Дикие розы

– Вон! Убирайтесь вон сию же секунду! И запомните, я бы на вашем месте не торопилась строить планы относительно Корри. Она сумеет за себя постоять!

Лицо Дональда потемнело, он стал похож на злого мальчишку, у которого отняли рогатку. Сьюзен проводила его до двери, но на пороге Дональд на мгновение задержался и прошептал:

– Не лезь, куда тебя не просят, сука. Я никому не позволю вмешиваться в мои дела. Никому! Лучше ухаживай как следует за Корри, чтобы она поскорее поправилась. И смотри у меня! А не то я до тебя доберусь!

Сьюзен остолбенела. Когда она пришла в себя, Дональд уже ушел. Она слышала звук его удаляющихся шагов.

«Сука!» Он осмелился назвать ее, тетю Корри, сукой! Неприятный холод пробежал по спине. Дональд очень опасен! Как полуголодный бродячий пес, который, не зная пощады, растерзает всякого, кто посмеет покуситься на его добычу!

Корри Стюарт лежала на дне черного глубокого колодца. Ее тело плавно колыхалось в тепловатой темной воде. Над ней, где-то очень далеко, были люди. Они время от времени заглядывали в колодец. Издалека доносились бессмысленные обрывки их речи.

Когда возникали долгие паузы, Корри погружалась в мир снов, которые обступали ее со всех сторон и, сменяя друг друга, кружили в быстром вальсе, унося почву из-под ног, как осенний ветер закручивает опавшие листья в колдовском вихре, как ураган затягивает в морскую пучину легкое суденышко, попавшее в водоворот.

Сны. Память ее распалась на фрагменты разноцветной мозаики, которые перемещались и никак не хотели складываться в цельную картину. Эвери, срывающий с нее одежду и покрывающий поцелуями ее обнаженное тело. Куайд Хилл в черном смокинге, жадно провожающий ее глазами, искрящимися и волнующими своей синевой. Папа, сначала рыдающий и называющий ее шлюхой, а потом заслоняющий от смерти…

Фрагменты. Краткие, бессмысленные, беспорядочные…

Она спала до тех пор, пока ее снова не будили голоса, похожие на птичий щебет.

Постепенно сны становились все более беспокойными. Корри приснилось, что она пытается убежать от кого-то, кто гонится за ней по улицам странного, полуразрушенного города…

Она застонала.

Потом ее преследователь пропал, вместо него появился Эвери. Его красивое, любимое лицо покрылось трещинами и стало рассыпаться на глазах.

В это время голоса наверху стали громче. У Корри было ощущение, что люди хотят вытащить ее на свет, и она сопротивлялась, все глубже погружаясь в теплую черную воду. Она хотела остаться внутри колодца, там было удобно и безопасно, и ничто не нарушало сон.

«Почему она у вас лежит пластом?» Грубо, громко, со злостью. Корри попыталась опуститься еще глубже, на самое дно.

Вместо этого она стала подниматься вверх. Голоса как будто тянули ее на аркане. Корри пыталась цепляться за стены колодца, но холодные камни были покрыты скользкой плесенью, руки не слушались, и она только обдирала их в кровь. Потом она совсем ослабла и перестала сопротивляться.

«Корри, не притворяйся!»

Снова этот голос оглушил ее. Боль в руке становилась нестерпимой. Все вместе привело Корри в настоящую панику. Где она прежде слышала этот голос? Он тянул ее вверх сильнее, чем остальные, был настойчивее и злее других.

Нет! Она не хочет! Оставьте ее среди этих поросших мхом гладких камней!

«Я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась!»

Нет, она останется здесь, между черной водой и выходом на поверхность. Она никогда не проснется!

Сны опять стали другими. Мягкими и легкими, как прикосновение веток деревьев. Папа взял ее на прогулку в лес. Корри увидела себя маленькой. Папа посадил ее себе на плечи, от него пахло виски, табаком и немного машинным маслом… А вот она стоит на цыпочках перед туалетным столиком и заглядывает через мамино плечо, чтобы увидеть в зеркале ее прекрасное любимое лицо.

Сны. Фрагменты.

Не отдавая себе в этом отчета, Корри поднималась все выше по стенам колодца. Голоса становились все громче и впивались в мозг острыми иголками. Она слышала обрывки разговора.

– …Показалось, что она шевельнулась…

– …Да, вот видите, снова…

– …Ты хочешь перекусить, Ли Хуа?..

– …Нет, я останусь. Наверное, она…

– …Расчеши ей волосы…

– …Она застонала? Она застонала, Ли Хуа?.. Кори слышала слова, но не понимала их. Бессмысленный набор звуков.

– …По-моему, она приходит в себя!..

– …О Господи, неужели…

– …Да. Она снова застонала. О Боже, Ли Хуа, у нее дрогнули веки!

Корри оказалась на поверхности. Яркий свет ослепил ее, жег каленым железом… Корри сделала над собой страшное усилие и открыла глаза.

Глава 7

Великолепные чайные розы, присланные Дональдом, развернули свои лепестки навстречу солнцу и нежились в его благодатном тепле. Корри сидела на кровати, обложенная со всех сторон подушками, и в задумчивости передвигала по подносу тарелку с недоеденным завтраком.

Прошла неделя в тех пор, как она против своей воли вернулась в этот мир. Папа умер. Хотя никто при ней не говорил этого вслух, она знала еще тогда, когда была без памяти.

Сознание вернулось к ней полностью. Специалист из Чикаго приехал в назначенный срок и несколько расстроился, что больная к тому времени уже пошла на поправку, не дожидаясь его участия. Он уверил Корри, что ей повезло, откровенно признавшись, что медицине мало что известно о деятельности человеческого мозга и вряд ли когда-нибудь будет известно больше. Он велел тете Сьюзен кормить ее бульоном и фруктами и прописал полный покой. Затем сварливо принял внушительный гонорар и поспешил на вокзал, чтобы успеть на обратный поезд в Чикаго.

У Корри не было аппетита, кусок не лез в горло. Папина смерть казалась невероятной. Он был таким жизнерадостным и полным сил! Болезненная тошнота подступила к горлу, когда Корри вспомнила его последние слова, обращенные к ней: «Шлюха. Потаскуха». И то, что он сказал про маму: «Я избил их обоих до полусмерти…»

Надо заставить себя не думать об этом! Она любила папу, и он любил ее. И ничто не может этого изменить!

Была еще одна мысль, которая лишала ее покоя. Эвери. Он не приходил, не присылал узнать о ее здоровье. Зато Дональд без устали дежурил у ее двери с тех пор, как она пришла в себя. На какие только уловки не шла тетя Сьюзен, чтобы не впустить его! Корри знала, что рано или поздно увидит Дональда, но была рада, что этот момент отодвигался.

Ее беспокоил Эвери. Почему он по крайней мере не написал? Где он? Тетя говорит, что он приходил только раз, сразу после несчастья.

Корри вздохнула и оттолкнула от себя поднос. Ее тошнило от одного вида куриного, бульона. Она знала от тети, что в городе свирепствует тиф. Вдруг Эвери болен? Или что-нибудь похуже. Город был портовый. Папа не раз говорил ей, что матросы часто привозят из плавания неизлечимые тропические болезни. А Эвери живет как раз недалеко от порта. Вдруг он заразился чем-нибудь страшным? Может, он лежит где-нибудь один, ему плохо и нет сил позвать на помощь? Может, ему необходимо, чтобы она была рядом?

Через несколько минут в комнату вбежала Ли Хуа, запыхавшаяся и розовощекая. Наверняка взлетела вверх по лестнице вместо того, чтобы спокойно подниматься шагом. Корри почувствовала зависть. Ли Хуа может бегать. Или болтать на кухне с миссис Парсонс и выпрашивать у нее горячую булочку с кремом. А она, Корри, прикована к постели, беспомощна и дрожит от страха за Эвери.

– Ли Хуа, подай мне, пожалуйста, лист почтовой бумаги. Я хочу написать письмо, а ты подожди здесь. Отнесешь его сама по адресу и отдашь лично в руки.

Глаза Ли Хуа заблестели. Она бросилась к письменному столу, осмотрела его и принялась выдвигать ящики и перебирать бумаги. Стол был забит ненужным хламом. Корри терпеть не могла ничего выбрасывать.

– Нет, не здесь. Внизу, в правом ящике.

– Здесь?

Ли Хуа вытащила лист бумаги.

– Нет, дай другой. Этот какой-то мятый. О Господи, ты ничего не можешь сделать как следует.