Укрощенная Элиза

Элиза размечталась. А интересно, что она будет чувствовать, если он своей рукой погладит ее грудь? А если они лягут вместе в постель?

Возможно, ее отец и Майлс Гриффин совершенно правы – ей надо побыстрее снова выйти замуж. Что-то с ней происходит странное. Она уже начинает представлять себя в постели с этим грубияном, одетым кое-как и говорящем на скверном диалекте. Этот мужчина был к тому же и глуповат в силу того, что не смог получить должного образования. И ей все равно, с кем она лжет в постель? Значит, Элиза просто истосковалась по любви и мужским ласкам.

Но я ни за что не выйду замуж за лорда Гоу, пообещала она себе. Нет, только не за него и не за кого похожего.

Может, попытаться соблазнить Майлса, подумала ока. Она уже намекала кузену. Он был богат, знатен, обладал привлекательной внешностью и утонченными манерами, был опытен и образован. «И он понимает меня, что никогда не удастся лорду Даррину даже и за миллион лет, – вздохнула она. – Нет, я уверена, что ему это ни к чему. Даррин и не попытается меня понять».

Но надо быть честной по отношению к этому странному мужчине. Он не дал ни малейшего повода к тому, что стремится стать ее любовником. О, разумеется, она бы тут же заметила! Любая женщина в этих обстоятельствах очень чувствительна и может сказать совершенно точно, даже не задумываясь. Женщина умеет определять намерения мужчины еще раньше его самого и всегда знает, куда дует ветер. В этом смысле женщина обладает как бы высшим знанием. Все ее чувства обострены до предела, а мужчина выдает себя своим поведением, тем, как он слушает женщину или смотрит на нее. Глаза графа хоть и были такого красивого серого цвета, не выражали никаких чувств.

Из груди Элизы невольно вырвался тяжелый вздох, и граф удивленно посмотрел на нее.

Смутившись, Элиза перевернула страницу. Но тут надо было признаться со всей откровенностью, что никогда еще Элиза не читала так рассеянно.

Обычно волнующие божественные образы Байрона воспламеняли ее мгновенно. Но сейчас она не понимала ни слова из всего прочитанного за вечер.

Когда часы пробили несколько минут спустя, она удивилась, что было, оказывается, всего девять. Конечно, она встала сегодня очень рано, да еще пережила это ужасное приключение, потерявшись в пурге. Элиза встала и отложила книгу в сторону.

– Прошу простить меня, милорд, я очень устала и предпочла бы отдохнуть, – сказала она и сделала реверанс.

Ее возмутило, что он не только не встал, как и положено в таких случаях, но просто небрежно махнул рукой. Более того, он даже не оторвал глаз от книги и продолжал читать.

Должно быть, он сейчас на самом интересном месте, подумала Элиза. Она набрала в кувшин горячей воды и зажгла свою свечу.

Проходя по холодному холлу, она удивилась, как это она могла представить графа Даррина в роли любовника? Да она, наверное, сошла с ума! Если подобные мысли посещают ее всего лишь через день пребывания в этом заброшенном уголке, то что же с ней будет твориться через неделю? Нет, лучше об этом не думать!

Где-то в середине этой ночи Элиза неожиданно проснулась и уставилась в потолок.

Она никак не могла понять, что же ее разбудило, и несколько страшных минут лежала, сжимая руками одеяло. Элиза затаила дыхание и прислушивалась к звукам, которые ее окружали. Так же, как и прошлой ночью, скрипели от холода доски чердака, постанывала лестница.

Эти скрипы и стоны старого дома ее уже больше не пугали.

И только тогда она поняла, что ничего, кроме них, не слышит. Элиза чуть не закричала, боясь встать с постели и убедиться, что ее подозрения не напрасны.

Но по-прежнему стояла почти мертвая тишина. Элиза откинула одеяло, вскочила и подбежала к окну. Она отодвинула шторы, и улыбка появилась на ее губах. Так и есть! Буря кончилась! И даже полная луна сверкала между облаками. Ветер стих совершенно. Она и проснулась потому, что наконец не слышала его свиста и воя.

Конечно, кругом белели сугробы снега, покрывая даже высокие каменные стены, деревья и кусты. Но снег уже не кружился в бешеной свистопляске, а лежал толстым плотным покрывалом. Наверное, совсем скоро она сможет уехать отсюда. Стоять босиком на полу было холодно. У Элизы замерзли ноги. Она задернула шторы, бегом бросилась к постели и залезла снова под одеяло. Скоро, сказала себе мысленно Элиза, и улыбнулась. Скоро это все будет только воспоминанием. Небольшое событием в прошлом, о котором она сразу забудет.

Утром, натягивая толстые носки и завязывая шнурки своих неудобных грубых ботинок, Элиза даже весело напевала.

И синее шерстяное платье не вызывало у нее теперь раздражения. Скоро она отсюда уедет, а ненавистное платье отдаст своей служанке. И тут Элиза сообразила, что все это время почти и не думала о том, как чувствует себя девушка, поправилась ли она там, в гостинице. Впрочем, Марта была слишком молодой, чтобы умереть.

Элиза взяла свечу и ведро и направилась вниз. Она вынуждена была признаться себе, что плохо относилась к своей служанке. Нет, не плохо, а просто ужасно. Ведь она заметила, что Мэннерс начала кашлять, но не предложила ей отдохнуть. А надо было уложить ее пораньше в постель. Элиза не подумала и о том, чтобы купить ей теплую шаль и новые шерстяные перчатки. От всех этих мыслей Элиза почувствовала легкий укол совести и, чтобы не раздражаться от неприятных мыслей, попыталась угадать, что сегодня будет на завтрак.

В конце концов, сказала она себе, люди из низших классов очень сильные и выносливые. С Мэннерс все будет в порядке, ничего с ней не случится.

Граф уже сидел за столом и едва взглянул на Элизу, когда она прошла мимо него к выходу. Вернувшись, она поспешила к огню, потирая озябшие руки.

– Бр-р! – поежилась она. – На улице все еще очень холодно, милорд. Но как приятно снова увидеть солнце! Пожалуй, теперь я смогу вернуться в Лондон…

Он опустил свою вилку и удивленно посмотрел на нее.

– Вернуться? Вы только недавно приехали.

– Да, но визит мой складывается явно неудачно. Я не собираюсь вам больше надоедать, – ответила Элиза, решив проявить твердый характер.

– А что же я скажу своей матери, когда она приедет с кучей служанок? – спросил он весьма саркастично.

Может, они хоть немного облегчат ей жизнь, подумала Элиза, а вслух сказала:

– Пусть ваша мать оставит их себе в помощь, сэр. Вы говорили, что вам уже тридцать пять лет. Значит, ваша матушка уже в преклонном возрасте. Пожалейте ее силы и здоровье.

Он уставился на нее, но Элиза решила не обращать внимания. Она встала и, напевая, положила себе из котелка кашу.

– Только вы не очень-то надейтесь, миссис, – произнес он за ее спиной. – Снег на дорогах такой глубокий, что вряд ли кто-нибудь доберется сюда, не забывайте.

– Пусть не сегодня, но уже обязательно в скором времени, – весело ответила она.

Он хмыкнул и пошел к выходу. Через секунду Элиза услышала, как он на улице свистнул своей собаке.

Элиза с удовольствием позавтракала. Этим утром она великолепно пожарила яичницу, хотя тосты на этот раз пригорели, помыла посуду, а затем отнесла наверх в свою комнату еще одно ведро угля. Чтобы больше не заботиться об этом прожорливом камине, сказала она себе. Тогда можно будет просто отдохнуть, сидя у огня.

Она заправила постель, повесила в шкаф халат и подкинула угля в камин. Маленькая решетка казалась действительно ненасытной, и Элиза решила в течение дня принести еще несколько ведер угля, потому что ей не хотелось второй раз мучиться, разжигая огонь.

Спустившись вниз, она помыла руки и заметила, что у нее сломался ноготь. Надо сказать Даррину, что она не собирается больше заниматься мытьем посуды и другой грязной работой по дому. В конце концов, у леди не могут быть сломанные ногти и грубые руки. Это просто немыслимо!

Утро она довольно приятно провела на кухне за вышиванием. Иногда она подбрасывала уголь в камин. Периодически она осматривала шкаф, ища, чего бы еще можно съесть.

Она заметила, что ветчины почти не осталось, и на полке был только один батон хлеба. А это, как ее там, – Суси, или Саки? – до сих пор не появлялась. Элиза вздохнула. Она съела на ленч сыр и яблоко, как и вчера.