Остров надежды

Джеф был проблемой намного большей, тем более что он никак не мог определиться, является ли сыном короля, или борца за свободу. С одной стороны, ему нравилось, когда с ним нянчились, но, с другой стороны, его отец привил ему глубокое презрение как к поработителям, так и к верноподданным рабам. Вследствие чего Джеф вел себя непослушно со всеми — от безобидной девушки-служанки, которая пыталась помочь ему надеть непривычные для него штанишки и рубашку, до Яна Мак-Клауда, который отныне исполнял обязанности домашнего учителя детей Фортнэмов. Молодой шотландец был высокообразованным человеком, и ему намного больше нравилось показывать удивляющейся маленькой Дэдэ глобус, а Джефа учить счету, чем под палящими лучами солнца наблюдать за рабами, которые все равно не воспринимали его всерьез. К сожалению, Джеф поступал так же и давал это почувствовать, что время от времени доставляло Норе хлопот.

Мальчик выглядел, как ребенок раба, но вел себя, словно избалованный маленький баккра. Уже сейчас это создавало недовольство в доме, но это может привести к серьезным осложнениям, если Нора и Дуг, в конце концов, решатся возобновить общественные контакты. До сих пор их бывшие друзья и соседи смотрели на них с недоверием и недоумением, но на следующее Рождество они планировали большую свадьбу. Праздник, как надеялся Дуг, заставит лед тронуться. Но как при этом будет вести себя Джеф, оба они еще не знали.

До подписания договора Дуг трижды выезжал верхом в Нэнни-Таун, чтобы обсудить с маронами Виндворда небольшие изменения в договоре, которые желал внести губернатор. Он каждый раз с неохотой отправлялся в путешествие, хотя со стороны Нэнни ему не угрожала никакая опасность, а дорога верхом туда и обратно занимала всего один день. Однако каждый раз, когда он выезжал из Кингстона, у него было неприятное чувство, как будто за ним наблюдают. Подозрения эти не давали ему покоя, пока он не проезжал первые посты Нэнни-Тауна. При этом ситуация казалась ему совершенно парадоксальной — будучи белым человеком, он должен был чувствовать себя в опасности скорее приближаясь к маронам, чем на территории, подконтрольной губернатору. Однако Дуг каждый раз был рад, когда приезжал в Нэнни-Таун, а на обратном пути — когда видел, наконец, первые дома Кингстона. Нора наморщила лоб, когда он заговорил с ней об этом.

— Ты думаешь, Аквази подстерегает тебя? — спросила она.

Дуг беспомощно покачал головой.

— Я не могу себе это представить, — сказал он. — Это было бы безумием — таким образом рисковать головой. Ты можешь подтвердить, что он убил моего отца, да и мне он признался в этом лично. Но я не буду посылать за ним охотника за головами, у него ведь были свои причины. Однако бегать сейчас где-то здесь в окрестностях Кингстона... Боже мой, да перед ним открыт весь остров! Мароны Виндворда изгнали его, но ведь существуют другие группы, другие места... Ему нужно подождать всего лишь пару недель, а затем он сможет передвигаться совершенно спокойно, как свободный черный человек.

— Без свидетельства об освобождении? — спросила Нора.

Дуг засмеялся.

— Фальшивые свидетельства об освобождении скоро можно будет купить на каждом углу! — сказал он. — Давай поспорим, что мой друг Берфут уже подумывает о том, что надо бы научиться читать и писать! Тут, Нора, на нас обрушится безбожный хаос, когда свободных негров официально признают.

До сих пор плантаторам на Ямайке не разрешалось освобождать своих рабов. Если кто-то и делал это, то полулегально. Если он не защищал чернокожих, то кто-то другой мог поставить под вопрос их свободу и снова поработить. Таким образом, лишь немногие, в основном заслуженные и долго работавшие домашние рабы имели свидетельство об освобождении, но эти люди все равно не собирались покидать своих хозяев. Дуг сам недавно выдал Адвеа и Квадво такие свидетельства, и с тех пор Адвеа мечтала о дне подписания договора. Она планировала поехать

к своей дочери Мансе в Нэнни-Таун. Девушка не присоединилась к Норе с Дугом, когда те отправились в город, хотя Нэнни, вероятно, ничего бы против не имела. Но Мансе уже было шестнадцать лет, и она была влюблена в одного из молодых маронов.

О Маану ни Нора, ни Дуг ничего больше не слышали, однако они о ней и не спрашивали.

— А если Аквази все еще хочет отомстить тебе? — беспокоилась Нора, когда Дуг вскоре после той беседы в последний раз перед подписанием договора собрался ехать верхом в Нэнни-Таун.

Дуг пожал плечами.

— Если бы он хотел убить меня, то давно бы уже сделал это. Между Кингстоном и Нэнни-Тауном каждый поворот дает возможность для засады. Не сходи с ума, Нора, это точно никак не связано с Аквази. Может быть, я только воображаю себе какую-то угрозу. — Он улыбнулся. — Твой вояка стал бояться, моя красавица. Мне кажется, что еще раз я вряд ли нападу в одиночку на целый город...

Нора поцеловала его.

— И не надо этого делать, ведь меня уже не держат там в плену, — ответила она.

Однако все их шутки не могли унять неприятного чувства, которое пробудило в ней признание Дуга. Уже потому, что она сама страдала от подобных подозрений. Ей тоже часто казалось, что за ней наблюдают, причем угроза для нее была более реальна, чем для Дуга. Норе мерещилось, что, прежде всего на побережье, она чувствует на себе чужие взгляды.

А поскольку теперь уже не надо было таиться, она ездила туда верхом почти каждый день. Дуг показал ей хижину, которую построил для ее духа, и она была тронута до слез. Ей действительно казалось, будто Дуг погрузился в ее мечты, — пляж теперь выглядел точно так, как представляли себе Саймон и Нора. Таким образом, ей снова вспомнился Саймон, когда она в первый раз ощутила, что вблизи кто-то находится. С легким чувством вины она вспомнила о том, как быстро отодвинула его тень в сторону, когда Дуг собственной персоной возник перед нею. Неужели действительно существовал какой-то дух, который искал здесь близости с ней?

Когда в другой раз Нора пряталась в хижине от дождя, ее чувство, что она не одна, стало очень сильным. Таким сильным, что она подняла голову вверх и стала налаживать контакт.

— Ты здесь? Это для тебя... Это для тебя что-нибудь значит?

Нора нащупала гемму, которую больше не носила на шее, но та всегда была у нее с собой. Снова и снова ею овладевало чувство, что она изменяет Саймону, потому что живет с Дугом и любит его.

Конечно, никто ей не ответил, и Нора показалась самой себе ужасно глупой, когда, наконец, снова вышла из хижины под лучи солнца и ноги ее при этом ступили на мокрый от дождя песок. Кроме ее собственных следов, здесь не было никаких других.

Но ведь духи не оставляют отпечатков ног.

«Еще как значит!»

Аквази чуть не ответил, когда услышал робкий вопрос Норы. Он яростно вонзил ногти в ствол пальмы, между ветвями которой занял наблюдательный пост, как это часто бывало раньше. Сейчас, когда на берегу стояла хижина, наблюдать за Норой — а зачастую и Дугом, — оставаясь незамеченным, стало еще легче. Сидя на пальме, которая высилась над хижиной, было также удобнее подслушивать их, когда они были внутри, и Аквази достаточно часто приходилось сдерживать себя, чтобы не спрыгнуть вниз и не убить своего соперника, снова похитив женщину. Однако он железно владел собой. С Норой он далеко не уйдет — а за убийство и похищение за ним будут охотиться, как за собакой. Даже в горах он не будет в безопасности. С тех пор как Нэнни признала Дуга Фортнэма в качестве своего домашнего адвоката, Фортнэмы находились под защитой маронов Виндворда. А их отряды найдут его — тут Аквази себя иллюзиями не тешил.

Нет, если он хочет, чтобы у него был хотя бы намек на шанс заполучить Нору обратно, требовалось осуществить план, который он выработал себе уже несколько месяцев назад. Ему нужно помешать заключению мира между белыми и маронами и позаботиться о том, чтобы Нэнни и Квао, а еще лучше и Кудойе с Аккомпонгом потеряли власть. Тогда он сам смог бы объединить маронов или хотя бы часть из них и забрать Нору и своих детей, после того как сделает с Дугом то, чего тот заслуживает. Впрочем, может быть, дело с Дугом Фортнэмом получится решить одним ударом. Если бы ему удалось найти хорошее место для обстрела и успеть несколько раз перезарядить пистолет, то все было бы возможно.