон не начинали путаться с картежными девицами.

Мужское население городка, как выяснила Мэгги, тоже было довольно разнородно и особым дружелюбием не отличалось. Каждый жил сам по себе. В Серебряных Ручьях Мэгги стала свидетелем сцены, которая вызвала у нее смешанные чувства: с одной стороны, это было забавно, но с другой — ей стало грустно и обидно за этих одиноких людей. А началось все очень прозаично… на проселочной дороге была найдена дамская сумочка. Никто не знал, чья это сумочка и как она туда попала. Мужское население шахтерского городка забеспокоилось, зашевелилось, словно пчелы в растревоженном улье. Сумочка была самая обыкновенная: маленькая и цветастая, какие были в ту пору в моде, с пестрыми бантиками, шнурочками и тесьмой. Но что тут началось! Три шахтера, которые ее нашли, водрузили сумочку на самую верхушку длинного шеста в центре городка на некоем подобии площади. Весной обычно этот шест украшался гирляндами цветов, и жители городка, собравшись на площади, пели и танцевали вокруг, встречая весну. Так вот, сумочка была водружена на верхушку майского дерева, как его здесь называли, и все принялись ждать. Однако общее веселье едва не превратилось в вакханалию, когда на площадь стали стекаться другие шахтеры. Продрогшие на по-зимнему студеном ветру, после тяжелого рабочего дня в сырых и мрачных шахтах, они высыпали на площадь отдохнуть и развеяться.

Буйные головы, истосковавшиеся по женскому обществу, без промедления пустились в пляс вокруг майского дерева. Со всех сторон слышались шутки и громкий смех, когда бородачи, сменяя друг друга у шеста, кружили с восхитительной госпожой Сумочкой, как ее тут же прозвали. Между тем все остальные, сбившись в круг, в каком-то диком экстазе притопывали и хлопали в ладоши. Странный это был танец!

Мэгги наблюдала за этим бурным всплеском напускного веселья, за которым стояло лишь остервенение и безысходность, из окна своего номера в гостинице. Как ни странно, глядя на них, она сразу вспомнила Горди Меннинга. Ей вдруг пришло в голову, что и он, наверное, так же как и эти бородачи, собравшиеся на площади, страдает без женского тепла и ласки. Мэгги и сама не могла понять, почему этот праздник вдруг вызвал у нее такие ассоциации.

Мэгги часто встречала шахтера с рыжей шевелюрой в городке, куда приходила по делам. Тем не менее они не обмолвились ни словом с той самой ночи, когда Гордон отвел их с Вильсоном в Проклятую Дыру.

Мэгги прижала колени к груди и обхватила их руками. На губах ее блуждала странная улыбка. Т.Г. Меннинг удивительно хорош собой, если, конечно, его отмыть, побрить и причесать. Бездонные голубые глаза, огненно-рыжие волосы, широкая мужская грудь — Мэгги не могла не признать, что никогда еще не встречала такого, как он. Конечно, недостатка в кавалерах у нее никогда не было, но все они выглядели безусыми юнцами по сравнению с мужской красотой и обаянием Гордона.

Трудно понять, чего ему не хватает? Молодой и крепкий на вид, он был, пожалуй, чересчур сухощав, но это поправимо. Однако его апатия удручала и портила впечатление. Полное безразличие сквозило во всех его движениях. Он плыл по течению, хотя и не видел в этом смысла.

Недовольный голос Вильсона вывел ее из задумчивости:

— Мы что, не будем подогревать? Так и будем холодное есть?

— Быстрее, быстрее! — подгоняла Мэгги. — У нас нет времени.

Протирая заспанные глаза, Вильсон выглянул за дверь:

— На улице еще темно, Мэгги!

— Будет тебе ворчать, ешь давай и пойдем!

Они отправились в путь сразу же после завтрака.

— Сегодня я отведу тебя в школу пораньше, — объясняла она Вильсону, пока они спускались по узкой тропинке к городку. — Мне нужно еще забежать в лавку по делам. Обычно там много народу, вот я и хочу с утра зайти, пока там никого нет.

Мэгги действительно спешила к лавке, но вовсе не за покупками. Она хотела поговорить с женщинами городка, которые по утрам отводили детей в школу, а потом собирались в лавке посплетничать. Мэгги знала, что наверняка всех там застанет.

— Я не хочу идти в школу, Мэгги, мне там плохо, — пожаловался Вильсон на ходу. — Они меня обижают. Девчонки со мной не разговаривают, а мальчишки дразнят очкариком и летучей мышью.

— Почему летучей мышью?

— А то ты не знаешь, что летучие мыши ничего не видят, как и я. Батч Миллер вчера хотел заставить меня съесть жука.

— Зачем?

— Затем, что летучие мыши едят жуков.

— Послушай, Вильсон, как только у нас появятся деньги, мы сразу же купим тебе новые очки, — пообещала Мэгги. Вильсону давно уже нужно было поменять линзы, но тетя Фионнула не видела в этом проку. Она вообще не видела проку в докторах, поэтому, когда речь заходила о каком бы то ни было лечении, она становилась необычайно прижимистой.

— Зачем мне ходить в школу? Разве ты не можешь учить меня дома? Вот Вилли не ходит в школу! Его мама дома учит.

— У его мамы больше свободного времени. Ей не нужно заниматься шахтой. И не забывай, Колорадо — это тебе не Англия.

— Ты что, все сама хочешь делать? Найди себе помощника, и пускай он все делает. Тогда у тебя появится свободное время и ты будешь учить меня дома. Ладно, Мэгги?

Вильсон жалобно посмотрел на Мэгги. Неужели она не понимает, что тогда уже никто не будет обижать Вильсона?

— Не могу, Вильсон. — Мэгги положила руку ему на плечо и прижала к себе. — У нас очень мало денег. Даже если я и найду кого-нибудь, мне все равно придется заниматься какими-то делами. Кроме того, тебе же так лучше — в школе ребята твоего возраста. Они к тебе скоро привыкнут, и вы подружитесь.

— Мы никогда не подружимся. Они все гадкие. Батч Миллер вчера отнял у меня бутерброд и выбросил его в уборную. Я целый день ничего не ел.

— Ты рассказал об этом миссис Перкинс?

— Да ты что, Мэгги! — Вильсон посмотрел на нее с негодованием. — Он же мне голову потом оторвет!

Мэгги пожалела, что не умеет драться. Она бы научила Вильсона, как за себя постоять, и тогда хулиганы, вроде Батча Миллера, перестали бы его трогать.

— Если Батч Миллер и сегодня отнимет у тебя бутерброд, обязательно скажи миссис Перкинс. Ты меня слышишь?