Семь демонов

Взволнованный шепот пробежался в толпе, когда на пороге дома появился пожилой мужчина с длинной седой бородой, которого Марк уже однажды видел. На нем была белая галабия и сандалии, при ходьбе он опирался на деревянную палку. На голове умды красовалась белая вязаная шапочка — знак того, что он совершил паломничество в Мекку. Толпа затаив дыхание, боязливо-почтительно смотрела на старика, когда он, подобно библейскому патриарху, освещенный лучами солнца, вышел из дому, на мгновение остановился, а затем горделиво опустился в плетеное кресло, стоявшее у дверей. Умда был здесь кем-то вроде короля.

— Ах-лаан ва салаан, — выкрикнул он старческим хриплым голосом.

Марк ответил на приветствие и добавил:

— Саббах ин-нуур.

Старик благосклонно улыбнулся и поднял костлявую руку. Тотчас из дома вышла молодая женщина с закрытым лицом и медными браслетами на руках и ногах. Она держала в руках медный поднос, на котором стояли стаканы с чаем.

Когда Марку почтительно поднесли поднос, он взял в руки свой чай, налитый в простой стакан. Еще не попробовав его, он заранее знал, что напиток будет отвратительно сладким. Слой сахара осел на дне стакана. Марк сделал небольшой глоток, облизал губы и похвалил по-арабски:

— Какой изысканный вкус. Это лучший чай из тех, что мне доводилось когда-либо пить.

Умда лукаво улыбнулся, показав при этом скрывавшиеся за белой бородой темно-коричневые зубы, и ответил:

— Да простит меня Аллах за то, что я подаю моему достопочтенному гостю чай, который недостоин даже осла, но это лучшее, что я имею.

Марк, знавший, что это был чай из специальных запасов умды и что его жена потратила все утро на то, чтобы приготовить его по всем правилам кулинарного искусства, ответил:

— Я недостоин его пить.

Из дома вышла женщина и остановилась рядом со стариком. Она была невысокая и тоже довольно старая, ее рыжие волосы у корней были белыми, а лицо походило на смятый пергамент, однако руки были покрыты оранжевой краской, а на запястьях позвякивали золотые браслеты. Она была самой почитаемой женщиной в Эль Тиль, чем вызывала зависть всех остальных крестьянок.

— Это моя жена, мать Ахмеда, — представил ее умда.

Марк ограничился вежливым поклоном в ее сторону — чужеземец не должен оказывать чрезмерное внимание женщине. У феллахов было принято называть женщину не ее собственным именем, а по имени ее старшего сына.

Затем умда обратился к остальным мужчинам группы Марка, лично поприветствовав каждого из них, при этом на обеих женщин, Алексис и Жасмину, он вообще не обратил внимания. Свою речь он закончил словами:

— Да благословит Аллах вашу работу и ниспошлет вам успех.

Это был сигнал к началу деловой части. Абдула объяснил умде, что Марку нужны две группы по десять человек, которые будут сменять друг друга каждые две недели или в тех случаях, когда этого потребует работа в поле. Умда, называющий Абдулу «хадш» — арабским словом для обозначения пилигрима, великодушно выслушал его. Потом он повернулся к Марку и проговорил, растягивая, как это принято в среднем Египте, слова:

— Ваше присутствие необходимо нам всем, доктор Дэвисон. Нашим людям нужна работа, вам нужна наша помощь, и мы все почитаем то, что называется кадим. Давно минули те времена, когда в руинах велись работы.

Марк кивнул и попытался, не морщась, отпить невыносимо сладкого чая. «Кадим» значит «старый». С суеверием и благоговением перед прошлым своих предков почитали феллахи долины Нила все то, что пришло из глубины веков. Они верили, что предметы из их далекого прошлого обладают магической силой.

Сенфорд Холстид наклонился к Марку и прошептал:

— Может быть, сделаете нам одолжение и переведете?

— Речь идет только о соблюдении формальностей, мистер Холстид. Абдула уже давно обо всем позаботился, все уже готово. Мы просто разыгрываем здесь спектакль, так как этого требуют местные обычаи и нравы.

— Но это же пустая трата времени.

— Согласен, но так или иначе нам придется потерпеть. Иначе мы обидим старика и навлечем на себя кучу неприятностей. Нравится вам это или нет, но умда — высшая власть в деревне, и люди делают то, что он скажет.

Холстид снова выпрямился и мрачно посмотрел на свой чай. Он не притронулся к нему.

— И я бы посоветовал вам выпить это.

— Лучше не надо.

— Это обидит его, а никто не воспринимает обиды так серьезно, как эти люди. Отказаться от гостеприимства египтянина все равно что плюнуть ему в лицо. Пожалуйста, выпейте.

Когда Сенфорд Холстид неохотно, с каменным лицом поднес стакан с теплым чаем к губам, Марк сказал старику:

— Мой друг спрашивает, нельзя ли ему выпить еще стаканчик.

Старик довольно ухмыльнулся и быстро отдал приказ своей дочери, которая тут же исчезла в доме.

Переговоры продолжились.

— Предоставить вам необходимое число рабочих будет несложно, доктор Дэвисон. Собственно, каждый здесь хотел бы работать на американцев. В последние недели мне пришлось серьезно подумать. Непросто было решить, кто из мужчин отправится с вами, а кто останется работать на полях.

Марк знал, что это был самый скользкий момент переговоров, так как между Эль-Тиль и лежащей южнее деревней Хаг Кандиль существовало ревностное соперничество. Нужно было как-то умаслить обоих умд. Марк надеялся на то, что Абдула нанял равное количество мужчин из каждой деревни.

— Что касается оплаты, доктор Дэвисон, то десять пиастров за человека в день будет, я думаю, достаточно. За эти деньги они смогут купить себе сахару и новый плуг. Всяк будет рад поработать у вас. Деньги нужны всем. У Самиса вот сын собрался жениться, а денег на калым нет. Мухаммед задолжал ростовщику и должен заплатить пятьдесят процентов с суммы долга. У Рами мальчики-близнецы, которым нужно сделать обрезание. Так что, доктор Дэвисон, нам всем нужны приработки, так как мы, как вы видите, бедны, подобно той игле, которая всех одевает, а сама остается без одежды.

Марк нетерпеливо ждал. Он уже знал, что за этим последует. Поэтому он не удивился, когда умда продолжил:

— Из этого можно было бы заключить, что десяти пиастров будет все таки недостаточно.

— Ну а сколько бы вы бы хотели получить за эту работу, чтобы никому не было обидно, хагг? — Марк произнес титул «хадш» на диалекте среднего Египта.

— Было бы хорошо, если бы вы прибавили к десяти пиастрам еще и мерку чая.

Марк посмотрел на Абдулу, который, слегка наклонившись, объяснил по-английски: «Я так и думал, эфенди. Среди груза, который я привез сюда два дня назад, есть несколько ящиков с самым отборным чаем, какой только можно найти в Египте. Два гафира охраняют его днем и ночью со дня прибытия.»

Марк кивнул. Он уже давно заметил, что феллахи помешаны на чае. Так как религия запрещала алкоголь, крестьяне долины Нила с давних пор прибегали к другим источникам наслаждений. И так как гашиш был слишком дорог и мешал работе на полях, чай стал для миллионов крестьян наслаждением номер один. Марк знал, что ни один феллах не пойдет на поле без кувшина крепкого, очень сладкого чая. Он бодрил и доставлял физическое удовольствие. Он был их единственной роскошью и, таким образом, неотъемлемой частью их жизни. Египтяне литрами пили густой, черный, сдобренный хорошей порцией сахара чай.

— Хорошо, хагг, вы получите свой чай.

— И сахар, доктор Дэвисон.

— И сахар.

— Я узнал, — продолжал умда, — что вы берете к себе на работу и мужчин из Хаг Кандиль. Я должен предупредить вас, что вам придется иметь дело с отпетыми негодяями. Сейчас мы живем с ними в мире, и все же я каждую ночь подпираю дверь бревном.

— Что вы предлагаете, хагг?

— Я попытаюсь выступить в роли посредника между вами и мужчинами из Хаг Кандиль. Хотя, конечно, мне придется пойти на унижение, — он развел костлявыми руками и поднял худые плечи, — но я все же смогу попробовать для вас все уладить.

— Что, собственно, происходит? — рассерженно прошипел Холстид.

— Обычные игры. Договор об обязательствах сторон. Ты нам платишь, а мы за это не будем вставлять тебе палки в колеса.