Признание в любви

— Нет! — воскликнула Айрис, ударив кулаком по колену. — Обо мне не надо заботиться. Я сама о себе позабочусь. И потом, — сказала она, сверкнув сиреневыми глазами, — разве ты не можешь заботиться о своей матери? Ты ведь не женат.

— Конечно, я буду о тебе заботиться, если ты решишь остаться с нами. Но я хочу, чтобы ты знала: я готов отпустить тебя на свободу.

Айрис, однако, считала, что у нее и так есть свобода — свобода учить детей и любить их, как родных, свобода лечить больных и раненых. Она чувствовала себя здесь дома, ее жизнь имела смысл.

— Большой Медведь тоже отпустил бы меня, если бы я его об этом попросила, — сказала она. — Я осталась, Люк, потому что люблю вас всех. Пожалуйста, не отсылай меня. Я обещаю, что не буду тебе в тягость.

— Ты не можешь быть мне в тягость. — Люк поднялся на ноги. — Я буду рад, если ты останешься с нами. И не волнуйся: не хочешь выходить замуж, не выходи. Ты будешь учительницей и врачевательницей, и, если возникнет такая нужда, о тебе будет заботиться все племя.

Айрис тоже встала. Пора идти на церемонию оплакивания — не то индейцы подумают, что она совсем не горюет по мужу. Это они сочтут оскорблением. Задержавшись на секунду, она спросила Люка:

— Но когда же ты женишься, Люк? Тебе нужна женщина.

Женщин у Люка было предостаточно. Уже много лет незамужние девушки прокрадывались к нему в вигвам по ночам. Но он еще не встретил такой, которую мог бы полюбить.

Он взял Айрис за руку, и они вместе вышли из вигвама.

— Не беспокойся обо мне. Я женюсь, когда встречу женщину, похожую на тебя. А до тех пор, — он заговорщицки ей подмигнул, — буду свободным холостяком.

Глава 6

Услышав из уст Джадда на смертном одре то, о чем она всегда подозревала, но с чем непрерывно боролась, Виолетта решила, что больше ей незачем жить.

Объявив, что Джадд просил похоронить его на своем любимом месте под мимозой, она перестала разговаривать и даже не поблагодарила тех, кто пришел выразить ей соболезнование. Она молча сидела у гроба Джадда, стоявшего в большой комнате их домика.

Джеси сидела рядом с ней, принимала соболезнования за себя и за мать и не знала, как ей помочь.

Виолетта не проронила ни слезинки после того вечера, когда Джадд умер с именем Айрис на устах. Все считали, что она в глубоком горе, тогда как на самом деле ее душу переполняли ярость и жалость к самой себе. Столько лет она старалась завоевать любовь Джадда, не знала, как ему услужить, терзалась чувством вины за обман — и все ее жертвы оказались напрасными. Джадд никогда не любил ее. Только Айрис.

Теперь ее жизнь лишена всякого смысла.

Когда Джадда опустили в могилу и последний комок земли лег на могильный холмик и был приглажен лопатами, Виолетта пошла в дом и легла на постель, которую она делила с Джаддом. И больше с нее не встала.

Через несколько дней после похорон доктор Фоли по просьбе Майкла зашел к ней и потом сказал Майклу, что он бессилен ей помочь.

— Она тает на глазах. Отказывается от пищи и не произнесла после смерти мужа ни единого слова. Она явно решила умереть, и в конце концов ей это удастся.

Когда Майкл вызвал из дома Джеси и передал ей мнение доктора, она уныло сказала:

— Я знаю. Я умоляла ее хоть что-нибудь съесть, но она только смотрит в окно на папино дерево и, кажется, даже не слышит меня.

— Зря я позволил его здесь похоронить.

— Вряд ли это имеет значение. Она все равно умрет с горя, потому что хочет умереть, и мы тут ничего не можем поделать.

Майкл подумал, что Джеси ужасно выглядит. Она не отходила от постели матери, спала урывками, сидя на стуле. Под глазами у нее были темные круги, лицо побледнело и осунулось. Как же ей помочь?

— Джеси, так не может продолжаться. Ты сама того и гляди заболеешь. Я этого не допущу. Я хочу перевезти вас обеих к себе. За твоей матерью будут ухаживать слуги, а ты хоть немного отдохнешь.

Но Джеси отказалась:

— Нет, из этого ничего хорошего не выйдет. Я буду делать для нее все, что в моих силах, и молиться, чтобы она опомнилась.

— Мне это не нравится, — сказал Майкл. — Если ей в ближайшие дни не станет лучше, я перевезу вас к себе, невзирая на твои возражения. А пока что я оставлю здесь Суди. Пошли ее за мной, если тебе что-нибудь понадобится.

У Джеси не было сил спорить.

— И вот еще что, — продолжал Майкл. Они разговаривали на крыльце домика Джеси. — Я понимаю, что сейчас тебе не до этого, но, по-моему, нам не следует тянуть со свадьбой. Все поймут, что ты осталась одна с больной матерью на руках, так что давай назначим день, как только ей станет легче.

— Но по-моему…

Он прижал палец к ее губам.

— Джеси, сколько же можно ждать?

У Джеси вдруг возникло чувство, что ей не хватает воздуха.

— Не знаю, Майкл. Я пока не могу про это думать. — Конечно, он к ней очень добр, конечно, ей легче, когда он рядом, но сейчас Джеси хотелось одного: чтобы к ней ни с чем не приставали. — Мне надо идти к маме, Майкл.

Она повернулась, чтобы идти в дом, но Майкл притянул ее к себе.

— Послушай меня, Джеси. Судьба жестоко обошлась с нами. Надо же было твоему отцу умереть в ту самую минуту, которой я ждал столько лет, в ту минуту, когда я попросил тебя стать моей женой. Я не допущу, чтобы нам еще что-нибудь помешало.

Джеси видела у него в глазах тоску и отчаянную решимость и ощущала судорожно вцепившиеся в нее руки. У него было напряженно-окаменевшее лицо. Она хотела еще раз объяснить ему, что сейчас у нее нет сил даже думать о таком хлопотном деле, как свадьба, но Майкл вдруг потерял над собой власть и прильнул к ее губам.

Джеси на секунду обмякла, но тут же отвернула голову.

— Мне надо идти, Майкл.

Он выпустил Джеси, шагнул назад и потер виски. Потом отвернулся от нее и уставился на могилу ее отца под мимозой, мысленно проклиная Джадда Кэлхоуна за то, что тот так не вовремя умер. Господи, почему судьба так к нему несправедлива?

Потом он понял, что ведет себя, как капризный ребенок, и повернулся к Джеси.

— Извини, — устало сказал он. И добавил, пытаясь разрядить обстановку: — Мне хочется увидеть на тебе мое ожерелье. Никогда не забуду, как ты вся светилась в тот вечер.

Ожерелье, завернутое в носовой платок, лежало у Джеси под матрасом.

— Конечно, увидишь. Но сейчас мне надо идти к маме.

Ей было жаль Майкла — наверное, она кажется ему неблагодарной и холодной. Но столько всего случилось! У нее просто не было времени собраться с мыслями.

Майкл взял ее руку и прижался к ней губами.

— Я приду утром.

Джеси зашла в дом. Суди стояла посреди комнаты и смотрела на нее испуганными глазами.

— Ваша мама как-то чудно разговаривает, — сказала она.

Хотя Джеси хотелось броситься к матери, она опустилась перед Суди на корточки и взяла ее за плечи.

— Не бойся. Это значит, что ей становится лучше.

— Нет, не лучше. Она разговаривает с вашим папой, будто он живой. Но ведь он умер! Значит, она говорит с привидением.

— Никаких привидений нет.

Джеси смотрела мимо девочки в спальню. Может быть, мать разговаривала во сне? Она поцеловала Суди.

— Пойду взгляну на нее. Я скоро.

Джеси вошла в спальню и тихо опустилась в кресло. Мать как будто спала, но, услышав, как скрипнуло кресло, тут же открыла глаза.

— Джеси, — прошептала она и, подняв ослабевшую руку, жестом попросила ее наклониться поближе.

Джеси взяла ее за руку — какая же она холодная!

— Тебе лучше, мама? — встревоженно спросила она. — Хочешь бульону? Ты должна что-то съесть.

— Не хочу. Послушай, Джеси. Мне надо перед смертью сказать тебе что-то важное.

— Не говори о смерти! Ты выздоровеешь, и все будет хорошо. Вот увидишь! — Джеси заставила себя улыбнуться.

Виолетта напрягла ослабевшие пальцы и почти до боли сжала руку Джеси.

— Выслушай меня. Я не хочу жить, детка. Я хочу умереть, но сначала мне надо покаяться. Я не могу умереть, не признавшись тебе в содеянном.