Мера любви

В заключение своей яростной речи Руссе налил себе еще вина. Катрин подождала, пока он поставит кубок, затем нежно прошептала:

— За короля Рене дают такой большой выкуп, что он — настоящее сокровище, мой друг Жак. Охранять сокровище — это почетно. По крайней мере, это доказывает, что герцог вам доверяет. Я думаю, вы превосходно справляетесь с возложенной на вас обязанностью.

— О, что касается охраны, то она действительно надежна. Его стерегут, как преступника, с той лишь разницей, что он не в подземелье и может видеть солнце. Уж вы мне поверьте, что, кроме добротной солдатской пищи, писания поэм и марания бумаги, ему здесь ничего больше не позволено. Для меня пленник есть пленник, независимо от титула.

— Но ведь он король! — возмущенно воскликнула молодая женщина. — Вы не можете обращаться с ним как с преступником!

— Хотели, чтобы я сделался надсмотрщиком, я им стал! ударив кулаком по столу, сказал Жак. — Я исполняю приказ.

— И вы никого к нему не пускаете?

— Никого, даже служанку, хотя он жалуется на вынужденное воздержание. Да, но в декабре я пустил к нему посланника могущественного сеньора Филиппо-Мариа Висконти герцога Миланского, который хотел узнать от короля тайные желания герцога Филиппа.

— Тайные желания? — удивилась Катрин. — Разве выкуп в миллион золотых его не устраивает?

— Если бы только Анжу мог его заплатить, — усмехнулся Руссе, — но это ему никогда не удастся, и наш «добрый» герцог согласится на его графство Бар, которое ему не очень-то нужно, так как он теперь король Неаполитанский сицилийский и других земель на побережье!

Катрин не верила своим ушам. На самом деле, бургундцы сильно изменились. Ей давно известна алчность герцога Филиппа и отсутствие у него угрызений совести в политике, но такие способы лишить пленного его исконной земли были недопустимы, как и то, что милый юноша Жак де Руссе превратился в злобного ключника. Позволив хозяину в третий раз освежиться вином, Катрин села у камина на лавку с красными подушками, расправив складки коричневого бархатного платья так, что они подчеркнули стройность ее фигуры. Подняв свою изящную головку, она спокойно посмотрела фиалковыми глазами в покрасневшие глаза своего друга..

— Жак, — начала она решительно, — я хочу увидеть короля!

Ее слова с трудом проникли сквозь легкий туман в опьяненное сознание капитана.

— Кого вы хотите видеть? — произнес он недоверчиво.

— Вы правильно поняли: я хочу видеть короля Рене, узника Новой башни, если вам так понятнее.

— Но это невозможно!

— Если я правильно поняла, это возможно для посланника. Так я и есть посланник. Жак расхохотался.

— Вы — посланник? Боже, не смешите меня! И чей?

Без тени волнения Катрин вытянула левую руку, на указательном пальце которой сверкал большой квадратный изумруд, который она никогда не снимала.

— Мудрейшей и благороднейшей госпожи Иоланды, по воле Бога графини д'Анжу, королевы Сицилийской, Неаполитанской, Арагонской и Иерусалимской, Вот кольцо, на котором изображен ее герб. Я служу ей. Она прислала меня к своему сыну с письмом. Вот оно, — добавила она, расстегивая корсаж своего платья, чтобы достать послание. — Я даю вам слово, что в этом письме нет плана побега, а лишь выражена материнская нежность и беспокойство.

Серьезный тон посетительницы впечатлял Руссе. Ничего не ответив, он поставил кубок на место. По всей видимости, он не мог решить, чью сторону ему принять. Но Катрин не дала ему времени на размышление.

— Так что? — спросила она спустя минуту. Жак беспомощно развел руками.

— Я не знаю, что и ответить, Катрин. Я охотно признаю в вас посла, но у посла герцога Миланского было перед вами одно преимущество: специальное разрешение бургундского канцлера, монсеньора Николя Роллена…который когда-то был моим другом и, конечно, не отказал бы мне в этом. Жак, у меня нет ни времени, ни желания ехать за этим разрешением во Фландрию. И потом, вы тоже мой друг, мы давно знакомы, и вы знаете, что я не способна причинить вам зло, Вы знаете, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы хоть немного повредить вам. Во имя нашей старой дружбы, отведите меня к королю, я вас умоляю! Необходимо, чтобы я его увидела своими глазами. хотя бы для того, чтобы убедиться, что он жив,

— Как это жив? — покраснел Руссе. — Конечно, он жив! За кого вы меня принимаете. Катрин! Неужели я похож на человека, который убивает государственных заложников. чтобы от них отделаться?

— Я не так выразилась… Не сердитесь, друг мой, Я хотела сказать, жив ли он именно сейчас, ибо не уверена, что так будет завтра или даже сегодня вечером.

— Почему, черт возьми, что-то изменится? Сегодня утром я нашел его в прекрасном здравии. Боже, Катрин, о чем вы думаете? Я хорошо исполняю свою работу, даже если не люблю ее. Я вам сказал, что пленник хорошо охраняется. Он защищен от всего, что могло бы причинить ему зло.

— В этом-то я как раз и не уверена. Успокойтесь, пожалуйста, сядьте на минутку сюда, рядом со мной, и выслушайте, что я вам расскажу. Это недолго.

— Хорошо, я вас слушаю, — ответил капитан, тяжело опустившись на лавку.

Быстро и по возможности ясно Катрин рассказала Руссе о последних событиях в Шатовилене. Она с удовлетворением отметила, что по мере того, как говорила, Жак становился все более сосредоточенным. Когда она закончила свой рассказ, отсутствующее и несколько оскорбленное выражение его лица сменилось мрачным и озабоченным.

— Вы подумали о яде? сказал он наконец.

— Конечно. Это первое, что пришло мне в голову, когда я узнала, что кузен Жако работает на кухне.

— Слишком рискованно. К тому же не все повара готовят для короля.

— Это не так сложно, как вы думаете. Блюда пробуют перед тем, как подать королю?

— Нет. Я не счел это необходимым. Здесь только надежные слуги герцога, по крайней мере, я так считал. Да и пища, которую подают, проста, очень проста! Даже если это хлеб с водой, отравление возможно.

— И существует не только яд. Вы ведь не знаете Дворянчика?

—  — Лишь понаслышке, но и этого достаточно.

— Вы ошибаетесь, слухи приуменьшены: это дьявол во плоти. Мне хотелось бы знать, что произойдет с капитаном Жако де Руссе в случае преждевременной кончины столь ценного заложника? Как бы к этому отнесся монсеньер Филипп?

Руссе сделался такого же зеленого цвета, как и его камзол.

— Я не могу себе этого даже представить! Мне тогда ничего другого не остается, как отдать Богу душу, проткнув себя шпагой, дабы избежать публичной казни.

— Тогда принимайте меры, чтобы избежать этого. Я вас предупредила. Я думаю, это достаточное доказательство моей дружбы, может быть, и вы со своей стороны…

— Например, позволить вам встретиться с пленником? — нерешительно проговорил он.

— Вы весьма сообразительны, друг мой, — нежно ответила Катрин.

Вдруг он схватил ее за плечи и крепко поцеловал в губы, прежде чем она успела пошевелиться.

— Вы или ангел, или дьявол, моя дорогая! В любом случае я вас обожаю. — Объятия Жака не доставили ей удовольствия — от него разило вином, но она не оттолкнула его.

— Даже если я на самом деле дьявол?

— В таком случае ад мне кажется заманчивее рая. Ради вас я пойду куда угодно. Впрочем, вы об этом знаете уже давно, не так ли? Послушайте, Катрин, я не завидовал ни короне, ни землям, ни богатству герцога Филиппа, но вы принадлежали ему! Этому я безумно завидовал и… безнадежно, за одну ночь любви…

Без излишней резкости, но решительно, Катрин высвободилась из его объятий.

— Жак! — мягко упрекнула она его. — Мне кажется, мы забыли о теме нашего разговора! Уже давно вам незачем завидовать герцогу, а я хочу остаться верной женой. Давайте вернемся к пленнику…

Руссе тяжело вздохнул и неохотно поднялся.

— Да, действительно. Вы хотите, чтобы я убедился, что он еще жив?

— Нет, я хочу в этом убедиться сама.

— Это невозможно, по крайней мере, в такой час и в таком наряде. Вы можете достать мужское платье и коня?