Зимняя мантия

Тишину нарушила Матильда.

– Моя племянница поддерживает ваше предложение, сеньор Уолтеф? – спросила она.

– Да, мадам… но в рамках приличий, – поспешно добавил он, увидев выражение ее лица.

– Одно противоречит другому, – сурово заявила Матильда. – Если моя племянница поощряла вас, то это большая глупость с ее стороны.

– Она всего лишь посоветовала мне спросить вашего соизволения, если я хочу за ней ухаживать.

– И почему вы хотите за ней ухаживать? – Голос Вильгельма был тих, но ужасен. – Потому что ее вид вызывает в вас похоть или потому что женитьба на моей родственнице тешит ваше тщеславие?

Лицо Уолтефа потемнело.

– Тут речь не идет ни о похоти, ни о честолюбии, – заявил он, придя в ярость от того, что Вильгельм счел его намерения неприличными или тщеславными.

– Тогда вам следовало стать монахом, – усмехнулся Вильгельм. – Всеми мужчинами движут похоть и тщеславие. Всеми, – повторил он, ударив себя в грудь для пущей убедительности. – Тут не может быть любви, ведь вы почти не знаете девушку… если, конечно, вы мне не лжете и вы не скрывали от всех вашу связь.

– Я не лгу, сир! – с жаром воскликнул Уолтеф, чувствуя себя оскорбленным и униженным. – У меня честные намерения.

Вильгельм сощурил глаза.

– Я и так много вам дал, Уолтеф. Не стоит злоупотреблять моей щедростью.

– Значит, вы мне отказываете? – Уолтефа затрясло, его глаза налились кровью.

– Отказываю, – коротко ответил Вильгельм. – Можете идти.

– Вы не объясните мне, почему вы отказываетесь дать согласие? – хрипло, стараясь сдержаться, спросил Уолтеф.

– С вашей стороны было бы разумно не давить на меня, – прорычал Вильгельм. – Я и так был чересчур щедр, милорд. Вы слишком многого хотите.

– Просить руки вашей племянницы – слишком много? Или моя английская кровь вам не по вкусу?

Вильгельм холодно оглядел его с головы до ног.

– Дело не в крови. Вы ей не подходите. Это мое последнее слово. Надеюсь, мне не придется вызывать охрану.

Уолтеф сжал кулаки. Последняя капля благоразумия позволила ему выйти из комнаты, сохранив остатки достоинства. Но сразу же, оказавшись за дверями, он с силой ударил кулаком о стену, в кровь разбив руку.

– Последнее слово! – прорычал он по-английски. – Я вобью ему это слово в глотку, пока он не задохнется!

Он вышел в зал, где все уже готовились ко сну. Его свита уже расстилала плащи и одеяла.

– Бросьте это, – рявкнул Уолтеф. – Мы не останемся.

– Милорд? – Его оруженосец Хакон с удивлением взглянул на него.

– Иди и скажи конюхам, чтобы седлали наших лошадей. Мы уезжаем.

– Но…

– Никаких но, – огрызнулся Уолтеф. – Выполняй!

Поведение Уолтефа было настолько для него необычным, что Хакон продолжал настаивать.

– Милорд, но ведь сейчас комендантский час, и лошадей уже поставили в стойла. Не лучше ли подождать до рассвета?

– У меня есть разрешение Вильгельма, – сказал Уолтеф. – Я не задержусь дольше, чем необходимо.

Пресекая любые возражения, Уолтеф вышел из зала.

Воздух был влажным и теплым. Ночь для любовников. Ночь для дураков. Уолтеф выругался. Возможно, в глубине души он знал, что Вильгельм ему откажет, потому и тянул так долго. Не получив отказа, можно было помечтать. Он сердцем чувствовал, что Джудит не осмелится противиться воле дяди. Его слово было для нее законом.

Облизывая ободранные пальцы, Уолтеф направился к конюшне. Вылезли заспанные грумы и, косясь на него, начали седлать лошадей.

Уолтеф сам оседлал Коппера, своего коня. Все, что угодно, только отвлечься от мрачных мыслей. Он услышал шорох в ближайшем деннике. Заглянув туда, он увидел на соломе горничную Джудит Сибиллу и своего скальда. Ее темные волосы рассыпались по плечам, а губы распухли от поцелуев.

В другое время Уолтеф бы рассмеялся, но сегодня чувство юмора его начисто покинуло.

– Леди Джудит знает, где ты? – мрачно спросил он.

Сибилла смело взглянула ему в лицо.

– Нет, милорд, и не стоит ей говорить, потому что это не ее забота.

– Своим поведением ты чернишь не только свою, но и ее репутацию. – Он грозно взглянул на Торкела, изумленно взирающего на него.

– Я отправляюсь домой, в Хантингдон. Ты можешь ехать или остаться, как пожелаешь. – Он вывел лошадь из конюшни. Господи, как же для них все просто!

Его люди начали собираться во дворе. Все молчали, но выражения лиц говорили сами за себя.

– Значит, Вильгельм вам отказал? – спросил скальд, подходя к нему.

– Это не твое дело.

– Если вы граф, это касается всех, – возразил Торкел. – О том, что вызвало ваш гнев, завтра будет говорить весь Вестминстер.

– Ну, меня здесь уже не будет, – отрезал Уолтеф. – Вильгельм сказал, что уже был достаточно ко мне благосклонен. Он заявил, что у меня не хватает достоинств, и я им не подхожу.

– Вот как… – протянул Торкел.

– Раз он придерживается такого мнения, мне здесь больше нечего делать.

– Вы не считаете, что он со временем может изменить свое мнение?

– Полагаю, за ночь он не передумает. Для нас обоих лучше, если я уеду. А ты оставайся, если хочешь.

Торкел покачал головой и грустно улыбнулся.

– Лучше я поеду с вами в Хантингдон, чем останусь здесь прозябать в роскоши и похоти.

Уолтеф кивнул:

– Как хочешь, – и вскочил в седло.

Симон, о котором все забыли, тихонько сидел в углу, боясь провести промасленной тряпкой по шлему, чтобы шорохом не привлечь к себе внимания. Несколько минут назад Вильгельм призвал старшего придворного и велел ему привести леди Джудит.

– Ты знала о его намерениях? – обратился Вильгельм «жене.

Она отрицательно покачала головой.

– Если бы знала, я бы этим ухаживаниям сразу положила конец. И Аделаида поступила бы так же. Она в долгу у сеньора Уолтефа, он спас Джудит из-под копыт лошади в Фекаме, это мне известно, но больше ничего.

– Наверняка было еще что-то, – мрачно заметил Вильгельм.

– Но не при мне, – возмутилась жена. – Видимо, его обнадежило какое-то мимоходом брошенное слово.

– Возможно, – скептически промолвил Вильгельм, грызя ноготь большого пальца.

Сидящий в своем уголке Симон вспомнил тайные свидания Джудит и Уолтефа в Фекаме. Сколько он мог бы рассказать! Симон крепко сжал губы.

– Значит, ты решительно против брака Уолтефа и Джудит? – спросила Матильда. – Ты в самом деле считаешь, что он ей не подходит?

Вильгельм молчал, глядя на огонь. Затем повернулся к жене.

– Уолтеф молод и опрометчив – сначала делает, потом думает. Мне он нравится, но он не испытал себя ни в войне, ни в дипломатии. Его сердце управляет его головой, а это большой недостаток для человека у власти.

– Вы правы… милорд, – сердито изрекла Матильда, и Симон удивился, расслышав смешок Вильгельма.

– Я изо всех сил стараюсь скрыть этот мой единственный недостаток, – произнес он. – И я рад, что ты мне помогаешь.

– А если бы я этого не делала?

– Мне кажется, ты знаешь ответ.

Послышался стук в дверь.

– Войдите, – крикнул Вильгельм.

Стражник открыл дверь, пропуская леди Джудит, ее мать и отчима в комнату. Джудит была белой как мел, Аделаида – раздраженной, а Юдо – изумленным.

– Зачем я тебе понадобилась в такое позднее время? – недовольно спросила Аделаида у брата.

– Тебе следует задать этот вопрос своей дочери, – возразил Вильгельм и жестом предложил им сесть на скамью.

Аделаида осталась стоять.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Джудит опустилась перед дядей на колени.

– Наверное, Уолтеф Хантингдонский просил у вас моей руки? – спросила она.

– Что? – Глаза Аделаиды расширились и засверкали. Оставив мужа стоять посреди комнаты, она подошла к дочери и остановилась над ней, уперев руки в бока. – Ты попустительствовала ему за моей спиной?

– Тише, Аделаида. – Вильгельм поднял правую руку ладонью вперед. – Поскольку это дошло до меня, позволь мне разобраться.

Лицо Аделаиды покраснело. Она гордилась строгим порядком в своем доме, а теперь со слов брата выходило, что она допустила оплошность.