Легенда любви

Элизабет нашла его в одном из восточных госпиталей. Он был тяжело ранен и беспрерывно стонал, но его потускневшие глаза засветились надеждой, когда он увидел свою дочь. Элизабет взяла ослабевшую руку отца. Теперь она будет заботиться о нем так же, как он всегда заботился о ней.

Элизабет тогда подумала о мисс Дугайр, директрисе женской гимназии в Нью-Йорке, в которой когда-то училась. Что, если мисс Дугайр нужны учителя?

Седовласая коренастая старая дева обрадовалась приходу Элизабет. Она с сочувствием и пониманием выслушала Элизабет, однако была вынуждена ей отказать. Мисс Дугайр сказала, что еще до начала войны прием учениц в академию молодых леди значительно сократился и ей пришлось уволить двух почтенных учителей, проработавших в академии более десяти лет.

Увидев, что Элизабет огорчилась, мисс Дугайр улыбнулась и сказала:

– Не волнуйтесь, моя дорогая. Директор Болтвуда – мой должник.

– Болтвуд? Ведь это гимназия для мальчиков, не так ли, мисс Дугайр?

– Верно. – Директриса поджала свои темные губы, затем улыбнулась и сказала: – Но, как мне известно, им очень нужен преподаватель.

– Это было бы хорошо, но…

– Элизабет Монтбло, вы станете первой учительницей за всю историю Болтвуда! Положитесь на меня, – хихикнув, как девчонка, сказала мисс Дугайр.

Элизабет так никогда и не узнала, о какой любезности шла речь, но в тот же день в академию на Мэдисон-сквер приехал джентльмен. Это был высокий, болезненно-худощавый мужчина с орлиным носом, маленькими глазками и жалкими остатками седых волос вокруг лысины.

Профессор Чарлз Ф. Дарвуд III, выпускник Гарварда, имеющий ученую степень бакалавра, вот уже двадцать пять лет был директором Болтвуда. Во время собеседования он произвел на Элизабет впечатление застенчивого, строгого и лишенного чувства юмора человека, поэтому ей было трудно поверить в то, что он тут же предложил ей место учительницы в академии для молодых джентльменов.

Она не сомневалась, что ей будут платить гораздо меньше, чем другим преподавателям Болтвуда, но была благодарна Чарлзу Ф. Дарвуду III за то, что он дал ей работу. Не меньшую признательность Элизабет испытывала и к мисс Дугайр.

На деньги, зарабатываемые в Болтвуде, она смогла снять небольшую двухкомнатную квартирку. Кроме того, ей хватало средств на еду, на лекарства для отца и на одежду. А главное – теперь они вновь были вместе.

Элизабет стало стыдно за тот приступ злобы и жалости к себе, который вызвало посещение роскошного дома Кертэнов.

Девушка громко зевнула и перевернулась на живот. Она взбила жесткую подушку и положила на нее голову.

Проваливаясь в сон, Элизабет решила, что, как только ей заплатят за обучение маленького Бенджамина, она тут же купит пару шелковых наволочек, отороченных тонким бельгийским кружевом.

Прошло несколько недель с тех пор, как Элизабет познакомилась с Дэйном Кертэном, но на все его предложения она неизменно отвечала: «Нет!» Дэйн приглашал ее то пойти с ним куда-нибудь пообедать, то поехать в театр, однако каждый раз Элизабет вежливо, но твердо отказывала. Однако нежелание красавицы учительницы выходить с ним в свет делало ее в глазах Дэйна лишь еще более привлекательной. Дэйн решил бывать в доме брата на Пятой авеню всякий раз, когда Элизабет приходила заниматься с маленьким Бенджамином.

Каждый раз Дэйн реагировал на отказы Элизабет по-разному – то поддразнивал ее, то начинал флиртовать, то оставался деланно-равнодушным. Когда же она наконец сказала «да», он не мог поверить своим ушам.

Это случилось в один прекрасный солнечный день. Спрятавшись за балконную дверь, Дэйн подглядывал за тем, как Элизабет занималась с Бенджамином. Учительница и его племянник сидели на полу по-турецки и занимались. Они скорее напоминали старых добрых друзей, чем учительницу и ученика. Элизабет вела себя так, будто была ровесницей мальчика.

Дэйн с умилением наблюдал, как учительница то подбадривала Бенджамина, то за что-то хвалила его. Щеки мальчика пылали от усердия. В последнее время в академии он получал лишь отличные отметки.

Когда урок закончился, Дэйн вошел в спальню племянника. Он наклонился, обнял Бенджамина и похвалил за труды. Дэйн знал, что Элизабет это будет не менее приятно, чем малышу.

Элизабет и впрямь было приятно это слышать. Она посмотрела на Дэйна и улыбнулась. Дэйн улыбнулся ей в ответ и как бы невзначай предложил:

– Вы не поужинаете со мной сегодня «У Дельмонико»?

Продолжая улыбаться, Элизабет ответила:

– Хорошо.

Глаза Дэйна округлились от удивления.

– Я правильно понял или мне послышалось?

– В восемь пойдет? – сказала Элизабет, собирая книги. – Мне бы хотелось быть дома не позднее десяти.

Вечер доставил Элизабет большое удовольствие. Ужин в шикарном ресторане был настолько изысканным, что она не заметила, как пролетело время.

– Нам пора идти, если вы хотите вернуться домой к десяти, – сказал Дэйн.

Когда они подошли к дому Элизабет, Дэйн попросил:

– Мисс Монтбло, скажите, что мы еще куда-нибудь пойдем вместе? – И поцеловал ее в щеку.

– Хорошо, мы пойдем, мистер Кертэн, – ответила Элизабет. – Мне бы этого хотелось. Мне бы очень этого хотелось.

Улыбнувшись, он еще раз поцеловал ее в щеку и медленно пошел по переулку. Элизабет стояла и смотрела ему вслед. Завернув за угол, Дэйн вдруг со всех ног пустился к своей карете.

– Ты знаешь, куда теперь ехать, Дарси, – сказал Дэйн кучеру.

Несколько минут спустя Дэйн уже звонил в колокольчик одного из самых роскошных зданий на Пятой авеню. Дворецкий впустил его в вестибюль и безмолвно указал рукой в белой перчатке на мраморную лестницу. Дэйн устремился наверх, перескакивая через две ступеньки.

Она ожидала его наверху в своей спальне, готовая к выходу в свет. Дорогое парижское платье из желтого шелка так плотно обтягивало ее широкую талию, что казалось, вот-вот разорвется по швам. Блестящий желтый корсаж сжимал полную грудь, на которой поблескивали капельки пота.

Ее вьющиеся черные волосы были убраны в высокую прическу, но некоторые пряди, выбившись, свисали на короткую шею.

Поборов неприязнь, Дэйн Кертэн поспешил подойти к двадцатичетырехлетней Анне Бишоп.

– Дорогая, простите меня. Я безбожно опоздал. Могу себе представить, как мой ангел сердится на меня.

– Я зла на вас, Дэйн Кертэн, – подбоченившись, визгливо произнесла дама. – Я не желаю вас больше видеть.

Дэйн знал, что нужно сделать, чтобы вновь заслужить благосклонность этой расплывшейся уродины. Перед его глазами встала рыжеволосая красавица Элизабет, и он ринулся вперед, чтобы заключить в свои объятия единственную наследницу владельца одного из крупнейших банков Америки.

Очутившись в объятиях Дэйна, Анна Бишоп мгновенно смягчилась. Она тяжело и шумно задышала в ухо Кертэна, как только он коснулся руками ее обнаженных плеч.

– Раздень меня, Дэйн, – в страстной истоме бормотала она. – Сорви с меня одежду.

На скулах Дэйна заходили желваки. Боже, если б можно было отвернуться, если б она разделась, залезла в постель и выключила свет! Так нет! Он знал, что от Анны Бишоп так просто не отделаешься.

Дэйн секунду помедлил, затем глубоко вздохнул и приготовился начать игру, от которой богатая толстушка всегда приходила в восторг.

Но прежде он спросил, готова ли она. Была ли она пай-девочкой и надела ли под свое желтое бальное платье те украшения, которые он просил ее сегодня надеть?

– Да, да, конечно, – задыхаясь, уверяла она. – Часть украшений я взяла в сейфе матери.

Последняя сказанная ею фраза заинтересовала Дэйна. Он решил, что, разглядывая драгоценности и представляя на месте Анны Бишоп рыжеволосую прелестницу, сможет пережить эту любовную игру.

Пальцы Дэйна поползли вверх, коснулись ее черных кудряшек и сжались в кулак, захватив густую прядь жестких волос. Он с силой потянул руку вниз, и ее голова запрокинулась.

Дэйн тотчас закрыл глаза, чтобы не видеть большой красный рот своей партнерши. Он резко наклонился к ней, грубо поцеловал и почувствовал, что ее мягкое полное тело прилипло к нему.