Неистовая принцесса

Девчонка не плакала, зато яростно вырывалась. Аларик крепко держал ее за запястья одной рукой, а другой вершил правосудие. Он понимал, что может заплатить за это дорогую цену кому-то из высокопоставленных англичан, но… Детей надо воспитывать.

Когда девчонка поняла, что ей не вырваться, она вдруг затихла. После десяти добрых шлепков Аларик спустил ее на пол.

Она мгновенно выпрямилась и повернулась к нему. В ее глазах стояли слезы, подбородок дрожал, но она надменно вскинула голову и в ярости топнула ногой.

— Ты знаешь, кто я?!

Аларик скрестил руки на груди и широко улыбнулся.

— По-моему, я несколько раз спрашивал тебя об этом, но ты не соизволила ответить.

— Я дочь Гарольда!

— А кто такой Гарольд?

— Сын Годвина! Гарольд — мой отец, и тебе придется пожалеть о содеянном.

Аларик рассмеялся. Похоже, его смех окончательно лишил ее рассудка. Она снова топнула ногой и, указывая на него пальцем, выкрикнула:

— Вильгельм, ублюдочный нормандский герцог, ты об этом пожалеешь!

Аларик поднял бровь.

— Прошу прощения, но я не герцог Вильгельм.

Девочка оторопела.

— Ты не герцог Вильгельм?

― Нет. — На его лице появилось подобие улыбки. — Но я нормандский ублюдок, mademoiselle, так что извинение за вами.

— Извинение? — Она выпрямилась, словно не веря собственным ушам. Аларик смотрел на нее и чувствовал, что его гнев сменяется изумлением. Перед ним стояла маленькая красавица, правда, скандальная и непримиримая. Ему было жаль Гарольда, сына Годвина. Эта девочка наверняка часто приводит его в ярость. На месте Гарольда Аларик выдал бы ее замуж за сильного. и сурового рыцаря сразу же по достижении брачного возраста.

Девочка высокомерно произнесла:

— Когда в аду все черти померзнут, сэр, только тогда вы услышите от меня извинения. И еще обещаю вам, что вы дорого заплатите за то, что так несправедливо обошлись со мной.

Она повернулась и вышла из комнаты, умудрившись громко хлопнуть массивной деревянной дверью. Аларик поморщился: звук больно отозвался в его голове. Он лег на спину и стал растирать пальцами виски. Он мечтал о том, чтобы заспать боль, но не успела черноволосая дочь Гарольда уйти, как раздался стук в дверь.

— Аларик! Пора вставать, друг мой! — В комнату вошел Вильгельм. На нем была нарядная алая накидка. — Король собирается на охоту. Мы тоже поедем. А ты только еще просыпаешься?

Аларик застонал и открыл один глаз. Вильгельм, несмотря на изрядное количество выпитого вчера вина и эля, выглядел свежим и бодрым. Аларик сел в кровати, спустил ноги на пол и сжал голову ладонями.

— Я еще не проснулся. У меня была посетительница сегодня утром. Роста вот такого, — он показал рукой, — а злобная — словно гадюка.

Вильгельм рассмеялся.

— Ну, тогда ты, я так понимаю, познакомился с Фаллон, леди из дома Годвина.

— Именно, — пробормотал Аларик. Он вопросительно поднял бровь. — А ты уже встречал ее?

— О да! Она пообщалась со мной в зале. Она хотела насыпать мусору в ботинки. Впрочем, она не испытывает угрызений совести по этому поводу. В этом нет ничего страшного, заявила она, потому что все мы, норманны, не умеем себя вести и не уважаем закон. Мы грубые варвары. Если бы мы не вели себя как дикари, граф Юстас не затеял бы драку с англичанами в Дувре и ее семья не оказалась бы в опале.

Аларик хмыкнул.

— Если ее семья в опале, то, что здесь делает эта милая малышка?

Вильгельм засмеялся, хлопнул Аларика по спине.

— Неужто такой славный рыцарь, как ты, не может поладить с маленькой девочкой? Кажется, она любимица Эдуарда и находится здесь по его повелению, как и младший сын Годвина Вулфнот. Я думаю, что я кого-нибудь из них заберу с собой в Нормандию.

— Господи, хоть бы это был Вулфнот, а не эта кошмарная девчонка!

Вильгельм направился к двери.

— Посмотрим. Одевайся и выходи побыстрее во двор. Ты знаешь привычки Эдуарда — он будет еще просить у Бога благословения на охоту. Так что поторопись.

— Вильгельм! — окликнул его Аларик. Вильгельм остановился. Аларик встал, закутавшись в простыню. — Должен предупредить, что она до такой степени меня разозлила, что я ее выпорол. Если она пойдет жаловаться к Эдуарду, я хочу, чтобы ты был готов к этому.

Вильгельм выгнул бровь и на мгновение задумался.

— Не думаю, чтобы наша маленькая подруга стала жаловаться. Она любит многое делать по-своему. Кроме того, Эдуард может выговорить ей за то, что она вела себя невежливо с гостем, и вряд ли Фаллон захочется быть наказанной дважды за одну и ту же проказу… Одевайся! Время поджимает. А я пойду по делам.

С этими словами Вильгельм вышел из комнаты.

Аларик отбросил простыню и надел наколенники, вязаные краги и рейтузы. Затем он влез в чистую рубашку и накинул поверх нее короткий кожаный передник. Сверху он набросил накидку с золотой брошью, на которой был изображен герб рода Анлу — ястреб, парящий над большой кошкой. Накидка была сшита из толстой темно-красной шерстяной ткани, подбитой шелком и отороченной мехом. Вильгельм научил его не отрицать свое происхождение, а гордиться им. Пусть на него смотрят как на человека, который всем обязан только себе.

Аларик поспешил вниз. Лошади, ястребы, соколы и сокольничие уже были в сборе, и Эдуард начал возносить молитву.

За час они подбили множество птиц. Эдуард приказал отправить ястребов и соколов во дворец. Теперь начиналась охота на оленей и кабанов.

Эдуард, Вильгельм и Аларик ехали рядом. Прислуга осталась позади. Они беседовали, сравнивая Нормандию и Англию. Вильгельм был чрезвычайно любезен. Он выразил свое сочувствие Эдуарду, когда король пожаловался на Годвина.

Однако затем король со вздохом признал, что Годвин всегда стоял бок о бок с ним, занимался административными вопросами и вершил правосудие.

― У нас гордые люди, — сказал Эдуард. — Вы понимаете, они верят в свой закон. Даже самый бедный раб находит, чем гордиться. Он горд тем, что принадлежит сильному тану. Земледельцы гордятся тем, что они не рабы, а вилланы, тем, что стоят над земледельцами. Таны гордятся своим графом или епископом, от которого получают землю, а больше всего горды люди, которые получают землю непосредственно от короля, то есть от меня. Они собираются в «сотнях» — на собраниях округов — и образуют комитеты, если возникает какая-то ситуация. Они все еще отмечают языческие праздники, однако все они ревностные христиане. Можете представить, как ужаснула меня эта печальная история с Юстасом в Дувре. Но Годвин отказался наказать город, потому что по закону люди имеют право защищать свою собственность. Вы понимаете, Вильгельм?

— О да! — с готовностью подтвердил Вильгельм.

Аларик бросил на него быстрый взгляд. Нет, Вильгельм этого не понимал. В Нормандии власть представлял он. Того, кто пытался усомниться в этом, сметали быстро и безжалостно. Как однажды признался Вильгельм, он боролся с момента рождения и усвоил, что непререкаемая и жесткая дисциплина — это в конечном итоге самый мягкий способ достижения цели. В этом англичане отличались — и притом весьма существенно — от норманнов. Аларик хорошо это осознал, когда услышал рассказ о том, как правящий комитет — совет старейшин — реагировал на угрозу гражданской войны между сторонниками Эдуарда и Гарольда. Божий помазанник король — лицо неприкосновенное, в этом нет сомнения, но он не может стоять над законом. Один из английских слуг в зале объяснил Аларику, что король подотчетен закону даже в большей степени, чем простой смертный. Ведь в конечном счете он король и должен служить примером своим подданным.

— Бог сделал меня королем, — промолвил Эдуард, натягивая поводья. — Но как он, будучи таким мудрым, не позаботился о том, чтобы даровать мне детей?

— Он мудр, Эдуард, — негромко сказал Вильгельм. — Он сделал тебя святым. Мы, вероятно, не станем таковыми.

Эдуард погладил бороду. Его лицо вытянулось, погрустнело, и Аларику стало жаль английского короля. Жизнь сделала его печальным, странным и даже праведным. Если бы он получал от жизни такое же удовольствие, как от охоты!