Моя Теодосия

– Итак, сэр? – глаза Аарона зорко взирали на его смущенное лицо.

– Я испытываю величайшее уважение к мисс Бэрр, сэр. Она самая обаятельная девушка, какую только можно встретить. Я глубоко восхищаюсь ею, – наконец, выпалил он.

Аарон отвел свой гипнотизирующий взгляд, позволив губам медленно приоткрыться в улыбке.

– Иначе я и не мыслил, дорогой мой. У Теодосии была масса поклонников. Как вы знаете, она очень молода, и мне бы крайне не хотелось расставаться с ней. И все же я буду с вами так же откровенен, как и вы со мной. Ваше признание мне по душе.

Джозефа будто молния поразила. Он залпом выпил бренди и невнятно пробормотал:

– Вы оказываете мне большую честь, полковник. – Ибо то, что подразумевал Бэрр, можно было безошибочно понять как согласие на просьбу о руке его дочери. В ту же минуту Джозефа охватила паника. Ясно, что сам он не имел в виду ничего определенного. А может, имел? Должно быть, Теодосия в конце концов дала отцу полный отчет об этом несчастном эпизоде в саду. Только этим можно объяснить происходящее.

Его медленно соображающий мозг проанализировал ход событий, и паника улеглась. Он обнаружил, что во всем этом есть нечто приятное. Девушка его по-настоящему привлекала. Она была удивительно хорошенькой и высокообразованной. Возможно, держала себя чуть свободно, о чем свидетельствовало «удивительное спокойствие при виде непристойных картинок; однако с этим можно бороться. Ее отец был известный человек и, вероятнее всего, добьется еще более высокого положения. Более того, очевидно, что за ней стояло большое богатство. Его семья будет разочарована его женитьбой на янки, но иных возражений вряд ли можно ожидать.

Аарон наблюдал, как прояснялось лицо собеседника, и позволил себе незаметно усмехнуться. Принимать решения за других всегда было для него развлечением. К разным людям применялась различная тактика. В данном случае он абсолютно верно чувствовал, что ухищрения излишни, они были бы просто потерей времени. Почва была хорошо, хотя и бессознательно, удобрена Теодосией.

Он вновь налил Джозефу бренди.

– Тост за мою дочь!

Оба встали и выпили. Джозеф нахмурился, обратившись к прежним мыслям.

– Но я ей не нравлюсь, полковник. Она избегает меня.

– Фи, дорогой мой! Таковы женщины. Вы должны действовать не спеша. Почитайте ей стихи; они любят это. Спойте с ней дуэтом, преподнесите ей цветочки, поглазейте на нее с любовью во взоре, но уважительно. Не напугайте ее.

Джозеф выглядел опустошенным, и Аарон продолжал:

– Поступайте в точности, как я говорю, и вы увидите. Уступайте ей. Извините меня за то, что я скажу, но вы чуть-чуть высокомерны. Женщины любят комплименты и приятные речи.

Джозеф поразмыслил над всеми рекомендациями полковника и, наконец, кивнул:

– Попытаюсь сделать так, как вы советуете.

Аарон похлопал его по плечу. «Жаль, что он так серьезен, – думал он. – Тео должна научиться слегка оживлять его». И все же с высоты своего положения он чувствовал по отношению к своему предполагаемому зятю определенную симпатию, ибо тот должен стать членом семьи Бэрров.

Через несколько дней Тео призналась себе, что м-р Элстон изменился и стал приятнее, чем казался при первом знакомстве, и она умерила свою враждебность. Она начала относиться к нему с холодным достоинством, которое постепенно таяло и уступало место терпимости. Ибо Джозеф, в свою очередь, относился к ней так, будто она была одной из статуэток стеклодувного производства барона Штигеля и могла разбиться от прикосновения. В разговорах они никогда не касались сцены в саду, и память о ней потускнела.

После того, как ему разъяснили, что к чему, Джозеф понял, что сильно влюблен в нее, но его врожденная леность в сочетании с нервозностью мешала ему сделать какие-то попытки к сближению.

Летние дни проходили весело, и Тео привыкла к его постоянному присутствию. Они много катались верхом по песчаным холмам и лесам острова Манхэттен. Джозеф был хорошим наездником и лучше всего чувствовал себя в седле, так как при этом грузность и неуклюжесть были менее заметны.

Он не умел читать стихов или петь с ней дуэтом, но зато он умел слушать, что и делал обычно. Хотя музыка утомляла его, он слушал с отменной деликатностью, наблюдая за округлостью ее пухлых ручек или очаровательной линией подбородка, когда она преодолевала инвенции Баха или еще что-то, называемое ею сонатой молодого немца по фамилии Бетховен.

Натали держалась в стороне. Она поняла ситуацию, и хотя считала молодого плантатора немного угрюмым и довольно скучным, в целом она одобряла план папы Бэрра. Судя по всему, мистер Элстон был самой подходящей партией.

На кухне слуги держали пари насчет свадьбы, а в гостиных Нью-Йорка проявляли немалый интерес к предстоящему браку.

Лишь Теодосия ничего не замечала.

Первого августа Джозеф неожиданно сделал ей предложение. Памятуя о советах Аарона, он попытался склонить Тео прогуляться в какое-нибудь романтическое местечко. Но по молчаливому согласию оба избегали сада, а в вечернее время у него не хватило изобретательности, так что подходящий момент подоспел, когда на небосклоне вовсю сияло полуденное светило, а они только что слезли с лошадей и находились возле конюшни.

Признавшись, что она проголодалась, Тео направилась было к молочной ферме, чтобы выпить стакан холодного молока, когда он удержал ее за руку.

Она удивленно обернулась.

У него было красное от жары и верховой езды лицо. Сбившиеся в пряди темные завитки волос прилипли ко лбу.

– Мисс Бэрр… Тео, мне нужно что-то сказать вам, – выдохнул он.

– А это не подождет до дома? – спросила она, забавляясь.

– Нет! – крикнул он в приступе отчаяния. – Вы должны выслушать меня сейчас.

– Тихо… слуги, – рассмеялась она, уже предчувствуя что-то неладное.

Он провел ее по тропинке за угол молочной фермы, подальше от любопытных глаз мальчика-конюха.

– Теодосия, я очень нежно к вам отношусь; вы не окажете мне честь стать моей женой? – он проговорил это разом, на одном дыхании. Она сдержала готовый вырваться смех, осознавая, что сказанное им прозвучало так, словно он зубрил эту речь в течение нескольких дней, – а ведь так оно и было.

– Вы очень добры, мистер Элстон, и я чрезвычайно благодарна за честь, оказанную мне, – ответила она, – но я не собираюсь выходить замуж. Теперь, – улыбнулась она, переходя на обычный тон, – пойдемте в дом.

Секунду он был в замешательстве.

– Идти в дом?

– Да, я хочу изменить своей привычке. Затем я пошлю Алексиса приготовить вам ромового пунша; он будет прохладным, – добавила она, зная, как он любит эту смесь.

– Но вы мне не ответили. Я хочу жениться на вас.

– Ответила. Я очень высоко ценю оказанную мне честь, но у меня нет намерения выходить замуж.

Он нахмурился.

– Вы прекрасно знаете, что это чушь. Фактически мы обручены. Все относятся к нам именно так. Я не заводил об этом речь, потому что ваш отец сказал, что я должен дать вам время подумать.

Она резко повернулась, глядя на него во все глаза.

– Мой отец! – воскликнула она. – Вы говорили с отцом?

– Конечно. В день моего приезда. Он дал мне разрешение просить вашей руки. Нет, более того, он сказал, что мое сватовство ему весьма приятно.

– Я этому не верю! – Ее голос пылал гневом, и в нем звучал неожиданный испуг.

Сбитый с толку, он потянулся к ее руке. Она вырвала ее и, спотыкаясь, бросилась по тропинке к дому.

Аарон что-то писал в библиотеке, когда она ворвалась к нему. Голова его склонялась над столом. Она не стала ждать, пока он обернется, и, задыхаясь, выпалила:

– Это правда, что ты хочешь, чтобы я вышла за Джозефа Элстона, и что ты ему об этом сказал?

Он промокнул написанную фразу, закрыл портфель, подошел к ней и обхватил ее лицо обеими руками:

– Совершенно верно, – спокойно сказал он. – И, моя дорогая девочка, скажу, почему.

Он объяснил ей причину. Не всю правду, но близко к правде. Используя холодную логику, он одновременно и убеждал ее силой своего голоса, которому трудно было не повиноваться. Он говорил битых два часа, пока она не почувствовала, что потерпела поражение и не может устоять перед его лаской и безжалостной целеустремленностью.