Тень рыси

— Все ясно — растяжение, — сказал он. — Что случилось?

— Где Тэнзи?

— Она ускакала. Не волнуйся, она знает дорогу домой. Но ради Бога, что все-таки…

— Кто-то засмеялся… и я оказалась в кустах.

— Засмеялся? Кто?

— Не знаю. Совсем рядом. Очевидно, это напугало Тэнзи, и она меня сбросила.

— Надо вернуться, — сказал он. — Вдруг что-нибудь серьезное. Садись на Уэстона.

Он свистнул, и Уэстон послушно подошел к нему. И тут снова раздался этот смех — кто-то просто заливался хохотом.

— Вот, слышишь — Это птицы. Пересмешники. Тебе надо к ним привыкнуть, они здесь повсюду.

Мое возвращение домой было бесславным. Там я узнала, что Тэнзи уже вернулась. Мне еще повезло: я отделалась лишь синяками и растяжением, но умирала от стыда при мысли о том, что скажет Линкс, узнав о моем приключении.

Хоть Аделаида и встретила нас с явным облегчением, в ее голосе сквозило легкое неодобрение.

— Разве отец не говорил вам, чтобы вы взяли Блэнделл?

— Все было нормально, пока она не испугалась, — объяснила я.

Аделаида заботливо прикладывала к моей ноге то горячие, то холодные компрессы. Выяснилось, что она проходила курс оказания первой помощи. Без этого здесь не обойтись, ведь доктор может добраться сюда лишь на второй или третий день… Она заставила меня выпить чашку горячего сладкого чая и взяла обещание, что я поберегу ногу день или два.

Я лежала у открытого окна и думала, какой же надо быть дурой, чтобы усесться на лошадь, которая была мне явно не по силам. «Гордыня до добра не доводит», — нередко повторяла мисс Эмили, и я не могла не согласиться с ней.

Но вдруг под окном послышался его голос. — Значит, она все-таки поехала на Тэнзи и свалилась? Так ей и надо. Во всяком случае, у нее больше характера, чем здравого смысла.

В его голосе звучала нотка одобрения, что привело меня в полный восторг. Но под вечер где-то в саду раздался смех пересмешника, и мне показалось, что он смеется надо мной.

Аделаида не разрешила мне ходить три дня. И она и Стирлинг трогательно ухаживали за мной, всячески давая понять, что относятся ко мне, как к своей младшей сестре. По просьбе Аделаиды я шила кое-что из одежды для тех людей, что работали в доме. Они жили в небольших домиках неподалеку от нас, и я уже знала, что там полно ребятишек.

— Отец хочет, чтобы к ним относились как к членам семьи, — сказала Аделаида и бросила на меня быстрый взгляд, чтобы увидеть, какое впечатление произвели ее слова.

Никакого. Только со временем до меня дошло, что отцом многих из этих детей был Линкс. Я даже принималась искать в их лицах его черты, которые нередко и находила. Что ж, Линкс был настоящим мужчиной и не мог вести монашеский образ жизни. Он брал этих молодых женщин, когда хотел, и никто не осуждал его за это. Но ни у кого я так и не встретила этих поразительно синих глаз. Даже Стирлинг — его законный наследник — не унаследовал их.

За дни, проведенные в комнате Аделаиды, я успела искренне привязаться к ней. Она приносила мне чай с лепешками и оладьями, совсем как дома, угощала персиковым вареньем и фруктовым желе собственного приготовления.

После всего, что мне пришлось пережить, эти дни казались необыкновенно спокойными и мирными, хотя я и понимала, что это не может длиться вечно. Линкс ни разу не навестил меня, но это было бы уж слишком. Стирлинг обычно приходил по вечерам. Днем он был на руднике — как говорится, наверстывал упущенное. Мне ужасно хотелось побывать там, хотя я и побаивалась немного: знала, что это оживит воспоминания об отце.

Горничная Мэри помогала мне по утрам одеться, приносила завтрак и горячую воду. Эта застенчивая девушка, казалось, чем-то напугана, но мне так и не удалось выяснить, чем именно. Затем Стирлинг, несмотря на мои возражения, переносил меня в комнату Аделаиды, что было совсем необязательно, поскольку я вполне могла доковылять туда сама. Тем не менее мне нравилась его забота. Нравилось чувствовать его, сильные, бережные руки. Он нес меня очень легко, однако я сказала ему, что такое внимание к моей слабости только напоминает о моей безрассудности.

Это случилось на третий день после моего падения. Я старательно шила ситцевую рубашку, пытаясь хоть как-нибудь загладить свой дурацкий поступок, когда тихо отворилась дверь и в комнату прошмыгнула Джессика. Я почувствовала, как у меня по спине пробежали мурашки — таким диковатым показался мне ее взгляд.

— Как дела? — спросила она и, пододвинув стул, присела рядом с кушеткой. Я невольно отшатнулась.

— Спасибо, намного лучше. Я чувствую себя преступницей. Уже вполне могла бы ходить, но Аделаида и слышать об этом не желает.

— Преступников всюду много, — она улыбнулась. — Здесь их тоже хватает.

— Неужели?

Она кивнула с видом заговорщицы — А он приходил навестить вас?

Я знала, о ком она говорит, но не подала виду.

— Кто? — спросила я.

— Он. Хозяин.

— Нет Я и не ждала его.

— Ему безразличны и сам Господь, и все кругом. Даже если бы эта лошадь убила вас, ему было бы наплевать.

— Но он предупреждал меня не брать Тэнзи Я сама во всем виновата.

— Его больше волновала лошадь — Это очень хорошая лошадь. Джесси странно посмотрела на меня — ее зрачки были невероятно расширены.

— Это ценность, — прошептала она. — Он думает о товарах, о владении, о золоте. Это единственное, что его интересует.

— Он не один такой.

Она придвинулась еще ближе, прямо-таки зажав меня между собой и спинкой кушетки.

— Но для него все это значит гораздо больше, чем для других. У него совсем нет жалости И мы это поняли. Я это поняла. Мейбелла поняла. Мой дядя тоже. Он приехал сюда никем… никем… Просто заключенный, раб. Семь лет ссылки, и через год уже хозяин над всеми нами.

— Он совершенно необыкновенный человек.

— Необыкновенный! — она рассмеялась, и ее смех напомнил мне хохот пересмешника. — Таких никогда не было на свете. Наверно, и сейчас нет. Бойся Линкса. Он словно завораживает людей. Мой дядя, Мейбелла… Посмотри, что случилось с Мейбеллой. Он убил ее.

— Мейбеллу?

— Ведь он женился на ней. Зачем? Разве она была ему нужна? Разве он любил ее? Нисколько. — Она щелкнула пальцами. — А что случилось с Мейбеллой, а? Ты знаешь?

— Нет, но мне хотелось бы знать.

Отворилась дверь, и в комнату вошла Аделаида. Увидев Джессику, она нахмурилась, затем спокойно сказала — А, Джесси, хорошо, я как раз приготовила кофе.

Она внесла поднос, накрытый вышитой салфеткой. По комнате распространился чудный аромат кофе.

Я знала: пока Аделаида в комнате, Джессика будет молчать.

Аделаида поставила поднос и разлила кофе по чашкам.

— Налей побольше молока. Нора. Тебе это полезно сейчас. Держи, Джесси.

Когда та брала чашку, руки у нее слегка дрожали — Думаю, завтра ты сможешь немного походить, Нора. Только недолго. Можно погулять по саду, но в лес не ходи, хорошо?

Джесси, не проронив больше ни слова, ушла.

Аделаида сказала:

— Она болтала всякие глупости? Иногда с ней это бывает. Боюсь, сегодня она не в духе. Не стоит обращать внимание на всю эту чепуху.

Тем не менее, мне не терпелось узнать версию Джессики о том, что произошло с Мейбеллой.

Через неделю нога совершенно зажила, и я уже изо всех сил старалась помогать Аделаиде. Училась готовить, занималась садом, шила и вскоре стала в доме как родная дочь. Аделаида и Стирлинг были довольны мной Моя помощь была действительно нужна, поскольку аборигены то и дело «отлучались», при этом «позабыв» вернуться. Даже страх перед Линксом не мог помешать им, а точнее, и был причиной бегства. Если же исчезал кто-нибудь из белых слуг, это означало, что он отправился искать золото.

— И зачем только они нашли его в Виктории! — восклицала Аделаида.

Вскоре мы опять отправились верхом — на этот раз осмотреть рудник. По совету Стирлинга я взяла красновато-гнедую кобылу, которую не вполне удачно назвали Королевой Анной — это было нечто среднее между старой клячей Блэнделл и норовистой Тэнзи.