Обольсти меня на рассвете

– Но тут, – сказала Беатрикс, – вернулась моя проблема.

Все замолчали.

Кев погладил Беатрикс по голове.

– Чави, – пробормотал он – так цыгане ласково называют молоденьких девушек.

Поскольку он редко говорил на родном языке, Беатрикс округлила глаза и удивленно на него посмотрела.

Впервые проблема Беатрикс заявила о себе после смерти мистера Хатауэя. И с тех пор она периодически возвращалась, когда Беатрикс была чем-то сильно встревожена или расстроена. У нее была мания красть мелкие предметы, такие как карандаши, или закладки, или столовые приборы. Иногда она даже не помнила, что взяла какую-то вещь. Позже она страдала от сильнейшего раскаяния и готова была на все, лишь бы вернуть вещь владельцу.

Кев убрал руку с головы Беатрикс и посмотрел на нее.

– Что ты брала, мой маленький хорек? – ласково спросил он.

Она досадливо закусила губу.

– Ленты для волос, гребешки, книги… всякую всячину. А потом я пыталась вернуть все обратно, но я не помнила, где что лежало. И поэтому поднялся шум, и я вышла и призналась, и меня попросили покинуть школу. А теперь я никогда не стану настоящей леди.

– Нет, станешь, – тут же возразила Амелия. – Мы наймем гувернантку. Собственно, так следовало поступить с самого начала.

Беатрикс с сомнением посмотрела на сестру.

– Не думаю, что мне бы хотелось иметь гувернантку. Ведь ей придется жить с нами постоянно.

– О, мы не такие уж плохие, как… – начала говорить Амелия.

– Да, мы такие, – сухо сообщила Поппи. – Мы были странными еще до того, как приняли мистера Рохана в семью. – Бросив быстрый взгляд в сторону Кэма, она добавила: – Я не хотела вас обидеть, мистер Рохан.

В глазах его зажглись озорные искры.

– Никто и не обиделся.

Поппи обратилась к Кеву:

– Как бы ни было трудно найти подходящую гувернантку, нам необходимо ее нанять. Мне нужна помощь. Мой первый сезон обернулся настоящей катастрофой, Меррипен.

– Прошло всего два месяца, – сказал Кев. – Как ты можешь делать такие выводы?

– Со мной никто не танцует.

– Такого быть не может.

– Со мной не просто никто не танцует, ни один мужчина не желает меня знать.

Кев в недоумении посмотрел на Рохана и Амелию. У такой красивой и умной девушки, как Поппи, есть недостаток в поклонниках?

– Что не так с этими гаджо? – пораженный услышанным, сказал Кев.

– Они идиоты, – ответил Рохан, – и не устают это доказывать.

Вновь обратившись к Поппи, Кев взял быка за рога.

– Это из-за того, что у вас в семье есть цыгане? Поэтому с тобой никто не хочет знаться?

– Ну, и из-за этого тоже, – призналась Поппи. – Но главная беда в том, что я не умею вести себя в обществе. Я постоянно допускаю оплошности. Я совершенно не умею поддерживать светскую беседу. В обществе принято легко переходить с предмета на предмет, порхать по верхам словно бабочка. Это легко, и я не вижу в том большого смысла. И те молодые люди, которые все же снисходят до общения со мной, через пять минут пускаются от меня наутек, потому что они флиртуют и говорят глупости, а я не знаю, как реагировать.

– В любом случае я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из них стал ее мужем, – сказала, как отрезала, Амелия. – Тебе надо было их видеть, Меррипен. Никчемная стая самодовольных павлинов.

– Думаю, лучше называть их сборищем павлинов, – поправила ее Поппи, – а не стаей.

– Назови их лучше клубком жаб, – сказала Беатрикс.

– Колонией пингвинов, – вставила свое слово Амелия.

– Стаей бабуинов, – со смехом сказала Поппи.

Кев улыбнулся, но весело ему не было. Поппи всегда мечтала о сезоне в столице, и мечта ее обернулась сокрушительным разочарованием.

– Тебя приглашали куда положено? – спросил он. – На танцы, на ужины?

– На балы и в салоны, – поправила его Поппи. – Да, благодаря покровительству лорда Уэстклиффа и лорда Винсента приглашения мы получали. Но тот факт, что тебя впустили, еще не означает, что тебя там ждут и хотят видеть, Меррипен. Иногда приглашение лишь наделяет тебя привилегией подпирать стенку, когда остальные танцуют.

Кев, нахмурившись, посмотрел на Амелию и Рохана.

– И что вы собираетесь с этим делать?

– Мы собираемся подвести черту под сезоном Поппи, – сказала Амелия, – и сообщить всем, что мы, подумав, решили, что она все же слишком молода для сезона.

– Никто этому не поверит, – сказала Беатрикс. – В конце концов Поппи уже почти девятнадцать.

– Ни к чему делать из меня престарелую матрону, покрытую бородавками, – раздраженно сказала Поппи.

– А тем временем, – терпеливо продолжала Амелия, – мы найдём гувернантку, которая научит Поппи и Беатрикс светским манерам.

– Только не первую попавшуюся, – ворчливо заметила Беатрикс.

Позже Амелия отвела Кева в сторону. Она сунула руку в карман платья и достала оттуда маленький белый, сложенный вчетверо листок. Протянув ему листок, она заглянула Кеву в глаза и сказала:

– Уин присылала и другие письма семье, и, разумеется, тебе стоит их прочесть. Но это письмо адресовано лично тебе.

Не в силах произнести ни слова, Кев сжал руками вощеный листок, скрепленный печатью.

Он направился в свой номер, который по его настоянию ему сняли отдельно от семьи. Усевшись за маленький столик, он осторожно сломал печать.

То был знакомый почерк Уин – мелкий и аккуратный.

Дорогой Кев!

Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии, полным сил и энергии. Если честно, не могу представить тебя иным. Каждое утро я просыпаюсь в месте, которое, кажется, принадлежит совсем другому миру, и каждый раз удивляюсь тому, что нахожусь так далеко от моей семьи. И от тебя.

Путешествие морем через канал было утомительным. Еще более утомительным оказалось путешествие по суше до клиники. Как тебе известно, путешественница из меня никакая, но Лео благополучно доставил меня до клиники. Сейчас он живет неподалеку от пансиона, в маленьком замке, превращенном хозяевами в гостиницу. Каждый день он приходит меня навестить…

Далее в своем письме Уин описывала клинику, обстановка в которой, судя по ее словам, была суровой и спартанской. Там находились пациенты, страдающие от многих болезней, но больше всего с болезнями легких и органов дыхания.

Вместо того чтобы пичкать их лекарствами и держать взаперти, как предписывало большинство докторов, доктор Харроу для каждого пациента разработал систему упражнений, приучил принимать холодные ванны, пить соки и есть простую и довольно скудную пищу. Заставляя пациентов делать гимнастику, доктор Харроу шел вразрез с официальной медициной, но, по его убеждениям, все живое должно двигаться. Так распорядилась природа.

Каждое утро начиналось с прогулки. Гуляли пациенты и в ясную погоду, и в дождь, после чего следовал час занятий гимнастикой, во время которой они лазали по стремянке или упражнялись с гантелями. До сих пор Уин с трудом могла выполнить хотя бы один заход не задыхаясь, но она уже начала замечать некоторые улучшения. Всех в клинике обязали проверять дыхание на новом приборе, называемом спирометром, который замерял объем воздуха, вдыхаемого в легкие и выдыхаемого из них.

Она еще что-то писала о клинике и пациентах, но эту часть Кев лишь бегло просмотрел. И тогда он добрался до последних абзацев.

С тех пор как я переболела тогда скарлатиной, у меня мало на что хватало сил, разве что на любовь. Но я любила и до сих пор люблю полной мерой. Мне жаль, что я шокировала тебя в то утро, когда уезжала, но я не жалею о том, что сделала и что сказала, не жалею о том, что выразила свои чувства.

Я буду добиваться тебя и сделаю все, чтобы научиться жить полной жизнью. Я мечтаю о том, чтобы и ты, и жизнь однажды повернулись ко мне лицом и позволили вас поймать. Эта мечта заставляет меня жить. Я так много хочу тебе сказать, но я еще не свободна.

Надеюсь, что однажды буду здорова настолько, что смогу шокировать тебя вновь, однако с более приятными результатами.